В первую неделю Второй мировой войны в Лондоне погибли сотни тысяч собак и кошек.
Сотнями стояли горожане, аккуратно выстроившись перед приютом для животных. С ними ждали кошки и собаки. Для животных жизнь здесь подошла к концу.
Люди принесли своих любимцев, чтобы их умертвили.
По всему городу в эти дни умирали домашние животные. Ветеринарные клиники и приюты для животных были заняты беспрецедентной работой по уничтожению. Крупные предприятия организовали ночные смены, поскольку иначе не справлялись с работой.
Это произошло в сентябре 1939 года, в первые недели Второй мировой войны. По меньшей мере 400 тысяч собак и кошек пали тогда жертвами расправы в одном только Лондоне — четверть всех домашних животных.
Союз по защите собак NCDL использовал для усыпления хлороформ; помощники должны были убивать собак ударами тока. Вскоре предприятия уже не знали, куда девать трупы. Большинство были отнесены к большому санаторию для животных, который в трудный момент предложил для этих целей луг на своей территории.
Сегодня там даже нет памятной дощечки, которая бы напоминала о массовом захоронении. Вероятно, этот эпизод плохо вписывается в собственный образ британцев: всплеск коллективной истерии в стране, считающей себя любительницей животных.
Развязавшийся убой начался более или менее спонтанно, без убедительных причин. Это подтверждает британский историк Хильда Кин. В ее последней книге она пытается выяснить, что могло привести к бойне домашних животных. (*).
Общество защиты животных RSPCA, к которому она обратилась за информацией для расследования, сначала заявило, что не имеет об этом понятия и что о массовом уничтожении животных в начале войны ничего неизвестно. Однако, еще тогда все крупные ежедневные газеты подхватили тему убоя, часть из них была настроена критически. Само общество RSPCA подробно описывало объем акции в отчете о деятельности в военные годы. Защитники животных даже заблаговременно, в ожидании воздушных атак, пополняли запасы хлороформа и боеприпасов. Когда же война начала требовать все больше и больше человеческих жертв, судьба животных оказалась в забвении.
Кин собрала разнообразный материал — не только официальные документы и газетные объявления, но и личные дневники и письма людей.
Вывод Кин: в повседневной жизни британцы практически не выказывали паники. Продукты еще не нормировались, и для животных, как и прежде, было достаточно мяса больных лошадей. Также не было непосредственной опасности для жизни и здоровья; воздушные атаки на Лондон начались только летом 1940 года.
Очевидно, владельцы ликвидировали своих животных просто из предосторожности, из-за неясного страха перед тем, что может произойти.
Несомненно, просто беспомощное ожидание войны было изнурительным. И поэтому власти рекомендовали активно к ней готовиться. Горожане прислушались. «Они отправили детей за город, сшили шторы, чтобы завесить окна, и перекопали свои грядки для выращивания овощей, — пишет Кин. — И убили своих домашних животных».
Никаких указаний для этого не было. И позиция властей сначала была неоднозначной. Официальное руководство рекомендовало тем, кто не сможет заботиться о безопасности своих животных, рассмотреть возможность усыпления. С другой стороны, в скором времени государству пришлось заботиться о пропитании и крове для выживших домочадцев.
Четкие указания в начале войны, считает автор, могли бы спасти многих четверолапых. Эксперты в правительстве, очевидно, не подумали, что домашние животные в городах давно уже получили новую функцию. Они перестали расчетливо оцениваться, как когда-то сельскохозяйственные животные, по даваемому ими количеству мяса, яиц или молока. Также и от сторожевой и охотничьих служб они были, в основном, освобождены. Теперь они просто жили с людьми и стали любимыми членами семьи.
С изменениями пришли и непривычные заботы: что делать, если собака паникует во время воздушной тревоги? Если ей нельзя в бомбоубежище? Если кошка попадет под газовую атаку?
Многие владельцы животных содрогнулись, представив себе, как их подопечные должны будут оголодавшими бродить по разбомбленным кварталам. Кроме того нельзя было исключить, что нацистские войска скоро захватят остров. Впервые с 1688 года грозило вторжение врага.
В этой ситуации некоторые горожане даже подумывали убить собственных детей, чтобы избавить их от этого ужаса. Новым было то, что четвероногие создания смогли вызвать аналогичное чувство сострадания.
Историк Кин нашла немало примеров эмпатического отношения к домашним животным. Так черно-белый кот-подкидыш Лулу должен был умереть, потому что его хозяин посчитал невыносимым подвергать животное опасностям войны или отдать его в чужие руки — слишком глубокой была между ними связь. Смерть Лулу оставила, как уверял мужчина, «невыразимо глубокое чувство потери и скорби».
В итоге убийство из жалости среди человеческих детей не практиковалось в реальности, а вот среди животных — повсеместно. Им, как оказалось, просто не повезло: теперь они, почти как люди, вызывали глубокое сострадание. Но все еще оставались животными, чтобы в сомнительном случае их можно было убить.
Небольшое неудобство могло иметь решающее значение. Белый кролик Минни жил в зажиточном хозяйстве; обе хозяйские дочки возили его гулять в коляске для кукол. Когда семья от страха перед бомбами переехала к морю, Минни с собой взять было нельзя. Их друг застрелил животное, и кролик вернулся на стол в виде паштета. Дочь Алисон была несколько шокирована, но затем охотно положила себе мяса Минни: «Если кто-то должен ее съесть, то лучше тогда мы».
Но уже весной 1940 года, кажется, многие владельцы животных начали мучиться от раскаяния. Современники говорили о «Холокосте» — от древнегреческого слова, обозначающего жертвоприношение животных. Для обозначения убийств и преследования евреев этот термин начал использоваться только с 1942 года.
В последующие военные годы судьба выживших животных приняла неожиданный оборот. В письмах и газетных статьях люди трогательно писали, как выстояли в трудное время вместе со своими любимцами. Делились всем, и пищей, когда ее стало не хватать. Иногда голодающие люди стыдливо питались низкосортной кониной, иногда оставшийся кусок деликатесного филе отдавался домашнему животному. Часто за кормом для животных люди стояли так же долго, как и за собственными продуктами.
Хотя кормить кошек молоком было запрещено — по официальным оценкам эти лакомки выпивали до 80 миллионов литров молока в год. Но этот запрет существовал только на бумаге. Власти, вероятно, справедливо предположили, что это неосуществимо среди населения. К тому же они оценили патриотическую службу кошек в борьбе против крыс и мышей.
Собаки, в свою очередь, оказались полезными во время поисков жертв бомбардировок. По Лондону ходила история о псе Споте, который в течение 12 часов пытался раскопать засыпанную обломками семью своих хозяев — к сожалению, тщетно, все были мертвы. Полностью истощенный пес попал в ветеринарную клинику, где ему обработали кровоточащие лапы.
Прежде всего, животные помогали своим жизнерадостным нравом, они поднимали настроение и боевой дух — даже, и особенно, самые маленькие.
Местную славу получил воробей Кларенс. Его спасла вдова, которая помогала силам противовоздушной обороны. У нее Кларенс научился некоторым трюкам. Он играл в перетягивание каната со шпилькой, и при слове «сирена» он шмыгал в крошечное укрытие.
Кларенс был рядом и тогда, когда вдова делала обход бомбоубежищ. Веселый воробей умел развеселить свою публику при любых невзгодах. Кларенс прожил 12 лет, семь недель и четыре дня у вдовы. Когда воробей умирал, она протянула ему шампанское, которое он с удовольствием отхлебнул.
Писательница, жившая в те годы, писала, в чем заключалась ценность братьев наших меньших: они ничего не знали о войне и мучающих людей проблемах. Они жили обычной жизнью посреди разрушенного мира.
«Это были необычайные времена», — пишет Кин и подразумевает этим не убийства, которые были для нее лишь вопиющим отклонением на шкале того, что может случиться с домашними животными. Исключительной, считает она, была именно глубокая душевная связь между людьми и животными в течение военных лет.
В напряженной повседневной жизни послевоенного периода, напротив, многие животные снова опускались до уровня собственности, от которой каждый может избавиться без каких-либо веских причин.
Собачий приют Battersea жаловался на растущее число лондонцев, которые приносят своих питомцев, и только потому, что корм для них стал слишком дорогим. В 1947 году из-за недостаточной вместимости приютов снова должны были быть умерщвлены более 15 тысяч, якобы бродячих, собак.
* Хильда Кин: «Великая бойня кошек и собак» («The Great Cat and Dog Massacre»).
matveychev-oleg.livejournal.com
В первую неделю Второй мировой войны в Лондоне погибли сотни тысяч собак и кошек, их попросили умертвить их хозяева. Из любви.
Сотнями стояли горожане, аккуратно выстроившись перед приютом для животных на севере Лондона. С ними ждали кошки и собаки. Для животных жизнь здесь подошла к концу.
Люди принесли своих любимцев, чтобы их умертвили.
По всему городу в эти дни умирали домашние животные. Ветеринарные клиники и приюты для животных были заняты беспрецедентной работой по уничтожению. Крупные предприятия организовали ночные смены, поскольку иначе не справлялись с работой.
Это произошло в сентябре 1939 года, в первые недели Второй мировой войны. По меньшей мере 400 тысяч собак и кошек пали тогда жертвами расправы в одном только Лондоне — четверть всех домашних животных.
Союз по защите собак NCDL использовал для усыпления хлороформ; помощники должны были убивать собак ударами тока. Вскоре предприятия уже не знали, куда девать трупы. Большинство были отнесены к большому санаторию для животных, который в трудный момент предложил для этих целей луг на своей территории.
Сегодня там даже нет памятной дощечки, которая бы напоминала о массовом захоронении. Вероятно, этот эпизод плохо вписывается в собственный образ британцев: всплеск коллективной истерии в стране, считающей себя любительницей животных.
Развязавшийся убой начался более или менее спонтанно, без убедительных причин. Это подтверждает британский историк Хильда Кин (Hilda Kean). В ее последней книге она пытается выяснить, что могло привести к бойне домашних животных. (*).
Общество защиты животных RSPCA, к которому она обратилась за информацией для расследования, сначала заявило, что не имеет об этом понятия и что о массовом уничтожении животных в начале войны ничего неизвестно. Однако, еще тогда все крупные ежедневные газеты подхватили тему убоя, часть из них была настроена критически. Само общество RSPCA подробно описывало объем акции в отчете о деятельности в военные годы. Защитники животных даже заблаговременно, в ожидании воздушных атак, пополняли запасы хлороформа и боеприпасов. Когда же война начала требовать все больше и больше человеческих жертв, судьба животных оказалась в забвении.
Кин собрала разнообразный материал — не только официальные документы и газетные объявления, но и личные дневники и письма людей.
Вывод Кин: в повседневной жизни британцы практически не выказывали паники. Продукты еще не нормировались, и для животных, как и прежде, было достаточно мяса больных лошадей. Также не было непосредственной опасности для жизни и здоровья; воздушные атаки на Лондон начались только летом 1940 года.
Очевидно, владельцы ликвидировали своих животных просто из предосторожности, из-за неясного страха перед тем, что может произойти.
Несомненно, просто беспомощное ожидание войны было изнурительным. И поэтому власти рекомендовали активно к ней готовиться. Горожане прислушались. «Они отправили детей за город, сшили шторы, чтобы завесить окна, и перекопали свои грядки для выращивания овощей, — пишет Кин. — И убили своих домашних животных».
Никаких указаний для этого не было. И позиция властей сначала была неоднозначной. Официальное руководство рекомендовало тем, кто не сможет заботиться о безопасности своих животных, рассмотреть возможность усыпления. С другой стороны, в скором времени государству пришлось заботиться о пропитании и крове для выживших домочадцев.
Süddeutsche Zeitung07.07.2017Die Welt24.05.2017Die Welt23.03.2017Четкие указания в начале войны, считает автор, могли бы спасти многих четверолапых. Эксперты в правительстве, очевидно, не подумали, что домашние животные в городах давно уже получили новую функцию. Они перестали расчетливо оцениваться, как когда-то сельскохозяйственные животные, по даваемому ими количеству мяса, яиц или молока. Также и от сторожевой и охотничьих служб они были, в основном, освобождены. Теперь они просто жили с людьми и стали любимыми членами семьи.
С изменениями пришли и непривычные заботы: что делать, если собака паникует во время воздушной тревоги? Если ей нельзя в бомбоубежище? Если кошка попадет под газовую атаку?
Многие владельцы животных содрогнулись, представив себе, как их подопечные должны будут оголодавшими бродить по разбомбленным кварталам. Кроме того нельзя было исключить, что нацистские войска скоро захватят остров. Впервые с 1688 года грозило вторжение врага.
В этой ситуации некоторые горожане даже подумывали убить собственных детей, чтобы избавить их от этого ужаса. Новым было то, что четвероногие создания смогли вызвать аналогичное чувство сострадания.
Историк Кин нашла немало примеров эмпатического отношения к домашним животным. Так черно-белый кот-подкидыш Лулу должен был умереть, потому что его хозяин посчитал невыносимым подвергать животное опасностям войны или отдать его в чужие руки — слишком глубокой была между ними связь. Смерть Лулу оставила, как уверял мужчина, «невыразимо глубокое чувство потери и скорби».
В итоге убийство из жалости среди человеческих детей не практиковалось в реальности, а вот среди животных — повсеместно. Им, как оказалось, просто не повезло: теперь они, почти как люди, вызывали глубокое сострадание. Но все еще оставались животными, чтобы в сомнительном случае их можно было убить.
Небольшое неудобство могло иметь решающее значение. Белый кролик Минни жил в зажиточном хозяйстве; обе хозяйские дочки возили его гулять в коляске для кукол. Когда семья от страха перед бомбами переехала к морю, Минни с собой взять было нельзя. Их друг застрелил животное, и кролик вернулся на стол в виде паштета. Дочь Алисон была несколько шокирована, но затем охотно положила себе мяса Минни: «Если кто-то должен ее съесть, то лучше тогда мы».
Но уже весной 1940 года, кажется, многие владельцы животных начали мучиться от раскаяния. Современники говорили о «Холокосте» — от древнегреческого слова, обозначающего жертвоприношение животных. Для обозначения убийств и преследования евреев этот термин начал использоваться только с 1942 года.
В последующие военные годы судьба выживших животных приняла неожиданный оборот. В письмах и газетных статьях люди трогательно писали, как выстояли в трудное время вместе со своими любимцами. Делились всем, и пищей, когда ее стало не хватать. Иногда голодающие люди стыдливо питались низкосортной кониной, иногда оставшийся кусок деликатесного филе отдавался домашнему животному. Часто за кормом для животных люди стояли так же долго, как и за собственными продуктами.
Хотя кормить кошек молоком было запрещено — по официальным оценкам эти лакомки выпивали до 80 миллионов литров молока в год. Но этот запрет существовал только на бумаге. Власти, вероятно, справедливо предположили, что это неосуществимо среди населения. К тому же они оценили патриотическую службу кошек в борьбе против крыс и мышей.
Собаки, в свою очередь, оказались полезными во время поисков жертв бомбардировок. По Лондону ходила история о псе Споте, который в течение 12 часов пытался раскопать засыпанную обломками семью своих хозяев — к сожалению, тщетно, все были мертвы. Полностью истощенный пес попал в ветеринарную клинику, где ему обработали кровоточащие лапы.
Прежде всего, животные помогали своим жизнерадостным нравом, они поднимали настроение и боевой дух — даже, и особенно, самые маленькие.
Местную славу получил воробей Кларенс. Его спасла вдова, которая помогала силам противовоздушной обороны. У нее Кларенс научился некоторым трюкам. Он играл в перетягивание каната со шпилькой, и при слове «сирена» он шмыгал в крошечное укрытие.
Кларенс был рядом и тогда, когда вдова делала обход бомбоубежищ. Веселый воробей умел развеселить свою публику при любых невзгодах. Кларенс прожил 12 лет, семь недель и четыре дня у вдовы. Когда воробей умирал, она протянула ему шампанское, которое он с удовольствием отхлебнул.
Писательница, жившая в те годы, писала, в чем заключалась ценность братьев наших меньших: они ничего не знали о войне и мучающих людей проблемах. Они жили обычной жизнью посреди разрушенного мира.
«Это были необычайные времена», — пишет Кин и подразумевает этим не убийства, которые были для нее лишь вопиющим отклонением на шкале того, что может случиться с домашними животными. Исключительной, считает она, была именно глубокая душевная связь между людьми и животными в течение военных лет.
В напряженной повседневной жизни послевоенного периода, напротив, многие животные снова опускались до уровня собственности, от которой каждый может избавиться без каких-либо веских причин.
Собачий приют Battersea жаловался на растущее число лондонцев, которые приносят своих питомцев, и только потому, что корм для них стал слишком дорогим. В 1947 году из-за недостаточной вместимости приютов снова должны были быть умерщвлены более 15 тысяч, якобы бродячих, собак.
* Хильда Кин: «Великая бойня кошек и собак» («The Great Cat and Dog Massacre»).
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
inosmi.ru
Видеть ее во сне предвещает получение известия от друга или встречу с ним.
Маленькие собаки во сне означают хлопоты, заботы, суету.
Черная собака во сне означает вашего друга, который что-то затеял против вас.
Белая собака во сне — это ваш близкий друг.
А рыжая собака во сне означает очень близкого человека, мужа, жену, возлюбленного.
Порода и размер собаки во сне характеризует ваших друзей.
Пудель, шпиц и другие декоративные собачки во сне — это верный и нежный друг.
Дог во сне — это большой и умный друг. Но если во сне он оскалится на вас, то берегитесь его. Это уже не друг, а коварный враг.
Гончие и охотничьи породы во сне означают людей корыстных, которые не постесняются заработать на вас деньги или обмануть вас ради выгоды. Но если во сне вы знаете, что у вас есть охотничьи собаки, то сон предсказывает вам удачу или прибыль.
Если во сне собаки преследуют вас, то вам следует опасаться ловушек, приготовленных для вас коварными врагами.
Сторожевые собаки — это верные, преданные и сильные друзья, которые готовы защитить вас в трудную минуту.
Встретить собаку во сне означает получение известия от близкого человека или друга.
Играющая собака во сне — предвестница радостной или приятной встречи.
Ласкающаяся собака означает преданного друга. Однако если во сне к вам будет ласкаться незнакомая собака, то вам следует опасаться обмана или предательства.
Самому ласкать собаку во сне — знак того, что вы стараетесь добиться расположения близкого человека.
Огрызающаяся, лающая, рычащая, нападающая собака во сне предсказывает ссоры, скандалы, обиды.
Если вам приснится, что собака укусила вас, то вам не следует давать денег в долг своим друзьям, чтобы потом не рассориться с ними из-за этого.
Больные собаки во сне символизируют упадок в делах или утрату какого-то имущества.
Если во сне вы увидите, что маленькая собачка заболела, то вас ждет печаль и разочарования.
Сон, в котором вы увидели, что собака прячется от вас, сторонится вас или же убегает от вас, предвещает разлад в отношениях с близким другом и его охлаждение к вам.
Громкий лай слышать во сне — предвестье успеха в делах. Если во сне лай напугал вас, то известие будет неприятным. Слышать лай нескольких собак во сне — к большому скандалу или неприятностям.
Если вам приснится, что с какой-то большой рыжей собакой произошел несчастный случай, в результате которого она погибла, то вскоре вы узнаете о внезапной смерти близкого человека, который погибнет в результате похожего несчастного случая.
Грызущиеся собаки во сне — к ссоре с близким человеком.
Если вам приснится, что вашу собаку посадили на цепь или надели на нее ошейник, то знайте, что ваш друг не свободен от каких-то обязательств и вы не можете рассчитывать на его преданность.
Если же во сне вам удастся отцепить поводок, снять с собаки ошейник, то вас ждет успех в личной жизни и победа над соперниками.
Красивая белая собачка во сне предвещает получение приятных известий от близкого человека.
Грязная, мокрая, неухоженная белая собака во сне — это ваш близкий друг, который из-за вас попал в неприятное положение и имел немало неприятностей в своей семье.
Злые собаки во сне — это ваши враги. Бешеная собака во сне — это ваш лютый враг. Часто такой сон предсказывает, что вам предстоит пережить позор или унижения, вызванные необоснованными обвинениями.
Собачья будка во сне — предвестье того, что скоро вы окажетесь в стесненных обстоятельствах и будете вынуждены считаться с этим.
Ездить на собаке во сне означает прочность вашего положения и удачу в делах.
Дерущиеся между собой собаки — это соперники.
Прогуливаться с собакой во сне — знак приятного времяпрепровождения с любимым человеком.
Если во сне собака защитит вас от врагов, то знайте, что у вас есть друг, на помощь которого вы сможете рассчитывать. Смотрите толкование: животные.
www.sunhome.ru
В первую неделю Второй мировой войны в Лондоне погибли сотни тысяч собак и кошек, их попросили умертвить их хозяева. Из любви.
Сотнями стояли горожане, аккуратно выстроившись перед приютом для животных на севере Лондона. С ними ждали кошки и собаки. Для животных жизнь здесь подошла к концу.
Люди принесли своих любимцев, чтобы их умертвили.
По всему городу в эти дни умирали домашние животные. Ветеринарные клиники и приюты для животных были заняты беспрецедентной работой по уничтожению. Крупные предприятия организовали ночные смены, поскольку иначе не справлялись с работой.
Это произошло в сентябре 1939 года, в первые недели Второй мировой войны. По меньшей мере 400 тысяч собак и кошек пали тогда жертвами расправы в одном только Лондоне — четверть всех домашних животных.
Союз по защите собак NCDL использовал для усыпления хлороформ; помощники должны были убивать собак ударами тока. Вскоре предприятия уже не знали, куда девать трупы. Большинство были отнесены к большому санаторию для животных, который в трудный момент предложил для этих целей луг на своей территории.
Сегодня там даже нет памятной дощечки, которая бы напоминала о массовом захоронении. Вероятно, этот эпизод плохо вписывается в собственный образ британцев: всплеск коллективной истерии в стране, считающей себя любительницей животных.
Развязавшийся убой начался более или менее спонтанно, без убедительных причин. Это подтверждает британский историк Хильда Кин (Hilda Kean). В ее последней книге она пытается выяснить, что могло привести к бойне домашних животных. (*).
Общество защиты животных RSPCA, к которому она обратилась за информацией для расследования, сначала заявило, что не имеет об этом понятия и что о массовом уничтожении животных в начале войны ничего неизвестно. Однако, еще тогда все крупные ежедневные газеты подхватили тему убоя, часть из них была настроена критически. Само общество RSPCA подробно описывало объем акции в отчете о деятельности в военные годы. Защитники животных даже заблаговременно, в ожидании воздушных атак, пополняли запасы хлороформа и боеприпасов. Когда же война начала требовать все больше и больше человеческих жертв, судьба животных оказалась в забвении.
Кин собрала разнообразный материал — не только официальные документы и газетные объявления, но и личные дневники и письма людей.
Вывод Кин: в повседневной жизни британцы практически не выказывали паники. Продукты еще не нормировались, и для животных, как и прежде, было достаточно мяса больных лошадей. Также не было непосредственной опасности для жизни и здоровья; воздушные атаки на Лондон начались только летом 1940 года.
Очевидно, владельцы ликвидировали своих животных просто из предосторожности, из-за неясного страха перед тем, что может произойти.
Несомненно, просто беспомощное ожидание войны было изнурительным. И поэтому власти рекомендовали активно к ней готовиться. Горожане прислушались. «Они отправили детей за город, сшили шторы, чтобы завесить окна, и перекопали свои грядки для выращивания овощей, — пишет Кин. — И убили своих домашних животных».
Никаких указаний для этого не было. И позиция властей сначала была неоднозначной. Официальное руководство рекомендовало тем, кто не сможет заботиться о безопасности своих животных, рассмотреть возможность усыпления. С другой стороны, в скором времени государству пришлось заботиться о пропитании и крове для выживших домочадцев.
Четкие указания в начале войны, считает автор, могли бы спасти многих четверолапых. Эксперты в правительстве, очевидно, не подумали, что домашние животные в городах давно уже получили новую функцию. Они перестали расчетливо оцениваться, как когда-то сельскохозяйственные животные, по даваемому ими количеству мяса, яиц или молока. Также и от сторожевой и охотничьих служб они были, в основном, освобождены. Теперь они просто жили с людьми и стали любимыми членами семьи.
С изменениями пришли и непривычные заботы: что делать, если собака паникует во время воздушной тревоги? Если ей нельзя в бомбоубежище? Если кошка попадет под газовую атаку?
Многие владельцы животных содрогнулись, представив себе, как их подопечные должны будут оголодавшими бродить по разбомбленным кварталам. Кроме того нельзя было исключить, что нацистские войска скоро захватят остров. Впервые с 1688 года грозило вторжение врага.
В этой ситуации некоторые горожане даже подумывали убить собственных детей, чтобы избавить их от этого ужаса. Новым было то, что четвероногие создания смогли вызвать аналогичное чувство сострадания.
Историк Кин нашла немало примеров эмпатического отношения к домашним животным. Так черно-белый кот-подкидыш Лулу должен был умереть, потому что его хозяин посчитал невыносимым подвергать животное опасностям войны или отдать его в чужие руки — слишком глубокой была между ними связь. Смерть Лулу оставила, как уверял мужчина, «невыразимо глубокое чувство потери и скорби».
В итоге убийство из жалости среди человеческих детей не практиковалось в реальности, а вот среди животных — повсеместно. Им, как оказалось, просто не повезло: теперь они, почти как люди, вызывали глубокое сострадание. Но все еще оставались животными, чтобы в сомнительном случае их можно было убить.
Небольшое неудобство могло иметь решающее значение. Белый кролик Минни жил в зажиточном хозяйстве; обе хозяйские дочки возили его гулять в коляске для кукол. Когда семья от страха перед бомбами переехала к морю, Минни с собой взять было нельзя. Их друг застрелил животное, и кролик вернулся на стол в виде паштета. Дочь Алисон была несколько шокирована, но затем охотно положила себе мяса Минни: «Если кто-то должен ее съесть, то лучше тогда мы».
Но уже весной 1940 года, кажется, многие владельцы животных начали мучиться от раскаяния. Современники говорили о «Холокосте» — от древнегреческого слова, обозначающего жертвоприношение животных. Для обозначения убийств и преследования евреев этот термин начал использоваться только с 1942 года.
В последующие военные годы судьба выживших животных приняла неожиданный оборот. В письмах и газетных статьях люди трогательно писали, как выстояли в трудное время вместе со своими любимцами. Делились всем, и пищей, когда ее стало не хватать. Иногда голодающие люди стыдливо питались низкосортной кониной, иногда оставшийся кусок деликатесного филе отдавался домашнему животному. Часто за кормом для животных люди стояли так же долго, как и за собственными продуктами.
Хотя кормить кошек молоком было запрещено — по официальным оценкам эти лакомки выпивали до 80 миллионов литров молока в год. Но этот запрет существовал только на бумаге. Власти, вероятно, справедливо предположили, что это неосуществимо среди населения. К тому же они оценили патриотическую службу кошек в борьбе против крыс и мышей.
Собаки, в свою очередь, оказались полезными во время поисков жертв бомбардировок. По Лондону ходила история о псе Споте, который в течение 12 часов пытался раскопать засыпанную обломками семью своих хозяев — к сожалению, тщетно, все были мертвы. Полностью истощенный пес попал в ветеринарную клинику, где ему обработали кровоточащие лапы.
Прежде всего, животные помогали своим жизнерадостным нравом, они поднимали настроение и боевой дух — даже, и особенно, самые маленькие.
Местную славу получил воробей Кларенс. Его спасла вдова, которая помогала силам противовоздушной обороны. У нее Кларенс научился некоторым трюкам. Он играл в перетягивание каната со шпилькой, и при слове «сирена» он шмыгал в крошечное укрытие.
Кларенс был рядом и тогда, когда вдова делала обход бомбоубежищ. Веселый воробей умел развеселить свою публику при любых невзгодах. Кларенс прожил 12 лет, семь недель и четыре дня у вдовы. Когда воробей умирал, она протянула ему шампанское, которое он с удовольствием отхлебнул.
Писательница, жившая в те годы, писала, в чем заключалась ценность братьев наших меньших: они ничего не знали о войне и мучающих людей проблемах. Они жили обычной жизнью посреди разрушенного мира.
«Это были необычайные времена», — пишет Кин и подразумевает этим не убийства, которые были для нее лишь вопиющим отклонением на шкале того, что может случиться с домашними животными. Исключительной, считает она, была именно глубокая душевная связь между людьми и животными в течение военных лет.
В напряженной повседневной жизни послевоенного периода, напротив, многие животные снова опускались до уровня собственности, от которой каждый может избавиться без каких-либо веских причин.
Собачий приют Battersea жаловался на растущее число лондонцев, которые приносят своих питомцев, и только потому, что корм для них стал слишком дорогим. В 1947 году из-за недостаточной вместимости приютов снова должны были быть умерщвлены более 15 тысяч, якобы бродячих, собак.
* Хильда Кин: «Великая бойня кошек и собак» («The Great Cat and Dog Massacre»).
отсюда
tanya-mass.livejournal.com
В первую неделю Второй мировой войны в Лондоне погибли сотни тысяч собак и кошек, их попросили умертвить их хозяева. Из любви.
Сотнями стояли горожане, аккуратно выстроившись перед приютом для животных на севере Лондона. С ними ждали кошки и собаки. Для животных жизнь здесь подошла к концу.
Люди принесли своих любимцев, чтобы их умертвили.
По всему городу в эти дни умирали домашние животные. Ветеринарные клиники и приюты для животных были заняты беспрецедентной работой по уничтожению. Крупные предприятия организовали ночные смены, поскольку иначе не справлялись с работой.
Это произошло в сентябре 1939 года, в первые недели Второй мировой войны. По меньшей мере 400 тысяч собак и кошек пали тогда жертвами расправы в одном только Лондоне — четверть всех домашних животных.
Союз по защите собак NCDL использовал для усыпления хлороформ; помощники должны были убивать собак ударами тока. Вскоре предприятия уже не знали, куда девать трупы. Большинство были отнесены к большому санаторию для животных, который в трудный момент предложил для этих целей луг на своей территории.
Сегодня там даже нет памятной дощечки, которая бы напоминала о массовом захоронении. Вероятно, этот эпизод плохо вписывается в собственный образ британцев: всплеск коллективной истерии в стране, считающей себя любительницей животных.
Развязавшийся убой начался более или менее спонтанно, без убедительных причин. Это подтверждает британский историк Хильда Кин (Hilda Kean). В ее последней книге она пытается выяснить, что могло привести к бойне домашних животных. (*).
Общество защиты животных RSPCA, к которому она обратилась за информацией для расследования, сначала заявило, что не имеет об этом понятия и что о массовом уничтожении животных в начале войны ничего неизвестно. Однако, еще тогда все крупные ежедневные газеты подхватили тему убоя, часть из них была настроена критически. Само общество RSPCA подробно описывало объем акции в отчете о деятельности в военные годы. Защитники животных даже заблаговременно, в ожидании воздушных атак, пополняли запасы хлороформа и боеприпасов. Когда же война начала требовать все больше и больше человеческих жертв, судьба животных оказалась в забвении.
Кин собрала разнообразный материал — не только официальные документы и газетные объявления, но и личные дневники и письма людей.
Вывод Кин: в повседневной жизни британцы практически не выказывали паники. Продукты еще не нормировались, и для животных, как и прежде, было достаточно мяса больных лошадей. Также не было непосредственной опасности для жизни и здоровья; воздушные атаки на Лондон начались только летом 1940 года.
Очевидно, владельцы ликвидировали своих животных просто из предосторожности, из-за неясного страха перед тем, что может произойти.
Несомненно, просто беспомощное ожидание войны было изнурительным. И поэтому власти рекомендовали активно к ней готовиться. Горожане прислушались. «Они отправили детей за город, сшили шторы, чтобы завесить окна, и перекопали свои грядки для выращивания овощей, — пишет Кин. — И убили своих домашних животных».
Никаких указаний для этого не было. И позиция властей сначала была неоднозначной. Официальное руководство рекомендовало тем, кто не сможет заботиться о безопасности своих животных, рассмотреть возможность усыпления. С другой стороны, в скором времени государству пришлось заботиться о пропитании и крове для выживших домочадцев.
Четкие указания в начале войны, считает автор, могли бы спасти многих четверолапых. Эксперты в правительстве, очевидно, не подумали, что домашние животные в городах давно уже получили новую функцию. Они перестали расчетливо оцениваться, как когда-то сельскохозяйственные животные, по даваемому ими количеству мяса, яиц или молока. Также и от сторожевой и охотничьих служб они были, в основном, освобождены. Теперь они просто жили с людьми и стали любимыми членами семьи.
С изменениями пришли и непривычные заботы: что делать, если собака паникует во время воздушной тревоги? Если ей нельзя в бомбоубежище? Если кошка попадет под газовую атаку?
Многие владельцы животных содрогнулись, представив себе, как их подопечные должны будут оголодавшими бродить по разбомбленным кварталам. Кроме того нельзя было исключить, что нацистские войска скоро захватят остров. Впервые с 1688 года грозило вторжение врага.
В этой ситуации некоторые горожане даже подумывали убить собственных детей, чтобы избавить их от этого ужаса. Новым было то, что четвероногие создания смогли вызвать аналогичное чувство сострадания.
Историк Кин нашла немало примеров эмпатического отношения к домашним животным. Так черно-белый кот-подкидыш Лулу должен был умереть, потому что его хозяин посчитал невыносимым подвергать животное опасностям войны или отдать его в чужие руки — слишком глубокой была между ними связь. Смерть Лулу оставила, как уверял мужчина, «невыразимо глубокое чувство потери и скорби».
В итоге убийство из жалости среди человеческих детей не практиковалось в реальности, а вот среди животных — повсеместно. Им, как оказалось, просто не повезло: теперь они, почти как люди, вызывали глубокое сострадание. Но все еще оставались животными, чтобы в сомнительном случае их можно было убить.
Небольшое неудобство могло иметь решающее значение. Белый кролик Минни жил в зажиточном хозяйстве; обе хозяйские дочки возили его гулять в коляске для кукол. Когда семья от страха перед бомбами переехала к морю, Минни с собой взять было нельзя. Их друг застрелил животное, и кролик вернулся на стол в виде паштета. Дочь Алисон была несколько шокирована, но затем охотно положила себе мяса Минни: «Если кто-то должен ее съесть, то лучше тогда мы».
Но уже весной 1940 года, кажется, многие владельцы животных начали мучиться от раскаяния. Современники говорили о «Холокосте» — от древнегреческого слова, обозначающего жертвоприношение животных. Для обозначения убийств и преследования евреев этот термин начал использоваться только с 1942 года.
В последующие военные годы судьба выживших животных приняла неожиданный оборот. В письмах и газетных статьях люди трогательно писали, как выстояли в трудное время вместе со своими любимцами. Делились всем, и пищей, когда ее стало не хватать. Иногда голодающие люди стыдливо питались низкосортной кониной, иногда оставшийся кусок деликатесного филе отдавался домашнему животному. Часто за кормом для животных люди стояли так же долго, как и за собственными продуктами.
Хотя кормить кошек молоком было запрещено — по официальным оценкам эти лакомки выпивали до 80 миллионов литров молока в год. Но этот запрет существовал только на бумаге. Власти, вероятно, справедливо предположили, что это неосуществимо среди населения. К тому же они оценили патриотическую службу кошек в борьбе против крыс и мышей.
Собаки, в свою очередь, оказались полезными во время поисков жертв бомбардировок. По Лондону ходила история о псе Споте, который в течение 12 часов пытался раскопать засыпанную обломками семью своих хозяев — к сожалению, тщетно, все были мертвы. Полностью истощенный пес попал в ветеринарную клинику, где ему обработали кровоточащие лапы.
Прежде всего, животные помогали своим жизнерадостным нравом, они поднимали настроение и боевой дух — даже, и особенно, самые маленькие.
Местную славу получил воробей Кларенс. Его спасла вдова, которая помогала силам противовоздушной обороны. У нее Кларенс научился некоторым трюкам. Он играл в перетягивание каната со шпилькой, и при слове «сирена» он шмыгал в крошечное укрытие.
Кларенс был рядом и тогда, когда вдова делала обход бомбоубежищ. Веселый воробей умел развеселить свою публику при любых невзгодах. Кларенс прожил 12 лет, семь недель и четыре дня у вдовы. Когда воробей умирал, она протянула ему шампанское, которое он с удовольствием отхлебнул.
Писательница, жившая в те годы, писала, в чем заключалась ценность братьев наших меньших: они ничего не знали о войне и мучающих людей проблемах. Они жили обычной жизнью посреди разрушенного мира.
«Это были необычайные времена», — пишет Кин и подразумевает этим не убийства, которые были для нее лишь вопиющим отклонением на шкале того, что может случиться с домашними животными. Исключительной, считает она, была именно глубокая душевная связь между людьми и животными в течение военных лет.
В напряженной повседневной жизни послевоенного периода, напротив, многие животные снова опускались до уровня собственности, от которой каждый может избавиться без каких-либо веских причин.
Собачий приют Battersea жаловался на растущее число лондонцев, которые приносят своих питомцев, и только потому, что корм для них стал слишком дорогим. В 1947 году из-за недостаточной вместимости приютов снова должны были быть умерщвлены более 15 тысяч, якобы бродячих, собак.
* Хильда Кин: «Великая бойня кошек и собак» («The Great Cat and Dog Massacre»).
отсюда
socialego.mediasole.ru
Видеть ее во сне предвещает получение известия от друга или встречу с ним.
Маленькие собаки во сне означают хлопоты, заботы, суету.
Черная собака во сне означает вашего друга, который что-то затеял против вас.
Белая собака во сне — это ваш близкий друг.
А рыжая собака во сне означает очень близкого человека, мужа, жену, возлюбленного.
Порода и размер собаки во сне характеризует ваших друзей.
Пудель, шпиц и другие декоративные собачки во сне — это верный и нежный друг.
Дог во сне — это большой и умный друг. Но если во сне он оскалится на вас, то берегитесь его. Это уже не друг, а коварный враг.
Гончие и охотничьи породы во сне означают людей корыстных, которые не постесняются заработать на вас деньги или обмануть вас ради выгоды. Но если во сне вы знаете, что у вас есть охотничьи собаки, то сон предсказывает вам удачу или прибыль.
Если во сне собаки преследуют вас, то вам следует опасаться ловушек, приготовленных для вас коварными врагами.
Сторожевые собаки — это верные, преданные и сильные друзья, которые готовы защитить вас в трудную минуту.
Встретить собаку во сне означает получение известия от близкого человека или друга.
Играющая собака во сне — предвестница радостной или приятной встречи.
Ласкающаяся собака означает преданного друга. Однако если во сне к вам будет ласкаться незнакомая собака, то вам следует опасаться обмана или предательства.
Самому ласкать собаку во сне — знак того, что вы стараетесь добиться расположения близкого человека.
Огрызающаяся, лающая, рычащая, нападающая собака во сне предсказывает ссоры, скандалы, обиды.
Если вам приснится, что собака укусила вас, то вам не следует давать денег в долг своим друзьям, чтобы потом не рассориться с ними из-за этого.
Больные собаки во сне символизируют упадок в делах или утрату какого-то имущества.
Если во сне вы увидите, что маленькая собачка заболела, то вас ждет печаль и разочарования.
Сон, в котором вы увидели, что собака прячется от вас, сторонится вас или же убегает от вас, предвещает разлад в отношениях с близким другом и его охлаждение к вам.
Громкий лай слышать во сне — предвестье успеха в делах. Если во сне лай напугал вас, то известие будет неприятным. Слышать лай нескольких собак во сне — к большому скандалу или неприятностям.
Если вам приснится, что с какой-то большой рыжей собакой произошел несчастный случай, в результате которого она погибла, то вскоре вы узнаете о внезапной смерти близкого человека, который погибнет в результате похожего несчастного случая.
Грызущиеся собаки во сне — к ссоре с близким человеком.
Если вам приснится, что вашу собаку посадили на цепь или надели на нее ошейник, то знайте, что ваш друг не свободен от каких-то обязательств и вы не можете рассчитывать на его преданность.
Если же во сне вам удастся отцепить поводок, снять с собаки ошейник, то вас ждет успех в личной жизни и победа над соперниками.
Красивая белая собачка во сне предвещает получение приятных известий от близкого человека.
Грязная, мокрая, неухоженная белая собака во сне — это ваш близкий друг, который из-за вас попал в неприятное положение и имел немало неприятностей в своей семье.
Злые собаки во сне — это ваши враги. Бешеная собака во сне — это ваш лютый враг. Часто такой сон предсказывает, что вам предстоит пережить позор или унижения, вызванные необоснованными обвинениями.
Собачья будка во сне — предвестье того, что скоро вы окажетесь в стесненных обстоятельствах и будете вынуждены считаться с этим.
Ездить на собаке во сне означает прочность вашего положения и удачу в делах.
Дерущиеся между собой собаки — это соперники.
Прогуливаться с собакой во сне — знак приятного времяпрепровождения с любимым человеком.
Если во сне собака защитит вас от врагов, то знайте, что у вас есть друг, на помощь которого вы сможете рассчитывать. Смотрите толкование: животные.
www.sunhome.ru
Журналисты знали только его имя, остальное – в тумане, даже амплуа. Болтался где-то в Португалии, даже не играл толком, лечил стопу – и вот приплыли: презентация в «Атлетико». Президент Энрике Сересо назвал Диего Косту вторым Кака, но что у них общего, кроме национальности? Да вот же, смотрите, предложил пресс-секретарь клуба, и раздал журналистам DVD с записью игры Диего Косты. Тем летом «Атлетико» взял Форлана, Рейеса, Луиса Гарсию, Тиаго Мотту и Симау Сабросу, поэтому история с диском напоминала розыгрыш. Тренер Хавьер Агирре тоже решил, что его разыгрывают, когда это бразильское чудо вышло на тренировку с развязанными шнурками и срезало круги на пробежке. «Этот парень – просто заноза в заднице», – сказал Агирре директору «Атлетико» Хесусу Гарсии Питарху. – «Это восемнадцатилетний ребенок, он пропустил полгода из-за операции на ноге, вот и не затянул шнурки. Объясните ему, как себя вести, это ваша работа».
Девятью месяцами ранее скаут «Атлетико» Хавьер Эрнандес приехал на игру «Брага» – «Белененсиш». Его позвал агент Нуну Патрау, устроивший в «Атлетико» защитника Зе Каштру. Теперь он показывал другого защитника, Роланду. Перекусывая перед матчем, скаут услышал разговор менеджеров «Браги» об их нападающем – почти 190 сантиметров, отдали пока во вторую лигу, и он уже забил пару мячей. Скаут заинтересовался и назавтра рванул на игру «Пенафиэла», временной команды Диего Косты – мог аккредитоваться официально, но не стал светиться, купил билет и засел на единственной трибуне. Диего Коста показался неуклюжим и полноватым, но как же ловко он управлялся с мячом – даже не верилось, что ему семнадцать.
Директор «Атлетико» Гарсия Питарх уже слышал о Диего Косте от агента Жорже Мендеша, втащившего в «Атлетико» динамовское трио Сейтаридис – Манише – Коштинья, и после восторгов скаута Эрнандеса нагрянул в Португалию. Нудил проливной дождь, поэтому Гарсия Питарх припарковался у стадиона и посмотрел игру «Варзим» – «Пенафиэл» из машины – этого хватило. Он попросил Жорже Мендеша познакомить его с Диего Костой. Встретились в Порту, насладились обедом от Сандры, жены Жорже Мендеша, Гарсия Питарх сказал, что видел три игры Диего Косты и позвал его в Мадрид. Все было здорово, только Диего Коста за два часа не сказал ни слова. Это смутило Гарсию Питарха, но Жорже Мендеш настоял: покупайте, если нравится, или его заберет «Порту».
«Атлетико» заплатил полтора миллиона евро за половину прав на человека, отыгравшего три месяца во второй португальской лиге, и поставил условие – оставшиеся до перехода полгода пусть играет в «Браге». В феврале 2007-го Диего Коста получил двадцать минут в матче Лиге Европы с «Пармой». Он успел получить желтую карточку и забить победный мяч, но через пару недель сломал плюсневую кость и закончил первый европейский сезон с интригующей статистикой – шесть голов, двенадцать предупреждений. В августе администратор «Атлетико» Педро Пабло Матесанс еле узнал Косту в аэропорту Барахас – тот прилетел в шортах и шлепках и меньше всего походил на второго Кака. «За кого вы играли в Бразилии?» – спросил на пресс-конференции журналист Серхио Перела. Диего Коста смутился. Он не знал, как бы поделикатней объяснить, что ни за кого он особо и не играл.
Уровень его первой команды был таким, что Диего Коста сам решал, кто с ним будет играть. Однажды он привел на тренировку своего глухонемого друга Марио Сезара, чем разозлил тренера Флавиньо: «Этот мальчик не может с нами заниматься. Он же не понимает, что я ему кричу». – «Я буду показывать ему пальцами. Если он уйдет, то и я с ним». На это Флавиньо пойти не мог. Режиссер Балабанов говорил: зритель любит, когда в героя всаживают пятьдесят пуль, после чего он закуривает и идет мстить. В команде Лагарто, своего родного города, Коста и был таким героем. В одной из игр он забил победный мяч после того, как ему рассекли губу и треснули по голеностопу.
Через пять лет Диего Коста переехал с семьей в Сан-Паулу и бросил в футбол. Старший брат Жаир (назвали в честь Жаирзиньо, чемпиона мира-1970) пропадал на вечеринках – а завидно же, тоже охота сводить девушку в кино, угостить в кафе, вот и устроился Диего Коста к дяде Эдсону: ездил с ним на грузовике до парагвайской границы, покупал ювелирные украшения и перепродавал их в торговом центре Galeria Pagé. Скопил на мотоцикл, завел подружку (через пять лет она стала женой), но дядя Эдсон все канючил: возвращайся в футбол, возвращайся. «Если это будет мешать мне зарабатывать, то нет, не вернусь», – отвечал Коста. Но Эдсон не отстал и привел Диего к знакомому бизнесмену, содержавшему команду с амбициозным именем «Барселона Эспортиво Капела». Диего приняли, удавалось даже совмещать с работой, но настала пора ехать на турнир в Минас-Жераис, и Коста отказался – не хотел терять деньги. «Да я все равно тебе заплачу, только поезжай», – сказал Эдсон.
На том турнире Диего Косту заметил Амаури Грасиани, президент «Юракана» – клуба, за который нападающий Дондиньо (чуть больше известный, как отец Пеле) забил пять мячей в одном матче, и все головой. C «Юраканом» Коста проник на юниорский чемпионат Сан-Паулу, куда съехались главные скауты и агенты. В полуфинале Диего ударил соперника, нахамил судье, нарвался на четырехмесячную дисквалификацию, но все равно вышел в финале («Понятия не имею, кто дергал нитки за кулисами, но мне разрешили сыграть», – сказал он потом в интервью El País) и забил победный мяч. После финала, отшумевшего на стадионе «Коринтианса», агент Жорже Мендеш предложил Косте переехать в португальскую «Брагу». Отец и дядя отговаривали, убеждали, что выгоднее перейти в «Сан-Каэтано», а мама плакала: когда Диего было пятнадцать дней, она уложила его спать, отвлеклась на стирку, вернулась в детскую за остатками белья и увидела в кроватке ядовитую змею, кораллового аспида. Жозелейде, детский врач, понимала: если укусит – Диего за пару минут истечет кровью и умрет. Она аккуратно взяла сына за плечи и резко потянула на себя. Прошло семнадцать лет, но она все еще не готова была отпустить его так далеко – в Португалию. «Если не отпустите, я все равно сбегу», – объявил Диего Коста.
Не прошло и года, как Жорже Мендеш устроил Косту в «Атлетико». Диего дебютировал в товарищеской игре с «Сельтой», которая его вскоре и арендовала. «Он пока не понимает, как вести себя в команде, – сказал Гарсия Питарх своему коллеге из «Сельты» Рамону Мартинесу, – Если вы не научите его быть профессионалом, это будет катастрофа – вы лишите меня будущей суперзвезды». Коста начал с того, что после гола «Хересу» взвился над мячом, как бык над тореадором, разозлил игрока «Хереса» Антонито, сцепился с ним и получил красную карточку. Косте не хватало тренировок и матчей, поэтому вечерами он играл на университетском поле рядом с домом, а в остальное время смотрел по телевизору бразильский чемпионат.
Через два месяца после «Хереса» Диего снова удалился – на девятнадцатой минуте игры с дублем «Севильи». Первая желтая – за нырок, вторая – за крик на судью. Неделей ранее Коста ударил коленом в голову бразильского защитника «Малаги» Велигтона, которому наложили шесть швов. Причина – Велигтон бил по ногам нового друга Косты, Квинси Овусу-Абейе, арендованного у «Спартака» (их дружбе не мешало то, что один не говорил по-английски, а второй по-португальски – хватало и жестов). «Я не боксер, мне не нужно бить людей, чтобы хорошо играть, – сказал Диего в интервью Marca. – Велигтон же с радостью лупил и Квинси, и меня, но мы не хныкали, как он. Он повел себя, как девчонка. Наверно, ему лучше играть в волейбол». После зимних каникул Коста выпал из состава, но в марте вернулся и сравнял счет в игре с «Нумансией» через сорок три секунды после выхода на поле, а потом забил победный мяч – один из самых эффектных в карьере.
«Извините, я допоздна играл в PlayStation и проспал», – объяснил Диего опоздание на одну из апрельских тренировок. Алехандро Менендес, четвертый тренер «Сельты» в том сезоне, так изумился искренностью Косты, что простил ему и удаление в конце первого тайма матча с «Тенерифе», после которого «Сельта» упустила победу. Из-за долгов перед кредиторами «Сельта» задерживала Косте зарплату, он получил ее уже в «Атлетико», но снова не пробился там в состав и узнал, что его зовет тренер «Альбасете» Хуан Игнасио Мартинес, который не послушался вице-президента Гонсало Панадеро, предупредившего: «Если мы возьмем Косту, мне придется нанять двух психологов – для него, и для тебя». У «Альбасете» не хватало денег на зарплату Диего, но директор «Атлетико» Гарсия Питарх предложил: чем больше времени он проводит на поле, тем меньше вы ему платите, остальное он получает от нас.
Приехав в Альбасете, Диего Коста удивился дважды: когда узнал, что в городе нет пляжа, и после первой игры, когда увидел уровень своих партнеров: «Мне нечего здесь делать, я возвращаюсь в Мадрид». Полузащитник Марко Навас уговорил его остаться, и Коста стал душой команды. Каждый четверг он звал к себе всех игроков на барбекю, хотя готовить умел только аргентинец Тротта, и устраивал ночные покерные турниры (однажды затянули и тренера Мартинеса, но, вернувшись домой без денег, тот в покер больше не лез, а Коста с Троттой доигрались до того, что поехали на European Poker Tour в Мадриде, где представились профессиональными картежниками из Бразилии и Аргентины). Соседка жаловалась, приезжала полиция, проверяла документы, просила не шуметь, но Коста не унимался. Соседка звонила даже Висенте Ферре де ла Росе, администратору «Альбасете»: «Диего смотрел порно, и она попросила его убавить звук, – рассказал Висенте Франу Гильену, биографу Косты. – Тогда Диего поинтересовался: «Вам что, не нравится заниматься любовью?» Жалоба Гарсии Питарху тоже не помогла: Коста включал музыку после полуночи, соседка долбила в стену, но он делал еще громче. А потом Диего завел йоркширского терьера, и шум в его квартире не стихал, даже когда он уезжал на тренировки.
Правда, тренировался Коста не всегда. Денег в «Альбасете» хватило только на зарплату игрокам, и Диего отказался выходить на поле, пока не заплатят всем сотрудникам клуба. Через несколько дней он уточнил в раздевалке у врача, массажиста и администратора, со всеми ли рассчитались. Оказалось – нет. В раздевалке возник президент «Альбасете». Он подошел поприветствовать Косту и услышал: «Я не пожму вам руку, пока вы им не заплатите».
В игре пятого тура с «Химнастиком» Коста заработал пенальти, сам же собрался его реализовать, но в мяч вцепился полузащитник «Альбасете» Верса. Коста хмурился, сопротивлялся, тянул мяч на себя, тренер волновался – опыт конфликтов с партнерами у Диего уже был, он неделю дулся на вратаря Хонатана из-за того, что тот недостаточно быстро швырнул ему мяч – но Верса сказал, что у него день рожденья, и Коста мигом подобрел: да-да, бей, конечно.
Косте дали ласковое прозвище «гребаный бразилец». Он врубал латиноамериканские песни в автобусе, использовал корзину для белья как барабан, запирал тренеров в сауне и бросался на тренировке снежками, хотя все и так страдали от внезапных холодов. В середине мая возвращались из Сан-Себастьяна, в два часа ночи остановились на заправке, а пока разминали ноги на улице – в автобус забрались воры. Заметив это, Диего заорал по-португальски и погнался за ворами через темное поле. О пропавших вещах никто уже не думал – Косту бы вернуть. Воров он не догнал, но помог «Альбасете» остаться во второй лиге. Прощаясь с сотрудниками клуба, Диего сунул в карман экипировщика Антонио дель Рея тысячу евро. Посреди сезона, когда Коста захлопнул дверь, оставив дома ключи и голодную собаку, Антонио помог ему вскрыть замок.
После того сезона «Барселона» хотела купить Диего в свою вторую команду, давала три миллиона евро, но Гарсия Питарх отказал. Устав от аренд, Диего приехал на сборы «Атлетико» через десять дней после их старта, да еще и с семью кг лишнего веса. Пожаловался: в «Атлетико» его не ценят, вечно куда-то ссылают. Не ценят? Хочешь новый контракт? Нет проблем, но после – сезон в «Вальядолиде». В новом городе Коста поселился рядом со стадионом, полторы минуты ходьбы, но все равно умудрился опоздать на тренировку – за это тренер Мендилибар отправил его собирать виноград. Забив шесть мячей в двенадцати играх, Диего выиграл конкуренцию у ангольца Манушу, с которым проводил все свободное время. Вместе готовили фасоль с говядиной, танцевали под бразильскую поп-музыку и глумились над увлекавшимся капоэйрой защитником Нивалдо, пародируя его приемы. «Я называл Диего гомиком, – сообщил Манушу Франу Гильену, автору книги о Косте, – но он ничего не мог со мной поделать, потому что я сильнее».
Зимой в Вальядолиде похолодало, Диего намазал ноги согревающим кремом, но переборщил и так обжег ступни, что неделю ковылял в шлепках. В примере Коста забивал так же часто, как во второй лиге, но с первой красной карточкой подзадержался, получив ее только в конце марта, когда затоптал защитника «Эспаньола» Дидака Вилу. Вскоре «Вальядолид» получил третьего тренера за сезон, Хавьера Клементе. Тот стал играть в два форварда, совместив Косту и Манушу, при этом первого называл Коштиньей, а второго Манише. Когда через месяц его наконец поправили, он заявил, что как ему удобно, так и будет называть.
«Вальядолид» вылетел, а «Атлетико» влез в долги и приготовился продать Диего Косту любому, кто даст восемь миллионов евро. «Гранада» предлагала только шесть, остальные надеялись на аренду, и Диего остался, но опять опоздал на сбор, правда, всего на четыре дня, зато снова с лишними килограммами: «Просто моя мама слишком хорошо готовит, – объяснил Коста. – Но Агуэро и Форлан носятся на тренировках, как собаки, и я буду делать так же, чтобы конкурировать с ними».
На сборе Коста заигрался в покер с соседом по номеру, Франом Меридой, и проспал командное собрание, взбесив тренера Кике Флореса, а потом, паркуясь у дома, нечаянно наехал на своего йоркширского терьера: «Не могу в это поверить, я убил свою собаку! – кричал он по телефону Пауло Ассунсао, полузащитнику «Атлетико». – Он выбежал поприветствовать меня, а я не заметил его и задавил». Коста взял двух новых собак, но долго отходил от шока. Следующим летом он услышал от Жорже Мендеша: «Атлетико» принял предложение «Бешикташа», осталось подписать личный контракт, встретимся вечером в отеле. Отключив телефон, Коста вышел на тренировку и через полчаса порвал крестообразные связки.
Вместо Турции – операция, десять дней в гипсе, физиотерапия, тренировки в бассейне, потом на велотренажере, и так несколько месяцев. Чтобы скорее вернуться на поле, писал еще один биограф Косты Крис Дэвис, Диего стал бегать по лестнице и подпрыгивать, приземляясь на травмированную правую ногу. «Хочешь, чтобы меня уволили?!» – орал Оскар Питилья, фитнес-тренер «Атлетико». На второй круг Косту отдали в «Райо Вальекано», в февральской игре с «Сарагосой», конкурентом в борьбе за выживание, он готов был сыграть двадцать минут, но еще до перерыва травмировались два форварда, Трасоррас и Райко, «Сарагоса» вела 1:0, делать нечего, Коста рискнул, вышел на целый тайм и на семьдесят пятой минуте сравнял счет, а в следующих двух играх забил еще три мяча. «Мы ехали в автобусе, и, когда по радио объявили, что Коста забил, все дружно захлопали, – вспоминал в интервью Cadena COPE Фран Мерида, полузащитник «Атлетико», – Симеоне был поражен нашей реакцией».
Вернувшись в «Атлетико», Коста узнал, что за последнюю вакансию игрока без европейского паспорта он будет конкурировать с аргентинцем Сальвио. «Бетис» предложил за Диего пять миллионов евро, но он решил побороться еще раз: если уж и с шестой попытки ничего не выйдет, тогда, конечно, – с вещами на выход. После серии тренировок и товарищеских игр Симеоне отвел Косту в сторону: «Я выбрал Сальвио, но ты можешь продолжать тренироваться с нами». «Атлетико» активизировал переговоры с «Бетисом», но в то же время «Бенфика» пообещала за Сальвио одиннадцать миллионов – от такого не отказываются. Коста остался в «Атлетико», вытеснил с левого края уругвайца Родригеса и в четырех стартовых матчах поучаствовал в шести голах. «Он подбежал и крикнул: «Спасибо, придурок», – жаловался защитник «Бетиса» Антонио Амая, чья ошибка привела к голу Диего Косты в четвертьфинале Кубка Испании. «Я всю игру слышал от него расистские оскорбления», – говорил полузащитник «Севилья» Шарль Кондогбия, удаленный в полуфинале. Из двадцати мячей в том сезоне восемь Коста забил в Кубке, который «Атлетико» выиграл впервые за семнадцать лет.
Весной Диего сыграл за сборную Бразилии в товарищеских матчах с Италией и Россией, бразильские музыканты Антонио Рожерио и Чико Куэйрога посвятили ему песню El Lagarto, а летом он получил испанский паспорт, и за ним стал внимательнее следить Висенте дель Боске. В октябре пранкер с радио Cadena COPE позвонил Сколари, тренеру сборной Бразилии, и, назвавшись президентом «Атлетико» Сересо, спросил: какие планы на Диего Косту? Сколари ответил: если б чемпионат мира был сегодня, он взял бы Диего, но – только дублером Фреда.
После этого Диего Коста объявил, что хочет играть за Испанию – где его ценят и любят. Он выиграл с «Атлетико» чемпионат, но травмировал подколенное сухожилие в решающей игре с «Барселоной», перед финалом Лиги чемпионов слетал в Белград к знахарке Марьяне Ковачевич, вылечившей ван Перси и Лэмпарда мазью из лошадиной плаценты, вышел против «Реала», но продержался только семь минут. На чемпионате мира в Бразилии болельщики обзывали его предателем даже на тренировках, свистели во время игр, Коста заработал пенальти, наступив на ногу голландца Де Врея, Испания повела, но дальше – только и делала, что пропускала. Коста удивил испанцев тем, что сдружился в сборной с Серхио Рамосом, с которым жестко рубился в клубных турнирах, но на поле разочаровал.
В Англии Коста вывел свой жесткий провокационный стиль на новый уровень. Он бодался и толкался, глумился над защитником «Эвертона» Коулмэном, забившим в свои ворота, намекал защитнику «Стока» Шоукроссу, что от него разит потом, забивал семь мячей в четырех стартовых играх (Торресу потребовалось для этого сорок три игры), возмущался решениями Моуринью и Конте, а главное – вернул «Челси» чемпионский титул, не получив в том сезоне ни одной красной карточки, а новый чемпионат начал с двух победных голов на последних минутах. Если он и удивил кого-то всем этим, то только не лидеров «Челси». Впервые очутившись на тренировке в Кобхэме, Коста попросил бразильца Оскара представить его Терри, Кейхиллу и Ивановичу и сообщил: «Я собираюсь на войну. Пойдемте со мной».
Фото Gettyimages.ru/Julian Finney; REUTERS/Victor Fraile, Sergio Perez; Gettyimages.ru/Gonzalo Arroyo Moreno, Pablo Blazquez Dominguez; REUTERS/John Sibley/Action Images
ua.tribuna.com
Pragueratter | Все права защищены © 2018 | Карта сайта
