Сергей Платов - Собака тоже человек! Сергей собака
Сергей Платов - Собака тоже человек! читать онлайн
Сергей Платов
Собака тоже человек!
Действующие лица:
Даромир — недоученный колдун, балбес;
Серафима — ведьма с мутным прошлым;
Серогор — доученный белый колдун, можно сказать «мэтр»;
Антип — боярин, созидательный государственный деятель;
Селистена — боярская дочка, рыжая девица с кучей комплексов;
Кузьминична — нянька Селистены, грымза жуткая, но по большому счету справедливая;
Бодун — князь, любит выпить, не любит заниматься своими прямыми обязанностями;
Феликлист — сын князя, любимый цвет — голубой;
Демьян — дальний родственник князя, статный красавец в полном расцвете сил, но с внутренней гнильцой;
Гордобор — премьер-боярин, доученный черный колдун, но до «мэтра» не дотягивает;
Филин — слуга Гордобора, оборотень и просто мелкий пакостник;
Едрена-Матрена — хозяйка трактира, огромная и добрая;
Фрол и Федор — ратники, любят выпить, добрые по мере возможности;
Шарик — пес, большой, зубастый, верный, как все собаки;
Барсик — кот, пушистый, вредный, как все коты;
Золотуха — очаровательная сука рыжей масти («сука» — это не свойство души, а половая принадлежность).
Нечисть: спиногрызы горные, спиногрызы луговые, вампиры-живоглоты, петуния гигантская, барбуляк обыкновенный, живолизы, сыроглоты, пробыши, зенделюки.
А также: колдуны, ратники, торговцы, молодухи и прочий народ.
События происходят в далекой, почти сказочной Руси до ее крещения. В те стародавние времена сказка вполне мирно сосуществовала с реальной жизнью, а колдовство и чародейство было обычным, почти повседневным делом.
Да, на этот раз я, кажется, действительно переборщил. Принародная казнь — это слишком даже для меня. Ну да, я не безгрешен, но не до такой же степени! Я, конечно, не святой, но и казнить за такие проделки — это тоже перебор. Ну немножко в боярском потайном сундучке пошуровал, не казнить же за это? Там много чего лежало, а я только одну безделушку и взял. Попался, конечно, глупо, прямо как юнец безусый. Так обрадовался, когда перстень в руках оказался, что не услышал шороха за спиной, а уж ратные люди боярина Антипа свое дело хорошо знали. Так лихо аспиды налетели, по нотам и рукам спеленали и в холодную отволокли, что не то что колдовать, а даже пикнуть не успел. У них тут, понимаете ли, такие порядки: если вора на месте преступления поймают, так в холодную, а наутро прямо к палачу. Подумаешь, перстень с топазом в золотой оправе, так не в камнях же и в золоте тут дело было! Перстенек-то не простой, да ладно, со связанными руками даже он мне не поможет.
И ничего мне не остается, как горевать, жалеть мою буйную головушку, которую завтра палач оттяпает, и вспоминать свою не очень длинную, но вполне насыщенную жизнь. Так как времени у меня до утра еще много, то могу вам рассказать (если, конечно, вы никуда не торопитесь) немного о себе.
Да, вроде и пожил немного, но серой мою жизнь никак не назовешь. В ней органично сочетались фатальное невезение и невероятная фортуна. Родителей своих я не помню, мне было около года, когда на всю округу обрушились неурожаи и, как следствие, лютый голод. В такие года, чтобы выжить, лишних едоков просто уносили в лес и оставляли там. Так бы бесславно и закончилась моя едва начавшаяся жизнь, только корзинку с орущим от голода и холода младенцем (то есть мною) подобрал великий колдун Серогор, случайно забредший в наши края. Мне, конечно, тогда было абсолютно все равно, кто меня накормит и согреет. Только через несколько лет я понял, насколько мне повезло. Серогор отнес корзину со мной к своей давней знакомой, живущей в таежной глуши на берегу маленького лесного озера с почти черной водой. Так как своих родителей я не помнил, да и горячей любви к ним в моем сердце как-то не наблюдалось, то последующие девять лет я прожил у бабушки Серафимы.
Серафима была ведьмой. Правда, в то время я не знал общепринятого правила, что ведьмы обязательно плохие, старые и страшные. Для меня баба Сима была и матерью, и отцом, и всеми родственниками, вместе взятыми. Да и не старая она была. Хотя нет, слово «была» к ней не подходит. Она сейчас жива-здорова и прекрасно себя чувствует. На вид ей всего лет сорок, красивая, статная женщина с длинными иссиня-черными волосами, всегда аккуратно заплетенными в тугую косу, скрученную на затылке.
Ой не проста Серафимочка, ох не проста! И откуда у живущей в глуши затворницы такие манеры, что хоть сейчас во дворец на трон? А с другой стороны, судя по рассказам, мир повидала, да и в запале могла такое заковыристое словцо ввернуть, что детские уши сами собой сворачивались в трубочки. Шучу, конечно. Но, как говорится, в каждой шутке всегда есть доля шутки. И иногда, рассказывая о делах давно минувших дней, бабулька резко замолкала, словно наталкивалась на стену, и пробить эту стену мне так и не удалось. Порой мне казалось, что это бывшая боярышня, а может, и вообще княгиня, вынужденная прятаться от людей.
Но для меня она всегда останется именно бабой Симой. Кстати, это она дала мне имя — Даромир. Классное имечко, правда? Только вот ласково получилось как-то не так солидно — Дарик, Дарюша, как собаку какую-нибудь.
Девять лет Серафима учила меня азам колдовского искусства: понимать язык зверей и птиц, применять лечебные и ядовитые травы и коренья, а также простейшим заклинаниям. Не могу сказать, что я был прилежным учеником, но уж очень не хотелось расстраивать мою бабульку, и все, чему она научила, до сих пор покоится в моей голове в абсолютном порядке. Чего никак не скажешь о позднее полученных мною знаниях.
Эх, я только сейчас понимаю, что это были самые счастливые и беззаботные годы в моей жизни. Когда я скромно перевалил через свой первый десяток лет, эту идиллию прервал Серогор. Он и раньше проведывал нашу скромную избушку, и тогда Серафима отправляла меня с каким-нибудь заданием в лес, дня на два, на три. Был я не по годам смышленый и сразу понял, что моих старичков связывает не только давняя дружба, но и совсем неколдовские отношения. В то время мое любопытство еще не могло перевесить боязнь ослушаться старших, и я послушно отправлялся на какое-нибудь дальнее болото за растущей только там особенной травкой-муравкой. Точнее, я три дня проводил в свое удовольствие неподалеку от дома и, выждав положенный срок, рвал первую попавшуюся муравку и шел назад. У меня что, ноги казенные — три дня по болотам шастать? Счастливая и благодушная Серафима в эти дни никогда не помнила, зачем именно она меня направляла, и делала вид, что очень довольна мною. А я притворялся усталым и несчастным, моя моложавая бабулька жалела меня, пекла мне пироги и доставала заветную крынку с вареньем.
libking.ru
Сергей Фонвизин «Собака»
Я стоял на вырубке, выступавшей мысом между двумя оврагами. Место было удобное: мелкие кусты, покрывавшие как вырубку, так и склоны ближайшего оврага, не могли мешать выстрелу: я видел хорошо весь овраг, и мне стоило сделать несколько шагов вправо, чтобы так же хорошо видеть и другой. Прямо передо мною вырубка отлогим спуском переходила в частый, довольно крупный березняк, низом которого шли мои два охотника с гончими. «Ну, доберись, собаченьки, доберись! Ого-го!» — гулко раздавался оттуда, переливаясь в спокойном воздухе, высокий фальцет охотника Трефилова. «Эх, тут! Тут был! Тут запал!» — вторил ему резкий голос мальчика Бычкова. Вдали чуть слышно отзывалась гончая; но ни собаки, ни охотники не обращали на нее внимания. Отзывался Орало, собака с хорошим чутьем, но большой путаник: найдет чуть не вчерашний след и путается на нем без конца.
Охота не клеилась. Мы ходили уже часа три, а не подняли ни одного зайца; ходили по оврагам, окруженным озимыми полями, служившими притоном русакам, и хоть бы одна собака тявкнула. А бросать охоту не хотелось — уж очень хорош был день, — один из тех дней, которыми изредка дарит нас поздняя осень. Солнце не грело, а ласкало теплом; но в тени, по траве и у корней деревьев, серебрился еще утренний иней. Опавшие листья то нежили ногу мягким ковром, то назойливо под нею хрустели, коварно выдавая каждый шаг, каждое движение. На их грязновато-сером фоне кое-где выделялись, веселя глаз, зеленая травка и мох, покрытые тысячами блесток растаявшего инея, и лучи солнца, играя в них, ярко горели и переливались разноцветными огоньками. Было тихо. Лишь на самых верхушках берез чуть заметно дрожали пучки желтовато-красных свернувшихся листьев. Пахло мокрыми листьями, старыми пнями, сырой землей. Свободно дышала грудь воздухом, полным свежести и бодрой силы, и не хотелось уходить, а все бы так и стоял, да смотрел, да любовался… Природа большая кокетка: даже перед смертью она прихорашивается и пленяет роскошью своего погребального наряда.
«Вот сейчас они должны повернуть направо, — думал я, прислушиваясь к удалявшимся голосам охотников. — Если и тут ничего не подымут, надо будет перейти в Рябинки. Досадно». Я вынул портсигар и стал закуривать; но, взглянув направо, увидел зайца, быстро мелькавшего в кустах, шагах в шестидесяти от меня. Портсигар и папироса полетели в разные стороны, я вскинул ружье, нажал спуск — прекрасно! — курки оказались невзведенными… Ругнув себя за оплошность, я стал называть собак. Первою явилась моя любимица — Громишка.
— Тут, тут, Громишка, тут!
Громишка натекла на след, несколько раз тихонько взвизгнула и потом залилась тонким, захлебывающимся голосом. К ней подвалили другие собаки, и воздух застонал от громкого, дружного гона. Я различаю ясно голоса. Вот тонкий, чистый, звенящий, как колокольчик, дискант Галки, — она ведет передо́м. Вот резкий, однотонный на средних нотах, голос Заливая; вот похожий на него, но только более низкий и более короткого темпа голос Громилы. Несколько отстав от стаи, в хвосте ее, идет Сорока; она — хромая и не поспевает за другими. Сорока тявкает отчетливо и мерно. А над всеми этими голосами, в одно и то же время и господствуя над ними и аккомпанируя им, носится низкий, звучный бас Бушуя.
Не двигаясь с места, с наслаждением слушал я милые звуки. Идти на гон не стоило: все равно заяц, давая круг, должен был вернуться одним из оврагов.
Вдруг гон, как ножом отрезанный, разом оборвался, и в наступившей тишине из березовой рощи еще вдали, но быстро приближаясь, раздался сильный, с заливом, голос Оралы. Он шел старым следом. «Ну, этого еще не доставало! — с досадой подумал я, — Еще тех спутает».
Прошло несколько минут томительного ожидания. Орало был уже близко; но тут снова зазвенел голос Галки, мигом подхватили остальные, и прерванный гон возобновился с новой силой: но теперь он повернул назад и направлялся на меня. Я придвинулся к самому краю оврага и замер в ожидании.
Но что это? На противоположной стороне, прямо против меня, показались собаки и стали быстро спускаться. «Как это я прозевал? Занялся Оралой, а заяц и прошел… А, да вот он и сам, этот негодный путаник».
Выскочив из березняка, Орало остановился, насторожил уши, прислушался и потом со всех ног бросился на голос стаи. «И то хорошо! Перестанет по крайней мере смущать других».
Но недолго пришлось мне радоваться. Только что Орало подвалил к стае, как собаки опять скололись, пошли в добор и наконец совсем смолкли. Даже Оралу не стало слышно… Впрочем, ненадолго. Вот он снова отозвался, сначала неуверенно, потом все громче и громче, и вдруг я увидел… но глубокую гадость того, что я увидел, поймут лишь охотники. Высоко задрав голову, неистово захлебываясь, тем самым местом, которым только что пробежал заяц, но в противоположном направлении, задним следом, шел Орало; за ним, молча и как будто нехотя, тянулись остальные гончие. Одной Сороки не было: опытная старуха не была способна на такую ошибку.
В эту минуту на вырубку вышел Трефилов.
— Что же это? Ведь он в пяту гонит! — с отчаянием воскликнул я.
Трефилов отмахнулся, как от назойливой мухи:
— Я вам сколько раз докладывал… Всю стаю портит… Его давно на осину следует.
Да, он прав, он мне говорил. Но у меня все как-то духу не хватало уничтожить эту красивую, породистую собаку. Приедешь, бывало, с охоты — сердце отойдет, и оставишь до следующего раза в надежде, что авось исправится. Положим, надежда плохая: собаку, гонящую в пяту, исправить почти невозможно, а все-таки думаешь…
Так как Орало, если только не бросит следа, должен был пройти мимо нас, следовало приготовить ему достойную встречу.
— Примите— ка его в арапники, да хорошенько! — сказал я Трефилову. — Эй, Бычков!
Скоро показалась гнусная процессия. Впереди — Орало, изображая всей своей фигурою полное удовольствие, весело махая гоном и громко голося; за ним, по-прежнему молча, остальные гончие.
Встреченный градом ударов, Орало бросил след и скрылся в кустах.
— Ну, теперь оберните правой стороной и ступайте на выход, к углу. Если не будет гона, перейдем в Рябинки.
Охотники пошли, и я слышал, как Трефилов, удаляясь, ворчал:
— Как бы ни так, помогут тут арапники. Шкуру с него содрать надо — вот что, а не то чтобы того…
Я дал им углубиться в лес и не спеша двинулся по узенькой дорожке к тому месту, куда назначил выход. Мое хорошее расположение духа испортилось, и я почему-то был уверен, что и теперь собаки ничего не поднимут. «Как только вернусь домой, сейчас же велю его повесить, — думал я. — Непременно велю!» — повторил я вслух, как бы желая взять в свидетели этого решения окружавшие деревья. А подкрепить его хотя бы такими немыми свидетелями было бы не лишнее, так как я чувствовал, что вряд ли оно в конце концов будет исполнено.
Прошло с полчаса. Собаки ничего не поднимали, и я решил перейти в Рябинки. Но только что поднес к губам рог, чтобы вызвать собак, как мне показалось, что одна из них отозвалась. Я остановился и стал прислушиваться. Действительно, где-то позади, еле слышно, раздавался гон. Хотя это мне показалось странным, так как я видел, что все собаки прошли за охотниками, тем не менее, я повернул назад и пошел на голос. Скоро я убедился, что гнал Орало. Теперь, конечно, мне следовало вернуться; но вместо этого и неизвестно почему я ускорил шаг и очутился на прежней вырубке. Так и есть! Мое подозрение, что Орало в третий раз шел тем же следом, подтвердилось. Я увидел его на том самом месте, где прозевал зайца. Он шел довольно тихо, тыча носом в землю, по временам замолкал, но, сделав круг, снова находил след.
Бешеная злоба овладела мною. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я поднял ружье и, лишь только собака со мною поравнялась, не целясь, как по бекасу, выстрелил. Орало взвизгнул и, подняв заднюю ногу, неуклюжим галопом бросился прочь.
«Господи, что же это я сделал?! — подумал я, опомнившись и чувствуя холодную дрожь в спине. — Искалечил собаку! Добро бы еще убил, а то искалечил!» Дрожащими руками я вложил патрон с пулей и почти бегом бросился вслед за собакой. Обойдя всю вырубку, я оставил, наконец, поиски и уныло побрел на голос охотников. И странное дело! Когда я к ним подошел, мне стало как будто совестно показаться. Я пошел стороной и вдруг услышал удивленное восклицание Бычкова:
— Трефилов а, Трефилов, глянькось, Орало-то весь в крови!
— Знать, где напоролся, — ответил Трефилов равнодушно и потом, немного погодя: — И что это, право, барин его жалеет? На осину бы его — и концы в воду. Не собака, а мразь какая-то, прости Господи!
«Какое, однако, малодушие!» — подумал я и вышел к охотникам.
— Орало здесь? — спросил я, и потом прибавил, стараясь говорить спокойно. — Я сейчас по нему стрелял. Надо его прикончить.
С волнением ожидал я ответа, но Трефилов молчал. Лицо его не выразило даже удивления; только во взгляде, который он на меня бросил, промелькнуло, как мне показалось, что-то странное.
— Тут сейчас был, — сказал Бычков. — Орало, Орало!
Теперь мне было не до охоты. Я чувствовал себя очень нехорошо. Пройдя к полю, где ждала лошадь, я подул в рог.
— Ну, что, Орало тут? — спросил я, когда показались охотники,
— Да, Орало сейчас был здесь, — сказал мальчик, находившийся при лошади. — Выбег ко мне, я на него крикнул — он и побег назад в лес.
— Пойдем его искать, — сказал я. — Нельзя же, в самом, деле, так его оставить.
Но только мы разошлись, как раздался голос мальчика. Он кричал, что Орало вышел в поле.
Вернувшись, я увидел его около собак. Он лежал, свернувшись кольцом, уткнув морду в землю. Из правой задней ноги тоненькою струйкой сочилась кровь.
— Отведи гончих и держи лошадь, — сказал я.
Гончие тронулись. Орало сделал движение, собираясь за ними следовать: но, приподнявшись, тотчас упал и опять принял прежнее положение.
Я подошел к нему шагов на десять и прицелился.
В эту минуту собака подняла голову, взглянула на меня и снова ее опустила.
О, этот взгляд! Не забыть мне его никогда!..
Я торопливо нажал спуск. Раздался выстрел, и, высоко подпрыгнув, точно подброшенный пулею, Орало вскочил и с пронзительным воем бросился к лесу. Он бежал как-то боком, странными скачками, нагорбив спину, на которой шерсть поднялась щетиной, и около опушки сунулся в куст.
— Готов! — в один голос и с видимым, как мне показалось, облегчением проговорили охотники.
А я… я положительно страдал, и вместе с тем меня непреодолимо тянуло еще раз взглянуть на собаку, убедиться, она на самом деле «готова».
Орало лежал на боку, широко раскрыв пасть, из которой вывалился длинный язык; под лопаткой зияла большая, длиною с ладонь, рана, обведенная красным кровяным кольцом; дыханье было коротко, хрипло и прерывалось резким клокочущим шумом в горле, который постоянно усиливался и, когда я отходил, был слышен на порядочном расстоянии.
На обратном пути Трефилов, словно догадываясь о моем состоянии, говорил все время про то, какая Орало была скверная собака, что его давно следовало повесить, что я очень хорошо сделал, застрелив его, так как таким образом гораздо меньше возни, и т. д.
На лестнице меня встретила жена обычным вопросом:
— Ну, что, много убил?
— Собаку убил, — угрюмо ответил я.
— Как собаку?! — с ужасом воскликнула она.
— Оралу убил…
— Ах, Оралу… Так бы и сказал, а то я думала, нечаянно какую-нибудь подстрелил.
«Вот и она также не находит в этом ничего особенного, — думал я, раздеваясь. — Да и что тут, в самом деле, такого! Убил собаку — экая важность! Все это одна лишь глупая сентиментальность… Распустить себя в этом направлении очень легко и тогда можно Бог знает до чего дойти. Начнешь, чего доброго, чувствовать угрызения совести после каждого убитого бекаса, а потом, пожалуй, и после каждого съеденного цыпленка или куска говядины… Как все это мелко и пошло…»
Так говорил я самому себе, стараясь успокоить возмущенное чувство доводами, казавшимися вполне правильными и логичными. Да они и в действительности были правильны, но только… Но почему же тогда — хотя времени прошло с того немало — мне и теперь по ночам случается вдруг просыпаться от ужасного, душу раздирающего воя? Он звенит у меня в ушах, этот вой, и я вижу, ясно вижу вопросительный, страдальчески— покорный взгляд, словно говорящий мне: «Ну, что ж? Кончай, раз уж начал… Но только — за что… за что?..»
Сергей Фонвизин«Нива» № 25, 1913 г.
lanterne.ru
Сергей Шаргородский - СОБАКА В ДОМЕ: ДРУГ ИЛИ ВРАГ?!
Сергей Шаргородский
СОБАКА В ДОМЕ: ДРУГ ИЛИ ВРАГ?!
«Говорят, что все динозавры были одинаковые, просто каждый ученый складывает кости по-разному», – пошутили как-то в КВН. Увы, но подобная шутка как нельзя лучше отражает положение в современной кинологии: одни и те же исходные данные трактуются разными специалистами совершенно по-разному.
Конечно же, каждый имеет право на свое мнение. Но постоянно растущее количество кровавых трагедий с участием собак заставляют серьезнее задуматься над сутью вопроса…
А как вам понравиться, если я скажу, что украинская кинология, как, в общем, и мировая, смертельно больна? Что предрассудки и предубеждения, роящиеся в ней, противоречат не только научному подходу, но даже элементарному здравому смыслу! Что суеверия, возведенные в ранг законов, делают неизбежным вырождение целых пород! Что жуткие, душераздирающие драмы, в которых жертвами становятся и взрослые, и, что самое страшное, дети, изначально запрограммированы в корне неверным представлением о поведении собак! Что в результате такого подхода держать четвероногого друга просто небезопасно!
И вот для того, чтобы разобраться во всем этом ворохе проблем, давайте попробуем для начала всего лишь усомниться в правильности традиционных представлений: так ли на самом деле «добры и бескорыстны наши четвероногие друзья»? Попробуем вскрыть истинную суть поведения собаки без уже набивших оскомину банальных «сентиментальных соплей» «про милых, умных и добрых четвероногих друзей», отдернем ширму фальшивых прикрас, которые мешают людям понять истинную животную суть их питомцев. Мир вашего домашнего любимца предстанет пред вами во всей своей дикой брутальной жестокости. Вы узнаете истинную причину кровавых развязок с участием собак. Увидите, как, на первый взгляд, малейшее непослушание и крошечные пакости приводят к роковым финалам…
«ПисАть, как и пИсать, – говаривал Жванецкий. – Нужно тогда, когда терпеть уже не можешь!»
Золотые слова!
Вот и я никогда не стремился быть писателем. Напротив, всячески пытался избежать этого неблагодарного занятия. Но беспросветность и мракобесие современной украинской да и мировой кинологии достали меня буквально «до печенок» настолько, что просто вынудили взяться за составление этой книги.
Не стану утверждать, что во всем и везде я на сто процентов прав. Всего знать не может никто… Но! Тот факт, что в отличие от всего прочего «цивилизованного» мира я не делаю виноватыми собак, надеюсь, послужит для людей небезразличных хорошей рекомендацией этому изданию.[1]
С. Шаргородский
1. Кровавая статистика
То, что происходит сейчас в кинологическом мире, кроме как безумием и не назовешь. На каждом углу, со страниц прессы и экранов телевизоров на нас то и дело сыплются жутчайшие подробности все новых и новых трагедий с участием собак.
Казалось бы, мало нам, что ли, кровопролитных переделов сфер влияния, бомбежек всяких «Багдадов» и «Белградов»? Мало нам кризисов, инфляций и разного рода девальваций? Мало нам техногенных катастроф и беснующейся природы, которая то и дело насылает на наши головы разные напасти: от дикой жары и наводнений до убийственного холода, от СПИДа и птичьего гриппа до свинячьего насморка и лягушачьего поноса?… Так нет же, все эти глобальные катаклизмы и локальные апокалипсисы кажутся читателю газет и зрителю телевидения просто жалкими угрозами по сравнению с жуткой опасностью, притаившейся совсем рядом: наши собаки объявили нам войну!
Откройте любую газету, включите любую телепередачу, загляните в Интернет – все они то и дело пестрят подробностями кровавых боен.
Вот только некоторые из них…
(Данный раздел, рекомендован хозяевам собак, которые столкнулись с опасностью покусов. Если ситуация с вашим питомцем еще не на столько запущенна, то можно сразу переходить ко второй главе «Истоки проблемы»)
«Трагедия случилась в селе Ныскинычи Иваничевского района, сообщает отдел связей с общественностью УМВД Украины в Волынской области.
Мать мальчика держала во дворе несколько вольеров с собаками, которых подбирала на улице. Когда она вошла в дом, ребенок открыл одну из клеток. Пес, который выскочил оттуда, набросился на мальчика и искусал его. От полученных множественных ранений по пути в больницу ребенок умер…» (УНІАН. 12.06.2008).
«…Малыш подошел к вольеру, без проблем отвернул задвижку и вошел в середину…
Собаке хватило полминуты, чтобы нанести ребенку ряд смертельных травм.
Срочная госпитализация не помогла. Малыш умер в машине мужчины, который приехал к его матери за ветеринарной консультацией.
Люди как раз зашли в дом поговорить и оставили Илью одного возле велосипеда. Тот почему-то покинул технику и перебрался в клетку к Карату.
На крик ребенка о помощи взрослые среагировали мгновенно. Однако отогнать разъяренного пса смогли не сразу.
Позже, не на камеру, медики сознались: «Тело маленького пациента было настолько изуродовано, что напоминало решето».
Ясинские проживали в двухэтажном доме на околице Нововолынска. На 35 сотках приусадебного участка множество вольеров с беспородными псами. Их, голодных и больных, врач по профессии, Оля подбирала просто на улице, сажала на цепь и не подпускала к животным никого из родных. Близко подходить к найденышам запрещалось так же мальчику. Но от порога до калитки вольера меньше метра. Ребенок, очевидно, не удержался от соблазна…
Виновника трагедии – трехлетнего пса-убийцу – уничтожили. На очереди – сбор анализов на бешенство, а так же возможная ликвидация всего собачьего общежития…» (НТН. 13.06.2008).
«В Полтаве питбуль загрыз хозяйку, семидесятичетырехлетнюю старушку. Собака перегрызла женщине артерии на обеих ногах. Собаку застрелили.
Десятимесячный пес и до этого неоднократно набрасывался на людей. В частности, за месяц до трагедии собака искусала семилетнего мальчика. Ребенку пришлось наложить четыре шва.
Вспоминают родители:
– Мы выскочили на крик ребенка. Собака вцепилась ему в попу и повисла. Вместе с мужем мы никак не могли оторвать собаку от ребенка…» (НТН. 22. 06. 2006).
«Еще один киевлянин стал жертвой собаки. На этот раз «отличился» доберман… Мужчина получил серьезные повреждения (рваные раны) лица и правой кисти» (Твое собачье дело. № 2 1999).
«Столичные газовщики в ужасе: четырехлапые киевляне в этом году разъярены, как никогда. Не искусанных газовщиков здесь можно пересчитать по пальцам…
– Не бывает такого квартала, чтобы люди не были травмированы домашними животными…
Мелания Обитовская проверяет счетчики уже более тридцати лет. Такого как сейчас не помнит. Женщина показывает недавно искусанную руку и утверждает, что подверглась внезапному нападению. Взбешенная дворняга покусала ее еще на подходе к двору, который охраняет.
– Она на меня накинулась. Я отбивалась журналом, который у меня был всегда в руках, потому что я записываю показатели. Отбивалась, кричала сильно. Никого не было дома. Хозяина собаки дома не было…
Рана от укуса все не заживает. Врачи до сих пор не могут сказать, была ли собака бешенная или нет. Инфекция проявляется через десять дней. Контролерша теперь даже заходить на ту улицу боится: псы там до сих пор бегают не привязанными по дворам…» (СТБ. «Бешенный Киев» 03.07.2008).
«Как стало известно вчера, в воскресенье, 75-летнему сторожу одной из автостоянок Днепродзержинска (Днепропетровская обл.) откусила руку кавказская овчарка, которая вместе с ним охраняла автомобили. Сейчас мужчина, лишившийся конечности таким жутким образом, находится в реанимации.
Как рассказали «Сегодня» в днепродзержинской горбольнице скорой помощи, пенсионер поступил с диагнозом «травматическая ампутация правой руки». Прибывший на место трагедии наряд милиции пристрелил собаку из табельного оружия…» (Елена Лукина, «Сегодня». 13.08.2003).
Киевские ведомости, суббота, 4 декабря 2004 года.
«…В Геническе бультерьер набросился на молодую женщину, пришедшую к своей работодательнице отчитаться…» («Собаки против хозяев». Сергей Яновский, собкор «Ведомостей», из Херсона).
«Как стало известно, два ротвейлера загрызли 72-летнего мужчину в Торезе (Донецкая обл.). В городском отделе милиции сообщили «Сегодня», что трагедия произошла 17 мая. По данным УНИАН, озверевшие животные неожиданно выскочили на улицу и набросились на старика.
www.libfox.ru
