Фото red-army.ru
«Спартак» собирался на последний штурм, ЦСКА готовился исступленно отбиваться как вдруг на поле выскочила собачка. Не спеша пересекла поле по диагонали и остановилась возле Вагнера. «Укусит!» обнадежился было спартаковский фан-сектор. Не тут-то было! Через секунду выяснилось, что бразилец умеет виртуозно укрощать не только футбольные мячи, но и бесхозных барбосов. Песик нежно ткнулся носом в ладошку, дружелюбно вильнул хвостом и покорно улегся подле ног нового хозяина.
Стадион хохотнул. Животное, ощутив внимание к собственной персоне, повернулось на спину и подставило Вагнеру пузо: «На, щекочи!» Бразилец в удовольствии себе не отказал, вызвав новый восторг трибун. Футбол медленно, но верно превращался в цирк Дурова.
Прекратить шоу вызвался судья Захаров. Подскочил к псине и решительным жестом указал ей на выход. Та и ухом не повела. «Немедленно покиньте поле!» - сурово произнес Захаров. «Вот еще!» зевнул барбос и хитро подмигнул Вагнеру. Публика забилась в истерике. Поняв, что уговоры не действуют, рефери потянулся в карман за карточкой. Иных способов воздействия на живых существ ему в голову не пришло.
Захаров и в других эпизодах выглядел неуклюже. В пользу ЦСКА свистел едва ли не вдвое чаще и отнюдь не всегда по делу. А когда спартаковцы свирепели, с упоением выписывал им штраф на обороте желтого картона. Дошло до того, что красно-белые принялись искать правды у Газзаева: в одном из эпизодов Быстров, сидючи на бровке, воздел руки к армейскому тренеру. Получился диалог.
- О чем болтали? спросили после матча у Владимира. - Да так, ни о чем. «Иди, говорит, играй» Я посмеялся и пошел играть. Вот и поговорили.
Аттракцион с барбосом прервали секьюрити. Высыпали на поле гурьбой одни с рогатиной, другие с кольями, да и выдворили-таки собаку. На прощанье та совершила рывок вдоль рекламных щитов и ускакала в межтрибунный полумрак. Храня верность Вагнеру и не откликаясь на чужой зов. Так и не выяснилось, чья она была. Видимо, ничья.
А на штурм «Спартак» так и не собрался.
Игра тоже была ничья. До перерыва бессвязно играл «Спартак», во второй половине потух ЦСКА а за победу в одном тайме три очка не дают. У тренеров, правда, было иное прочтение сюжета: «В первом тайме ЦСКА был хорош, во втором «Спартак» прекрасен». Но как ни поверни, смысл один и тот же. Акценты разные.
На пресс-конференции Валерию Газзаеву хвалебные слова в адрес спартаковцев давались с трудом. Он даже как-то погрустнел, произнося их. И тут кто-то подкинул вопросик: «А как вам судейство?» И Валерий Георгиевич враз расцвел. С широкой улыбкой на подобревшем лице он лаконично заметил: «Спасибо, до свидания!» И уже выходя, торжествующе заключил: «Спартаковцев здесь, видимо, больше. Такой глупый вопрос мог задать только спартаковец!»
Спартаковцев и в самом деле было больше. Их число удалось измерить, когда в пресс-центр пожаловал Владимир Федотов. Овации, устроенные ему, не идут ни в какое сравнение с жидкими ладушками в честь Газзаева. А уж когда Владимир Григорьевич обнаружил умение читать на расстоянии чужие мысли и начал свой спич словами: «Валерий Георгиевич вам уже, надеюсь, сказал, что в первом тайме лучше был ЦСКА, а во втором «Спартак», - зал выразил полную готовность радоваться каждому федотовскому изречению.
- Торбинский не играл в первом тайме, чтобы здорово сыграть во втором Ничьей не доволен, зато игрой и игроками вполне У ЦСКА можно выиграть и без нападающих Судейская бригада, как и в предыдущем нашем матче одна из лучших
Можно было еще на совпадение кивнуть: в прошлый раз Бобык, в этот бобик Или барбос какая теперь разница. Собака она и есть. Особенно если ничья.
Евгений ЗЫРЯНКИН
www.sports.ru
Она лежала там, опустив голову, словно заключённый из лагеря с клеймом на лбу и боках…
Сссобака… И это мы не о животном!
Фантазия — это хорошо. Но если фантазия оживает в человеке ленивом и циничном, то она теряет свой знак «плюс» и играет против правил…
О том, что произошло недавно в городском парке в Чилликоти (штат Огайо), знают уже во всех концах страны. Кто-то из отдыхающих, пришедших в зелёную зону, заметил на земле большую металлическую клетку. Внутри сидело печальное существо, которое, видимо, было раньше чьим-то питомцем.
Подойдя вплотную к клетке, прохожие ужаснулись: белоснежная шерсть собаки вся была исписана огромными чёрными буквами! Кто-то вывел на ней слова химическим маркером: на одном боку было написано «FREE» («ничья», «бесплатная»), на другом — «I am a gift from God» («Я подарочек свыше»), а прямо на лбу было напутственно выведено «Good home only» («Только в хороший дом»).
Вот уж кто-то действительно не хотел эту собаку!
Люди вызвали полицию — и вскоре бедолагу отправили в приют Ross County Humane Society, где передали в руки волонтерам.
«Мы многое повидали в своей жизни, — рассказывает работник зоозащитного общества Моника Денни. — Однако тут все были просто шокированы столь грубым и унизительным обращением с домашним питомцем! За три года работы в RCHS я ни разу не видела ничего подобного…»
И действительно, в голове не укладывается — если была куплена клетка, неужели так сложно было прикрепить к её прутьям листок бумаги? Уже не говоря о том, что до ближайшего приюта от парка совсем недалеко…
Удивляет и то, что 5-месячный щенок оказался вполне здоров. Работники центра решили назвать девочку Марвеллой (Marvella), что переводится с французского как «чудо».
После хорошей ванны с мылом и перекисью водорода чёрные надписи исчезли с белой шерсти щенка. Марвелла быстро адаптировалась к новым условиям и стала играть с другими собаками и работниками приюта. Вполне адекватный, нормальный, добрый ребёнок с большими доверчивыми глазками!
Так как щенок здоров, он уже сейчас готов к принятию, и Моника начала искать для него добрые руки. Она думает, что ответственные хозяева найдутся довольно быстро, однако волонтёры несколько раз перепроверят условия, куда попадёт Марви, чтобы убедиться в благоприятной атмосфере нового дома.
А пока малышка ещё находится в приюте, работники не упускают шанса потискать её и побегать с ней на прогулках!
«Она замечательная, милая и дружелюбная собака, которая не заслужила, чтобы её так грубо бросили! Впрочем, ни одно животное этого не заслуживает… Сначала мы всё думали: что за тип мог такое сделать, чем он думал, как рассуждал? А потом поняли — он, вероятно, не ожидал, что история получит такой резонанс. Возможно, в жизни этого человека происходили странные и невесёлые вещи, которые толкнули его на необдуманный поступок…» — говорит Моника.
Это дело уже расследует полиция. Её представители уверены, что быстро найдут нарушителя и в любом случае призовут его к уголовной ответственности.
Хорошо, что малышка здорова, над ней не издевались и даже неплохо кормили. Так что же это всё-таки было — обычная человеческая глупость, неудачная шутка, неприкрытый цинизм «по жизни» или намеренная жестокость? Пишите своё мнение в комментариях!
А вы уже читали историю о лабрадоре Элли, которая родила 8 щенков прямо на полу в зале аэропорта? Нашумевшая история с сюрпризом в конце…
mur.tv
Предлагаю вашему вниманию шахматные анекдоты от моих читателей. Вы можете прислать свой анекдот на мой e-mail.
(Прислал Юрий Воронов)
"Гарри Каспаров, перед тем как обыграть компьютер, обыграл в шахматы утюг, сковородку и свёл вничью партию со стиральной машиной!"(Прислал Петя Жданов)
Чем отличаются русские блондинки от всех остальных? Наши умеют играть в шахматы!(Прислал Петя Жданов)
Карпов и Каспаров играют в шахматы. У Карпова проиграно, сдаваться пора. Посмотрел в окно:"Гарик, а чья это там собака бегает, а?!" -"Ничья?!" -"Согласен!!!"(Прислал Петя Жданов)
- Владимир Вольфович, а не сыграть ли нам партию в шахматы? - Нет, нет и нет, я в эту расистскую игру не хочу играть, Геннадий Андреевич! - Почему? - Там белые охотятся за неграми, т.е. за черными. - Да, я думаю, что эту ситуацию следует изменить. Нужно обратиться в ФИДЕ с предложением перекрасить черные фигуры в красный цвет и передать им право первого хода!(Прислал И.Ю.Постников)
Беседуют два юных шахматиста: - Почему пешки все время стремятся в Ферзи? -По- видимому, их королю мало одной Королевы!(Прислал И.Ю.Постников)
Сидят за столиком в кафе два посетителя.Один другому: - Как ты думаешь, что общего между поклонниками шахмат и джаза? -И тех и других привлекают Великие Импровизаторы.(Прислал И.Ю.Постников)
В клубе проходит Новогодний шахматный турнир любителей. За одним из столов играют старый интеллигент в пенсне и молодой, уверенный в своем превосходстве, шахматист. Над позицией ветерана "сгущаются тучи". Вот его партнер берется за коня, отрывает его от доски, еще раз смотрит на позицию и ... быстро ставит коня на прежнюю клетку. - Извините,- смущаясь, говорит он, не глядя на соперника. Пауза. Ветеран, вдруг заговорил на французском языке:-Piece touchee, piece jouee. Потом продолжил на русском: - Это французская поговорка гласит: - ущипнул - женись, а в шахматном переводе значит: - взялся - ходи. Так что, мой юный друг, вам придется ходить этим конем! Вперед!(Прислал И.Ю.Постников)
Журналистка берет интервью у знаменитого гроссмейстера и решает блеснуть остроумием: - А какую королеву вы предпочитаете - живую или деревянную? - Смотря в какой позиции...(Из газеты Советский Спорт)
В семье шахматистов. Ночь. Муж: - Нельзя ли отложить нашу партию на завтра, дорогая? Жена:- Ну, что ты милый. Это раньше доигрывали шахматную партию на следующий день. Теперь правила изменились - ее надо заканчивать в тот же день. Значит, только сегодня! Так что продолжай...(Прислал И.Ю.Постников)
-Ты меня любишь?- ласкаясь, спрашивает она. -Конечно.- нежно отвечает он. -А ты на мне женишься? -Ну, что у тебя за глупая привычка сразу переводить партию в эндшпиль!(Прислал И.Ю.Постников)
-Если так, то я уезжаю к маме!- в пылу ссоры кричит жена. -И привезу ее к нам жить! Тогда твоим многочасовым мычаниям с друзьями по телефону: "е2-е4, конь на F-3,опять гамбит Эванса" - придет конец.(Прислал И.Ю.Постников)
Встречаются две приятельницы: -Я решила обучать своего сына игре в шахматы,- говорит одна. Купила ему доску с фигурами, шахматные книжки. Вот только не знаю, чей бюст лучше поставить на его столе - Алехина или Ботвинника? - Поставь Билла Гейтса, так вернее.(Прислал И.Ю.Постников)
Гроссмейстер Каспаров бросил шахматную игру и перешел в нейрохирургию. На вопрос почему он это сделал, последовал ответ: - Там меньше нервных окончаний".(Прислал И.Ю.Постников)
Посреди ночи возвращается мужик домой, на ногах еле стоит. Жена ему: - Ты где был? Мужик: - В шахматы играл. - А почему от тебя водкой воняет? - А что, должно шахматами?(Прислала Т.Фролова)
Создан российский шахматный суперкомпьютер "Иван-дурак". Несмотря на то, что он немного уступает зарубежным аналогам, у него есть одно замечательное качество: ему постоянно везет.(Прислала Т.Фролова)
Тренер играя с юным начинающим шахматистом подставляет ему слона. Тот не раздумывая съедает слона. Тренер: "Витя, зачем же ты съел моего слона?". Витя: "А чтобы не слонялся!".(Прислал И.П.Игнатьев)
"Из статьи в газете: Вчера в городском шахматном клубе прошло первенство области по активным шахматам по швейцарской систаме. Организаторы завалены просьбами провести турнир по пассивным шахматам по шведской системе."(Прислала Т.Фролова)
Приходит муж домой позним вечером. Жена спрашивает: - Где ты был!? Муж: - У Васи в шахматы играл. Жена звонит другу мужа. - Вася, мой у тебя сегодня был? Вася: - Конечно, он и сейчас у меня!(Прислал С.Владимиров)
Мама спрашивает: - Дети, есть хотите? Маша: - Я бы целого слона съела. Вовочка: - А я ферзя!(Прислал В.Севостьянов)
katyachess2008.narod.ru
Ничья собака
— Почему я? — бормотал Вест сквозь зубы, глядя вдоль моста на Южные ворота.
Эта нелепица в порту задержала его гораздо дольше, чем он рассчитывал, но, с другой стороны, разве в последнее время бывало иначе? Иногда ему казалось, что в Союзе только он один серьезно готовится к войне. Приходилось все делать самому — даже считать гвозди для конских подков. Он уже опоздал на ежедневную встречу с маршалом Берром, и его еще ждала сотня дел, которые необходимо, но невозможно сделать сегодня. Такие дела находились всегда. Не хватало только бессмысленной заминки у самых ворот Агрионта.
— Почему, черт побери, все это происходит со мной?
У него снова заболела голова: знакомая пульсирующая боль позади глазных яблок. С каждым днем она начиналась все раньше и становилась все сильнее.
Из-за установившейся жары стражникам разрешили заступать в караул не в полной выкладке. По крайней мере двое из них сейчас жалели об этом. Один солдат корчился на земле возле ворот, сжимая руками мошонку, и шумно всхлипывал. Рядом с ним Вест увидел сержанта: кровь текла у него из носа на камни моста крупными темно-красными каплями. Еще два стражника склонили копья, нацелив их на тощего темнокожего парнишку. Поодаль стоял второй южанин — пожилой человек с длинными седыми волосами; он опирался на перила и взирал на происходящее с выражением глубочайшей покорности судьбе.
Парнишка кинул быстрый взгляд через плечо, и Вест ощутил укол удивления. Это была женщина! Темные волосы, коротко обрезанные и торчащие во все стороны массой сальных перьев. Один рукав оторван возле плеча, длинная и жилистая коричневая рука крепко сжата в кулак на рукоятке кривого ножа. Клинок сверкал, зеркально-яркий и зловеще острый — единственная из вещей девушки, которая выглядела чистой. По всей правой стороне лица проходил тонкий серый шрам, пересекавший черную бровь и презрительно сжатые губы. Однако по-настоящему Вест был потрясен, когда разглядел ее глаза: слегка раскосые, суженные, полные глубочайшей враждебности и подозрительности — и желтые. Он повидал немало самых разных кантийцев в свое время, пока воевал в Гуркхуле, но ни у кого прежде не видел подобных глаз. Глубокий, насыщенный, золотистый желтый цвет, как...
Моча. Вот чем от нее пахло, понял он, подойдя поближе. Моча, пыль и застарелый перекисший пот. Он запомнил этот запах на войне — так пахли люди, не мывшиеся очень давно. Вест поборол неодолимое желание зажать нос и дышать ртом, а также побуждение обойти незнакомку, не приближаясь к сверкающему лезвию. Если хочешь разрядить опасную обстановку, нельзя выказывать страха, как бы ты на самом деле ни боялся. Вест знал по опыту: если сумеешь сделать вид, что все под контролем, — ты наполовину победил.
— Что здесь происходит, черт побери? — прорычал он, обращаясь к окровавленному сержанту. Ему не было необходимости притворяться раздраженным: с каждой секундой он все сильнее опаздывал и все больше злился.
— Эти вонючие бродяги намеревались пройти в Агрионт, сэр! Я, разумеется, хотел их прогнать, но у них есть бумаги!
— Бумаги?
Странный старик постучал Веста по плечу и вручил ему сложенный листок, слегка обтрепавшийся по краям. Майор прочитал бумагу, все больше хмуря брови, и сказал:
— Это пропуск, подписанный лично лордом Хоффом. Их следует пропустить.
— Но не с оружием, сэр! Я им так и сказал: нельзя пройти с оружием! — Сержант держал необычного вида лук из темного дерева в одной руке и изогнутый гуркский меч в другой. — Едва заставил ее сдать хотя бы вот это, а когда попытался обыскать... эта гуркская сука...
Женщина зашипела, сделала стремительный шаг вперед, и сержант с двумя стражниками нервно попятились, сбившись в кучу.
— Спокойно, Ферро, — со вздохом произнес старик по-кантийски. — Ради бога, успокойся.
Женщина плюнула на камни моста и прошипела какое-то ругательство, которого Вест не разобрал. Она помахивала клинком из стороны в сторону так, что было ясно: она умеет с ним обращаться и очень хочет этого.
— Почему я? — пробормотал Вест сквозь зубы.
Он уже понял, что и это затруднение придется улаживать ему. Словно и без того не хватает проблем! Вест глубоко вздохнул и приложил все усилия, чтобы поставить себя на место этой смердящей женщины: в незнакомом месте, вокруг люди непривычного вида, они произносят непонятные слова, потрясают копьями и пытаются ее обыскать. Возможно, как раз сейчас она думает о том, как отвратительно пахнет от Веста. Скорее всего, она не опасна, но сбита с толку и испугана... Впрочем, вид у нее вполне опасный и ни в малейшей степени не испуганный.
Старик, несомненно, выглядел более рассудительным, поэтому Вест сначала обратился к нему.
— Вы пришли из Гуркхула? — спросил майор на ломаном кантийском.
Старик поднял на него усталые глаза:
— Нет. На юге есть много других народов, кроме гурков.
— Тогда из Кадира? Из Тавриса?
— Вы знаете юг?
— Немного. Я воевал там.
Старик дернул головой, показывая на женщину, с подозрением наблюдавшую за ними желтыми раскосыми глазами:
— Место, где она родилась, называется Мунтаз.
— Никогда не слышал о таком.
— Да и с чего бы? — Старик пожал костлявыми плечами. — Маленькая страна возле моря, далеко к востоку от Шаффы, по ту сторону гор. Гурки захватили ее много лет назад, а народ уничтожили или продали в рабство. Очевидно, с тех самых пор она пребывает в плохом настроении.
Женщина хмуро взглянула на них, не выпуская из виду солдат.
— А вы сами? — спросил Вест.
— О, моя родина лежит еще дальше на юге. За Кантой, за пустыней, даже за пределами Земного круга. Страны, где я родился, нет на ваших картах, мой друг. Юлвей, так меня называют. — И он протянул майору длинную черную руку.
— Коллем Вест.
Женщина настороженно смотрела, как они пожимают друг другу руки.
— Этого человека зовут Вест, Ферро! Он сражался с гурками! Может быть, это заставит тебя довериться ему?
В голосе Юлвея звучало не очень много надежды. И действительно, плечи женщины остались такими же ссутуленными и напряженными, как прежде, а ее кулак все так же крепко сжимал рукоять ножа. Один из солдат выбрал весьма неудачный момент, чтобы сделать шаг вперед со своим копьем наперевес, и женщина снова зарычала и сплюнула на землю, выкрикивая нечленораздельные ругательства.
— Хватит! — услышал Вест собственный голос. Он кричал на стражников: — Поднимите ваши долбаные копья!
Солдаты потрясенно уставились на него, и он заставил себя успокоиться.
— Мне не кажется, что это вторжение неприятельских войск. А как по-вашему? Поднимите копья!
Наконечники копий неохотно отодвинулись от женщины. Вест решительно шагнул к ней и поглядел прямо в желтые глаза со всей уверенностью, на какую только был способен. «Не выдавай страха», — говорил он себе, однако его сердце все равно колотилось. Он протянул дикарке открытую ладонь, подойдя так близко, что мог бы до нее дотронуться.
— Нож, — резко произнес Вест. — Прошу тебя. Тебе не причинят вреда, даю слово.
Женщина внимательно поглядела на него раскосыми блестящими желтыми глазами, перевела взгляд на стражников с копьями, потом снова на него. Это заняло кучу времени. Вест стоял перед ней с пересохшими губами, с мучительной головной болью, он опаздывал все больше и больше, он взмок под мундиром на горячем солнце и пытался не обращать внимания на то, как от нее пахнет. Время шло.
— Зубы господни, Ферро! — воскликнул внезапно ее спутник. — Я старик! Имей жалость! Мне, может, осталось жить несколько лет! Отдай ему нож прежде, чем я умру!
— С-с-с, — прошипела она, скривив рот.
В течение головокружительного, бесконечного мгновения нож поднимался вверх, потом рукоятка шлепнулась в ладонь Веста. Он позволил себе коротко сглотнуть от облегчения. Вплоть до самого последнего момента он был почти уверен, что нож долетит до него острым концом вперед.
— Благодарю тебя, — проговорил он более спокойно, чем чувствовал себя на самом деле. Потом отдал нож сержанту и сказал: — Уберите оружие и проводите наших гостей в Агрионт. Если кому-нибудь из них будет причинен малейший вред — особенно ей, — вы лично ответите мне за это. Вы поняли?
Еще мгновение он сверлил сержанта взглядом, потом повернулся и, пока не случилась какая-нибудь новая неприятность, поспешил через ворота в туннель, оставив старика и вонючую женщину за спиной. Головная боль усилилась. Черт побери, он опаздывал!
— Ну почему я, черт возьми? — проворчал Вест самому себе.
* * *— Боюсь, оружейные склады сегодня закрыты, — с презрительной усмешкой сказал майор Валлимир, глядя на Веста сверху вниз, словно на нищего попрошайку. — Необходимые нормы выполнены, мы даже опередили график и больше не будем разжигать горны на этой неделе. Возможно, если бы вы пришли вовремя...
Молоты в голове Веста стучали все сильнее. Он заставил себя дышать медленно, говорить спокойно и ровно. Он ничего не добьется, если выйдет из себя. Так никогда ничего не выиграешь.
— Я понимаю, майор, — терпеливо сказал Вест, — но идет война. Многие из рекрутов, которых мы получили, почти не вооружены, и лорд-маршал Берр попросил, чтобы горны снова разожгли с целью обеспечить им снаряжение.
Это не вполне соответствовало истине, но с того времени, как он присоединился к маршальскому штабу, Вест почти оставил попытки говорить людям правду — таким способом ничего нельзя было добиться. Он взял на вооружение смесь лести, хвастовства и откровенной лжи, смиренных просьб и скрытых угроз и научился с немалой точностью определять, какая именно тактика наиболее эффективна с тем или иным человеком.
К несчастью, до сих пор ему так и не удалось нащупать нужную струнку в отношениях с майором Валлимиром, мастером-распорядителем королевских оружейных складов. То, что они были в одном ранге, делало задачу еще более затруднительной: Вест не мог безнаказанно давить на Валлимира и не мог заставить себя просить.
Более того: если говорить о социальном положении, они были далеко не ровней. Валлимир, потомственный дворянин из влиятельной семьи, отличался невероятным самомнением; по сравнению с ним Джезаль дан Луфар казался робким и самоотверженным. То, что у Валлимира абсолютно отсутствовал боевой опыт, только ухудшало положение: чтобы компенсировать его недостаток, он совершал вдвое больше глупостей. Поэтому указания Веста, пусть даже они исходили от самого маршала Берра, встречали у майора такой же радушный прием, как если бы их отдавал грязный свинопас.
Сегодняшний день не стал исключением.
— Месячные нормы выполнены, майор Вест, — Валлимир сделал на его имени насмешливое ударение, — и горны погашены. Это все, что я могу вам сказать.
— И я должен передать это лорд-маршалу?
— За вооружение рекрутов отвечают лорды, которые их посылают, — сухо отчеканил Валлимир. — Нельзя винить меня за то, что они не выполнили своих обязательств. Это не наша проблема, майор Вест, и вот это вы можете передать лорд-маршалу.
Вот так всегда. Замкнутый круг: из канцелярии Берра — в снабженческие конторы, к командирам рот, батальонов, полков, на склады, разбросанные по всему Агрионту и городу, в арсеналы, в бараки, в конюшни, в порты, где солдаты со снаряжением должны погрузиться на корабли через несколько коротких дней, в другие управления, а потом обратно — туда, откуда начал. Можно прошагать целые мили и ничего не добиться. Каждую ночь он камнем падал в постель, чтобы через несколько часов вскочить и начать все заново.
Когда Вест командовал батальоном, он бился с врагами, и его оружием был меч. В качестве штабного офицера ему пришлось биться со своими, а оружием стала бумага. Такое занятие больше подходило для секретаря, чем для солдата. Вест чувствовал себя так, словно пытался вкатить на гору огромный камень: старался изо всех сил, но не двигался с места и не имел возможности расслабиться — иначе камень рухнет и погребет его под собой. А надменные подонки не желали замечать нависшей над всеми опасности. Они бездельничали рядом и говорили: «Ну это же не мой камень!»
Теперь он понимал, почему в Гуркхуле временами не хватало еды для людей, или одежды, или подвод для припасов, или лошадей для подвод, или множества других нужнейших вещей, необходимость которых было легко предугадать.
Вест решил: будь он проклят, если что-либо подобное произойдет по его недосмотру, и он увидит, как люди умирают из-за нехватки оружия. Он опять стал успокаивать себя, но с каждой новой попыткой голова болела все сильнее, а голос совсем охрип.
— А что будет, когда мы окажемся в Инглии с толпой полуодетых безоружных крестьян без снаряжения и снабжения? Что тогда, майор Валлимир? Чья это будет проблема? Уж точно не ваша, осмелюсь сказать! Вы-то останетесь тут, вместе со своими холодными горнами!
Едва Вест договорил, как тут же понял, что зашел слишком далеко: его собеседник буквально взорвался от негодования.
— Как вы смеете, сэр! Вы подвергаете сомнению мою честь? Девять поколений моей семьи служили в королевской охране!
Вест потер глаза, не зная, чего ему хочется больше — смеяться или плакать.
— Уверяю вас, у меня нет никаких сомнений в вашей храбрости. Я имел в виду совершенно другое, — проговорил он.
Он попытался поставить себя на место Валлимира. Ведь неизвестно, какому давлению тот подвергается: может быть, он предпочел бы командовать солдатами, а не кузнецами; может быть... Нет, все бесполезно. Валлимир был ничтожным человеком, и Вест его ненавидел. Он сказал:
— Это не вопрос вашей чести, майор, или чести вашей семьи. Это вопрос нашей готовности к войне!
Глаза Валлимира стали убийственно холодными.
— Да вы знаете, с кем разговариваете, грязный простолюдин! Ваше влияние на Берра... А кто он такой, как не олух из провинции, поднявшийся до своего положения исключительно благодаря удаче?
Вест моргнул. Он догадывался, что говорят о нем за спиной, но не ожидал услышать это прямо в лицо. Валлимир продолжал:
— А когда Берра не станет, что будет с вами? А? Куда вы пойдете, когда больше не сможете прятаться за его спину? У вас нет ни происхождения, ни семьи! — Валлимир скривил губы в холодной насмешливой улыбке. — Не считая вашей сестры, разумеется, а судя по тому, что я о ней слышал...
Вест внезапно осознал, что стремительно придвинулся к майору.
— Что? — прорычал он. — Что ты сказал?
Должно быть, выглядел он воистину устрашающе: лицо Валлимира побелело.
— Я... я...
— Ты думаешь, мне нужен Берр, чтобы сражаться за меня в бою? Так, жалкий долбаный червяк?
Он снова двинулся вперед, почти не владея собой. Валлимир попятился к стене, отвернулся и поднял руку, словно хотел защититься от неминуемого удара. Вест собрал всю силу воли, чтобы остановить собственные руки, не дать им схватить мерзкого паскудника и трясти его, пока не отвалится дурная голова. Голова самого Коллема раскалывалась, боль давила на глаза, готовые выскочить из орбит. Он сделал несколько глубоких медленных вдохов через нос и крепко сжал кулаки. Ярость понемногу утихла и уже не грозила захватить контроль над телом. Теперь она просто пульсировала, сжимая грудную клетку.
— Если вам есть что сказать по поводу моей сестры, — вкрадчиво прошептал Вест, — вы можете сделать это. Прямо сейчас. — Его левая рука медленно опустилась и легла на эфес шпаги. — И мы закончим наш разговор за стенами города.
Майор Валлимир отступил еще дальше назад.
— Нет, нет, я ничего не слышал, — пробормотал он. — Ровным счетом ничего.
— Ровным счетом ничего. — Вест еще мгновение смотрел в его белое лицо, затем сделал шаг назад. — Ну хорошо, тогда не будете ли вы добры снова разжечь для меня горны? У нас еще уйма работы.
Валлимир немного постоял, моргая, и ответил:
— Да, конечно. Я сейчас же распоряжусь, чтобы их разожгли.
Вест развернулся на каблуках и зашагал прочь. Он знал, что Валлимир с ненавистью смотрит ему в спину, что скверная ситуация обернулась наихудшей стороной и что он обзавелся еще одним высокородным врагом в придачу к множеству уже имеющихся. Неприятнее всего то, что Валлимир был прав. Если уйдет Берр, с Вестом покончено. И у него действительно нет семьи — не считая сестры, разумеется. Черт, как болит голова!
— Почему я? — шептал он. — Почему?
* * *Дел еще оставалось для целого дня работы, но Вест больше не мог терпеть. Голова болела так сильно, что ломило глаза. Нужно прилечь где-нибудь в темноте и положить мокрое полотенце на лоб — хотя бы на час, хотя бы на минуту. Он порылся одной рукой в кармане в поисках ключа, а другую прижал к воспаленным глазам, крепко сжимая зубы. А потом он услышал звук с другой стороны двери. Слабый звон стекла. Арди.
— Нет! — прошипел он.
Только не сейчас! И зачем только ему понадобилось давать ей ключ? Тихо ругаясь, он поднял кулак, чтобы постучать. Стучать в собственную дверь — вот до чего он дошел! Однако его кулак замер и опустился. Где-то в глубине мозга начала вырисовываться самая неприятная картина: Арди и Луфар, голые и потные, извиваются на ковре. Он быстро повернул ключ в замке и толкнул дверь.
Арди стояла у окна — одна и, к облегчению Коллема, полностью одетая. Однако меньшее удовольствие ему доставило то, что она наполнила из графина бокал до самого края. Арди подняла одну бровь, когда он вломился в дверь.
— А, это ты, — произнесла она.
— Кто же еще, черт побери? — отрезал Вест. — Это моя квартира, не так ли?
— Кое-кто не в лучшем настроении сегодня утром.
Немного вина выплеснулось на стол. Арди вытерла лужицу рукой и принялась облизывать пальцы, затем сделала большой глоток из бокала. Каждое ее движение раздражало Веста. Он поморщился и захлопнул дверь.
— Неужели тебе необходимо столько пить?
— Я понимаю, у молодой леди должны быть более благопристойные развлечения.
Ее слова звучали беззаботно, но даже сквозь головную боль Вест заметил: что-то не так. Она все поглядывала на стол, потом подвинулась к нему. Вест добрался туда первым и схватил листок бумаги с написанной на нем единственной строчкой.
— Что это?
— Ничего! Отдай мне!
Удерживая ее одной рукой, он прочел: «Сегодня ночью, на том же месте. А.».
Лоб Вест покрылся морщинами от гнева.
— Ничего? Ничего?
Он потрясал письмом перед лицом сестры. Арди отвернулась, дернув головой, словно отгоняла муху. Она ничего не говорила, только прихлебывала вино из бокала. Вест скрипнул зубами.
— Это Луфар, так?
— Я этого не говорила.
— Тебе и не нужно ничего говорить.
Вест скомкал записку в кулаке. Он обернулся к двери, каждый его мускул дрожал от напряжения. Он хотел выбежать из дома и придушить на месте эту гадину, но все же заставил себя минуту подумать.
Джезаль предал его. Это подлость. Неблагодарная скотина. Но ведь это не новость — парень всегда был дерьмом. Если наливаешь вино в бумажный кулек, не удивляйся, что он протекает. К тому же записку писал не Джезаль. Что толку наказывать его? В мире найдется множество других пустоголовых молодчиков.
— И куда это приведет тебя, Арди?
Она уселась на диван и обратила на него ледяной взгляд поверх кромки бокала.
— Что приведет, братец? — спросила она.
— Ты сама знаешь, что!
— Разве мы не одна семья? Неужели мы не можем быть откровенны друг с другом? Если тебе есть что сказать, так и говори! Куда, по-твоему, это меня приведет?
— Я думаю, это приведет тебя прямо в дерьмо, если уж ты спрашиваешь! — Отчаянным усилием он заставил себя говорить спокойнее. — История с Луфаром зашла слишком далеко. Письма? Записки? Я предупреждал его, но проблема, похоже, не в нем! О чем ты думаешь? И думаешь ли ты вообще? Перестань, пока люди не начали о тебе болтать! — Он снова попытался сдержаться, сделал глубокий вдох, но гневный крик все-таки вырвался наружу: — Они, черт побери, уже вовсю болтают! Ты должна немедленно прекратить это! Ты слышишь меня?
— Я слышу тебя, — небрежно ответила Арди. — Но кого заботит, что они подумают?
— Меня! Меня заботит! — Он почти кричал. — Ты знаешь, сколько мне приходится работать? Ты считаешь меня дураком? Ты сама знаешь, куда ты катишься, Арди! — Ее лицо помрачнело, но он безжалостно продолжал: — И ведь не в первый раз! Вряд ли стоит напоминать, что с мужчинами тебе не слишком везет!
— По крайней мере, с мужчинами из моей семьи! — Теперь она сидела прямо, с лицом напряженным и бледным от гнева. — И что ты можешь знать о моем везении? Мы десять лет почти не разговаривали!
— Но мы разговариваем сейчас! — проревел Вест, швыряя скомканный листок через комнату. — Ты подумала о том, что из этого выйдет? Если тебе удастся заполучить его? Ты думала об этом? Будет ли его семья радоваться при виде краснеющей невесты, как ты думаешь? В лучшем случае они не станут с тобой разговаривать. В худшем — вышвырнут вас обоих из дома! — Вест указал трясущимся пальцем на дверь. — Ты не заметила, что он тщеславная и самодовольная свинья? Они все такие! Как, по твоему мнению, он будет сводить концы с концами без своего жалованья? И своих высокопоставленных друзей? Да он даже не знает, с чего начать! И вы будете счастливы вместе? — Его голова раскалывалась, но он продолжал бушевать. — А если ты не сможешь его заполучить, что гораздо более вероятно? Что тогда? С тобой будет покончено! Ты думала об этом? Ты уже испытала такое однажды! И ты считаешься у нас самой умной! Ты выставляешь себя на посмешище! — Он задыхался от ярости. — Нас обоих!
Арди всплеснула руками:
— А-а, мы наконец-то добрались до сути! — Она тоже почти кричала. — На меня всем плевать, но если твоя репутация в опасности...
— Ты долбаная тупая сука!
Графин, кувыркаясь, перелетел через комнату и разбился о стену недалеко от головы Арди. Посыпались осколки, вино потекло по штукатурке. Это привело Веста в еще большую ярость.
— Почему, черт тебя дери, ты никогда не слушаешь?
В одну секунду он очутился рядом с сестрой. В глазах Арди на миг отразилось удивление, потом раздался резкий звук удара — Вест попал ей кулаком в лицо, как раз когда она вставала. Девушка повалилась на пол, но руки брата поймали ее, вздернули вверх и швырнули спиной о стену.
— Ты нас погубишь! — кричал он.
Голова Арди ударилась о штукатурку — один, два, три раза. Вест схватил сестру за шею, оскалился и стал сжимать ее горло. Раздался тихий хрип.
— Эгоистичная, никчемная... долбаная... шлюха!
Ее лицо прикрыли спутанные волосы. Вест видел только часть щеки, уголок рта, темный глаз.
Глаз смотрел на него. Без боли. Без страха Пустой, безжизненный, как мертвый.
Он сжал пальцы. Раздался хрип. Он сжал еще раз. И еще раз...
Вест вздрогнул и очнулся. Разжал пальцы и отдернул руку. Арди осталась стоять, выпрямившись возле стены. Он слышал, как она дышит: короткие судорожные вдохи. Или это он сам? Голова раскалывалась. Глаз девушки по-прежнему смотрел на него.
Должно быть, он вообразил все это. Наверняка. Через секунду-другую он проснется, и кошмар закончится. Это просто сон.
Потом она откинула волосы с лица.
Ее кожа была нездорово-бледной, словно свечной воск или тесто. Струйка крови, стекавшая из носа, казалась почти черной. На шее четкими пятнами проступили красные отметины от пальцев. Его пальцев. Значит, все-таки не сон.
Желудок Веста выворачивался наизнанку. Его рот открылся, но оттуда не донеслось ни звука. Он посмотрел на кровь на ее губе, и его затошнило.
— Арди...
Его едва не вырвало от отвращения, когда он произнес ее имя. Вест чувствовал вкус желчи на корне языка, однако голос его продолжал лепетать:
— Прости меня... Я виноват... С тобой все в порядке?
— Бывало и хуже.
Она медленно подняла руку и прикоснулась кончиком пальца к губе. Ее рот был измазан кровью.
— Арди... — Его рука потянулась к сестре, но он отдернул ее, опасаясь того, что мог сделать. — Прости меня...
— Он всегда просил прощения. Ты помнишь? Он всегда обнимал нас и плакал. И всегда просил прощения. Но это никогда не останавливало его в следующий раз. Или ты забыл?
Вест подавился и снова удержался от рвоты. Если бы она стала плакать, кричать, колотить его кулаками, ему было бы легче. Все что угодно, только не это. Он пытался не вспоминать об этом, но он не забыл.
— Нет, — прошептал он, — я помню.
— Может быть, ты думал, что он изменился, когда ты ушел от нас? Он стал еще хуже. Только теперь я пряталась одна. Я часто мечтала, что ты вернешься. Вернешься и спасешь меня. Но ты вернулся совсем ненадолго, и между нами все было по-другому, и ты не сделал ничего.
— Арди... Я не знал...
— Ты знал, но сбежал. Ведь проще не делать ничего. Притвориться. Я понимаю. Знаешь, я даже не виню тебя. Это в некотором роде утешало в те дни — знать, что тебе удалось сбежать. День, когда он умер, был счастливейшим днем моей жизни.
— Арди, он был наш отец...
— О да! Это все мое невезение. Невезение по части мужчин. Я рыдала на его могиле, как подобает почтительной дочери. Рыдала, пока плакальщики не начали бояться за мой рассудок. Потом я долго лежала в кровати, пока все не заснули. А потом я тайком выбралась из дома, вернулась на могилу, немного постояла, поглядела... а потом я помочилась на него, черт подери! Я задрала рубашку, присела сверху и помочилась на него! И все это время я думала: я больше никогда не буду ничьей собакой! — Она вытерла кровь с носа тыльной стороной руки. — Если бы ты видел, как я была счастлива, когда ты послал за мной! Я перечитывала письмо снова и снова. Все мои жалкие мечты вдруг ожили. Надежда, да? Проклятое чувство! Уехать, чтобы жить с моим братом. Моим защитником. Он присмотрит за мной, он поможет мне. Теперь, может быть, и у меня будет жизнь! Но я вижу, что ты совсем не тот, каким я тебя помнила. Ты такой взрослый. Сначала не замечал меня, потом стал читать мне лекции, потом ударил, а теперь вот просишь прощения. Истинный сын своего отца!
Он застонал. Казалось, она колет его иглой прямо в череп. И это самое меньшее, чего он заслуживал. Она права: он предал ее. Задолго до сегодняшнего дня. Пока он забавлялся со шпагами и целовал зады тех, кто его презирал, она страдала. От него требовалось лишь небольшое усилие, но он не смог заставить себя его сделать. Каждую минуту рядом с Арди он чувствовал свою вину — тянущую вниз, как камень в кишках, невыносимую.
Она сделала шаг от стены и сказала:
— Пойду-ка я повидаю Джезаля. Возможно, он самый ничтожный идиот во всем городе, но он никогда не поднимет на меня руку, правда?
Она оттолкнула Веста и двинулась к двери.
— Арди! — Он схватил ее за руку. — Прошу тебя... Арди... Мне очень жаль...
Она высунула язык, свернула его трубочкой и выплюнула струю кровавой слюны, мелкими брызгами осевшей на мундире брата.
— Вот тебе твоя жалость, сволочь.
Дверь захлопнулась перед его лицом.
rulibs.com
Ничья собака
— Почему я? — бормотал Вест сквозь зубы, глядя вдоль моста на Южные ворота.
Эта нелепица в порту задержала его гораздо дольше, чем он рассчитывал, но, с другой стороны, разве в последнее время бывало иначе? Иногда ему казалось, что в Союзе только он один серьезно готовится к войне. Приходилось все делать самому — даже считать гвозди для конских подков. Он уже опоздал на ежедневную встречу с маршалом Берром, и его еще ждала сотня дел, которые необходимо, но невозможно сделать сегодня. Такие дела находились всегда. Не хватало только бессмысленной заминки у самых ворот Агрионта.
— Почему, черт побери, все это происходит со мной?
У него снова заболела голова: знакомая пульсирующая боль позади глазных яблок. С каждым днем она начиналась все раньше и становилась все сильнее.
Из-за установившейся жары стражникам разрешили заступать в караул не в полной выкладке. По крайней мере двое из них сейчас жалели об этом. Один солдат корчился на земле возле ворот, сжимая руками мошонку, и шумно всхлипывал. Рядом с ним Вест увидел сержанта: кровь текла у него из носа на камни моста крупными темно-красными каплями. Еще два стражника склонили копья, нацелив их на тощего темнокожего парнишку. Поодаль стоял второй южанин — пожилой человек с длинными седыми волосами; он опирался на перила и взирал на происходящее с выражением глубочайшей покорности судьбе.
Парнишка кинул быстрый взгляд через плечо, и Вест ощутил укол удивления. Это была женщина! Темные волосы, коротко обрезанные и торчащие во все стороны массой сальных перьев. Один рукав оторван возле плеча, длинная и жилистая коричневая рука крепко сжата в кулак на рукоятке кривого ножа. Клинок сверкал, зеркально-яркий и зловеще острый — единственная из вещей девушки, которая выглядела чистой. По всей правой стороне лица проходил тонкий серый шрам, пересекавший черную бровь и презрительно сжатые губы. Однако по-настоящему Вест был потрясен, когда разглядел ее глаза: слегка раскосые, суженные, полные глубочайшей враждебности и подозрительности — и желтые. Он повидал немало самых разных кантийцев в свое время, пока воевал в Гуркхуле, но ни у кого прежде не видел подобных глаз. Глубокий, насыщенный, золотистый желтый цвет, как...
Моча. Вот чем от нее пахло, понял он, подойдя поближе. Моча, пыль и застарелый перекисший пот. Он запомнил этот запах на войне — так пахли люди, не мывшиеся очень давно. Вест поборол неодолимое желание зажать нос и дышать ртом, а также побуждение обойти незнакомку, не приближаясь к сверкающему лезвию. Если хочешь разрядить опасную обстановку, нельзя выказывать страха, как бы ты на самом деле ни боялся. Вест знал по опыту: если сумеешь сделать вид, что все под контролем, — ты наполовину победил.
— Что здесь происходит, черт побери? — прорычал он, обращаясь к окровавленному сержанту. Ему не было необходимости притворяться раздраженным: с каждой секундой он все сильнее опаздывал и все больше злился.
— Эти вонючие бродяги намеревались пройти в Агрионт, сэр! Я, разумеется, хотел их прогнать, но у них есть бумаги!
— Бумаги?
Странный старик постучал Веста по плечу и вручил ему сложенный листок, слегка обтрепавшийся по краям. Майор прочитал бумагу, все больше хмуря брови, и сказал:
— Это пропуск, подписанный лично лордом Хоффом. Их следует пропустить.
— Но не с оружием, сэр! Я им так и сказал: нельзя пройти с оружием! — Сержант держал необычного вида лук из темного дерева в одной руке и изогнутый гуркский меч в другой. — Едва заставил ее сдать хотя бы вот это, а когда попытался обыскать... эта гуркская сука...
Женщина зашипела, сделала стремительный шаг вперед, и сержант с двумя стражниками нервно попятились, сбившись в кучу.
— Спокойно, Ферро, — со вздохом произнес старик по-кантийски. — Ради бога, успокойся.
Женщина плюнула на камни моста и прошипела какое-то ругательство, которого Вест не разобрал. Она помахивала клинком из стороны в сторону так, что было ясно: она умеет с ним обращаться и очень хочет этого.
— Почему я? — пробормотал Вест сквозь зубы.
Он уже понял, что и это затруднение придется улаживать ему. Словно и без того не хватает проблем! Вест глубоко вздохнул и приложил все усилия, чтобы поставить себя на место этой смердящей женщины: в незнакомом месте, вокруг люди непривычного вида, они произносят непонятные слова, потрясают копьями и пытаются ее обыскать. Возможно, как раз сейчас она думает о том, как отвратительно пахнет от Веста. Скорее всего, она не опасна, но сбита с толку и испугана... Впрочем, вид у нее вполне опасный и ни в малейшей степени не испуганный.
Старик, несомненно, выглядел более рассудительным, поэтому Вест сначала обратился к нему.
— Вы пришли из Гуркхула? — спросил майор на ломаном кантийском.
Старик поднял на него усталые глаза:
— Нет. На юге есть много других народов, кроме гурков.
— Тогда из Кадира? Из Тавриса?
— Вы знаете юг?
— Немного. Я воевал там.
Старик дернул головой, показывая на женщину, с подозрением наблюдавшую за ними желтыми раскосыми глазами:
— Место, где она родилась, называется Мунтаз.
— Никогда не слышал о таком.
— Да и с чего бы? — Старик пожал костлявыми плечами. — Маленькая страна возле моря, далеко к востоку от Шаффы, по ту сторону гор. Гурки захватили ее много лет назад, а народ уничтожили или продали в рабство. Очевидно, с тех самых пор она пребывает в плохом настроении.
Женщина хмуро взглянула на них, не выпуская из виду солдат.
— А вы сами? — спросил Вест.
— О, моя родина лежит еще дальше на юге. За Кантой, за пустыней, даже за пределами Земного круга. Страны, где я родился, нет на ваших картах, мой друг. Юлвей, так меня называют. — И он протянул майору длинную черную руку.
— Коллем Вест.
Женщина настороженно смотрела, как они пожимают друг другу руки.
— Этого человека зовут Вест, Ферро! Он сражался с гурками! Может быть, это заставит тебя довериться ему?
В голосе Юлвея звучало не очень много надежды. И действительно, плечи женщины остались такими же ссутуленными и напряженными, как прежде, а ее кулак все так же крепко сжимал рукоять ножа. Один из солдат выбрал весьма неудачный момент, чтобы сделать шаг вперед со своим копьем наперевес, и женщина снова зарычала и сплюнула на землю, выкрикивая нечленораздельные ругательства.
— Хватит! — услышал Вест собственный голос. Он кричал на стражников: — Поднимите ваши долбаные копья!
Солдаты потрясенно уставились на него, и он заставил себя успокоиться.
— Мне не кажется, что это вторжение неприятельских войск. А как по-вашему? Поднимите копья!
Наконечники копий неохотно отодвинулись от женщины. Вест решительно шагнул к ней и поглядел прямо в желтые глаза со всей уверенностью, на какую только был способен. «Не выдавай страха», — говорил он себе, однако его сердце все равно колотилось. Он протянул дикарке открытую ладонь, подойдя так близко, что мог бы до нее дотронуться.
— Нож, — резко произнес Вест. — Прошу тебя. Тебе не причинят вреда, даю слово.
Женщина внимательно поглядела на него раскосыми блестящими желтыми глазами, перевела взгляд на стражников с копьями, потом снова на него. Это заняло кучу времени. Вест стоял перед ней с пересохшими губами, с мучительной головной болью, он опаздывал все больше и больше, он взмок под мундиром на горячем солнце и пытался не обращать внимания на то, как от нее пахнет. Время шло.
— Зубы господни, Ферро! — воскликнул внезапно ее спутник. — Я старик! Имей жалость! Мне, может, осталось жить несколько лет! Отдай ему нож прежде, чем я умру!
— С-с-с, — прошипела она, скривив рот.
В течение головокружительного, бесконечного мгновения нож поднимался вверх, потом рукоятка шлепнулась в ладонь Веста. Он позволил себе коротко сглотнуть от облегчения. Вплоть до самого последнего момента он был почти уверен, что нож долетит до него острым концом вперед.
— Благодарю тебя, — проговорил он более спокойно, чем чувствовал себя на самом деле. Потом отдал нож сержанту и сказал: — Уберите оружие и проводите наших гостей в Агрионт. Если кому-нибудь из них будет причинен малейший вред — особенно ей, — вы лично ответите мне за это. Вы поняли?
Еще мгновение он сверлил сержанта взглядом, потом повернулся и, пока не случилась какая-нибудь новая неприятность, поспешил через ворота в туннель, оставив старика и вонючую женщину за спиной. Головная боль усилилась. Черт побери, он опаздывал!
— Ну почему я, черт возьми? — проворчал Вест самому себе.
* * *— Боюсь, оружейные склады сегодня закрыты, — с презрительной усмешкой сказал майор Валлимир, глядя на Веста сверху вниз, словно на нищего попрошайку. — Необходимые нормы выполнены, мы даже опередили график и больше не будем разжигать горны на этой неделе. Возможно, если бы вы пришли вовремя...
Молоты в голове Веста стучали все сильнее. Он заставил себя дышать медленно, говорить спокойно и ровно. Он ничего не добьется, если выйдет из себя. Так никогда ничего не выиграешь.
— Я понимаю, майор, — терпеливо сказал Вест, — но идет война. Многие из рекрутов, которых мы получили, почти не вооружены, и лорд-маршал Берр попросил, чтобы горны снова разожгли с целью обеспечить им снаряжение.
Это не вполне соответствовало истине, но с того времени, как он присоединился к маршальскому штабу, Вест почти оставил попытки говорить людям правду — таким способом ничего нельзя было добиться. Он взял на вооружение смесь лести, хвастовства и откровенной лжи, смиренных просьб и скрытых угроз и научился с немалой точностью определять, какая именно тактика наиболее эффективна с тем или иным человеком.
К несчастью, до сих пор ему так и не удалось нащупать нужную струнку в отношениях с майором Валлимиром, мастером-распорядителем королевских оружейных складов. То, что они были в одном ранге, делало задачу еще более затруднительной: Вест не мог безнаказанно давить на Валлимира и не мог заставить себя просить.
Более того: если говорить о социальном положении, они были далеко не ровней. Валлимир, потомственный дворянин из влиятельной семьи, отличался невероятным самомнением; по сравнению с ним Джезаль дан Луфар казался робким и самоотверженным. То, что у Валлимира абсолютно отсутствовал боевой опыт, только ухудшало положение: чтобы компенсировать его недостаток, он совершал вдвое больше глупостей. Поэтому указания Веста, пусть даже они исходили от самого маршала Берра, встречали у майора такой же радушный прием, как если бы их отдавал грязный свинопас.
Сегодняшний день не стал исключением.
— Месячные нормы выполнены, майор Вест, — Валлимир сделал на его имени насмешливое ударение, — и горны погашены. Это все, что я могу вам сказать.
— И я должен передать это лорд-маршалу?
— За вооружение рекрутов отвечают лорды, которые их посылают, — сухо отчеканил Валлимир. — Нельзя винить меня за то, что они не выполнили своих обязательств. Это не наша проблема, майор Вест, и вот это вы можете передать лорд-маршалу.
Вот так всегда. Замкнутый круг: из канцелярии Берра — в снабженческие конторы, к командирам рот, батальонов, полков, на склады, разбросанные по всему Агрионту и городу, в арсеналы, в бараки, в конюшни, в порты, где солдаты со снаряжением должны погрузиться на корабли через несколько коротких дней, в другие управления, а потом обратно — туда, откуда начал. Можно прошагать целые мили и ничего не добиться. Каждую ночь он камнем падал в постель, чтобы через несколько часов вскочить и начать все заново.
Когда Вест командовал батальоном, он бился с врагами, и его оружием был меч. В качестве штабного офицера ему пришлось биться со своими, а оружием стала бумага. Такое занятие больше подходило для секретаря, чем для солдата. Вест чувствовал себя так, словно пытался вкатить на гору огромный камень: старался изо всех сил, но не двигался с места и не имел возможности расслабиться — иначе камень рухнет и погребет его под собой. А надменные подонки не желали замечать нависшей над всеми опасности. Они бездельничали рядом и говорили: «Ну это же не мой камень!»
Теперь он понимал, почему в Гуркхуле временами не хватало еды для людей, или одежды, или подвод для припасов, или лошадей для подвод, или множества других нужнейших вещей, необходимость которых было легко предугадать.
Вест решил: будь он проклят, если что-либо подобное произойдет по его недосмотру, и он увидит, как люди умирают из-за нехватки оружия. Он опять стал успокаивать себя, но с каждой новой попыткой голова болела все сильнее, а голос совсем охрип.
— А что будет, когда мы окажемся в Инглии с толпой полуодетых безоружных крестьян без снаряжения и снабжения? Что тогда, майор Валлимир? Чья это будет проблема? Уж точно не ваша, осмелюсь сказать! Вы-то останетесь тут, вместе со своими холодными горнами!
Едва Вест договорил, как тут же понял, что зашел слишком далеко: его собеседник буквально взорвался от негодования.
— Как вы смеете, сэр! Вы подвергаете сомнению мою честь? Девять поколений моей семьи служили в королевской охране!
Вест потер глаза, не зная, чего ему хочется больше — смеяться или плакать.
— Уверяю вас, у меня нет никаких сомнений в вашей храбрости. Я имел в виду совершенно другое, — проговорил он.
Он попытался поставить себя на место Валлимира. Ведь неизвестно, какому давлению тот подвергается: может быть, он предпочел бы командовать солдатами, а не кузнецами; может быть... Нет, все бесполезно. Валлимир был ничтожным человеком, и Вест его ненавидел. Он сказал:
— Это не вопрос вашей чести, майор, или чести вашей семьи. Это вопрос нашей готовности к войне!
Глаза Валлимира стали убийственно холодными.
— Да вы знаете, с кем разговариваете, грязный простолюдин! Ваше влияние на Берра... А кто он такой, как не олух из провинции, поднявшийся до своего положения исключительно благодаря удаче?
Вест моргнул. Он догадывался, что говорят о нем за спиной, но не ожидал услышать это прямо в лицо. Валлимир продолжал:
— А когда Берра не станет, что будет с вами? А? Куда вы пойдете, когда больше не сможете прятаться за его спину? У вас нет ни происхождения, ни семьи! — Валлимир скривил губы в холодной насмешливой улыбке. — Не считая вашей сестры, разумеется, а судя по тому, что я о ней слышал...
Вест внезапно осознал, что стремительно придвинулся к майору.
— Что? — прорычал он. — Что ты сказал?
Должно быть, выглядел он воистину устрашающе: лицо Валлимира побелело.
— Я... я...
— Ты думаешь, мне нужен Берр, чтобы сражаться за меня в бою? Так, жалкий долбаный червяк?
Он снова двинулся вперед, почти не владея собой. Валлимир попятился к стене, отвернулся и поднял руку, словно хотел защититься от неминуемого удара. Вест собрал всю силу воли, чтобы остановить собственные руки, не дать им схватить мерзкого паскудника и трясти его, пока не отвалится дурная голова. Голова самого Коллема раскалывалась, боль давила на глаза, готовые выскочить из орбит. Он сделал несколько глубоких медленных вдохов через нос и крепко сжал кулаки. Ярость понемногу утихла и уже не грозила захватить контроль над телом. Теперь она просто пульсировала, сжимая грудную клетку.
— Если вам есть что сказать по поводу моей сестры, — вкрадчиво прошептал Вест, — вы можете сделать это. Прямо сейчас. — Его левая рука медленно опустилась и легла на эфес шпаги. — И мы закончим наш разговор за стенами города.
Майор Валлимир отступил еще дальше назад.
— Нет, нет, я ничего не слышал, — пробормотал он. — Ровным счетом ничего.
— Ровным счетом ничего. — Вест еще мгновение смотрел в его белое лицо, затем сделал шаг назад. — Ну хорошо, тогда не будете ли вы добры снова разжечь для меня горны? У нас еще уйма работы.
Валлимир немного постоял, моргая, и ответил:
— Да, конечно. Я сейчас же распоряжусь, чтобы их разожгли.
Вест развернулся на каблуках и зашагал прочь. Он знал, что Валлимир с ненавистью смотрит ему в спину, что скверная ситуация обернулась наихудшей стороной и что он обзавелся еще одним высокородным врагом в придачу к множеству уже имеющихся. Неприятнее всего то, что Валлимир был прав. Если уйдет Берр, с Вестом покончено. И у него действительно нет семьи — не считая сестры, разумеется. Черт, как болит голова!
— Почему я? — шептал он. — Почему?
* * *Дел еще оставалось для целого дня работы, но Вест больше не мог терпеть. Голова болела так сильно, что ломило глаза. Нужно прилечь где-нибудь в темноте и положить мокрое полотенце на лоб — хотя бы на час, хотя бы на минуту. Он порылся одной рукой в кармане в поисках ключа, а другую прижал к воспаленным глазам, крепко сжимая зубы. А потом он услышал звук с другой стороны двери. Слабый звон стекла. Арди.
— Нет! — прошипел он.
Только не сейчас! И зачем только ему понадобилось давать ей ключ? Тихо ругаясь, он поднял кулак, чтобы постучать. Стучать в собственную дверь — вот до чего он дошел! Однако его кулак замер и опустился. Где-то в глубине мозга начала вырисовываться самая неприятная картина: Арди и Луфар, голые и потные, извиваются на ковре. Он быстро повернул ключ в замке и толкнул дверь.
Арди стояла у окна — одна и, к облегчению Коллема, полностью одетая. Однако меньшее удовольствие ему доставило то, что она наполнила из графина бокал до самого края. Арди подняла одну бровь, когда он вломился в дверь.
— А, это ты, — произнесла она.
— Кто же еще, черт побери? — отрезал Вест. — Это моя квартира, не так ли?
— Кое-кто не в лучшем настроении сегодня утром.
Немного вина выплеснулось на стол. Арди вытерла лужицу рукой и принялась облизывать пальцы, затем сделала большой глоток из бокала. Каждое ее движение раздражало Веста. Он поморщился и захлопнул дверь.
— Неужели тебе необходимо столько пить?
— Я понимаю, у молодой леди должны быть более благопристойные развлечения.
Ее слова звучали беззаботно, но даже сквозь головную боль Вест заметил: что-то не так. Она все поглядывала на стол, потом подвинулась к нему. Вест добрался туда первым и схватил листок бумаги с написанной на нем единственной строчкой.
— Что это?
— Ничего! Отдай мне!
Удерживая ее одной рукой, он прочел: «Сегодня ночью, на том же месте. А.».
Лоб Вест покрылся морщинами от гнева.
— Ничего? Ничего?
Он потрясал письмом перед лицом сестры. Арди отвернулась, дернув головой, словно отгоняла муху. Она ничего не говорила, только прихлебывала вино из бокала. Вест скрипнул зубами.
— Это Луфар, так?
— Я этого не говорила.
— Тебе и не нужно ничего говорить.
Вест скомкал записку в кулаке. Он обернулся к двери, каждый его мускул дрожал от напряжения. Он хотел выбежать из дома и придушить на месте эту гадину, но все же заставил себя минуту подумать.
Джезаль предал его. Это подлость. Неблагодарная скотина. Но ведь это не новость — парень всегда был дерьмом. Если наливаешь вино в бумажный кулек, не удивляйся, что он протекает. К тому же записку писал не Джезаль. Что толку наказывать его? В мире найдется множество других пустоголовых молодчиков.
— И куда это приведет тебя, Арди?
Она уселась на диван и обратила на него ледяной взгляд поверх кромки бокала.
— Что приведет, братец? — спросила она.
— Ты сама знаешь, что!
— Разве мы не одна семья? Неужели мы не можем быть откровенны друг с другом? Если тебе есть что сказать, так и говори! Куда, по-твоему, это меня приведет?
— Я думаю, это приведет тебя прямо в дерьмо, если уж ты спрашиваешь! — Отчаянным усилием он заставил себя говорить спокойнее. — История с Луфаром зашла слишком далеко. Письма? Записки? Я предупреждал его, но проблема, похоже, не в нем! О чем ты думаешь? И думаешь ли ты вообще? Перестань, пока люди не начали о тебе болтать! — Он снова попытался сдержаться, сделал глубокий вдох, но гневный крик все-таки вырвался наружу: — Они, черт побери, уже вовсю болтают! Ты должна немедленно прекратить это! Ты слышишь меня?
— Я слышу тебя, — небрежно ответила Арди. — Но кого заботит, что они подумают?
— Меня! Меня заботит! — Он почти кричал. — Ты знаешь, сколько мне приходится работать? Ты считаешь меня дураком? Ты сама знаешь, куда ты катишься, Арди! — Ее лицо помрачнело, но он безжалостно продолжал: — И ведь не в первый раз! Вряд ли стоит напоминать, что с мужчинами тебе не слишком везет!
— По крайней мере, с мужчинами из моей семьи! — Теперь она сидела прямо, с лицом напряженным и бледным от гнева. — И что ты можешь знать о моем везении? Мы десять лет почти не разговаривали!
— Но мы разговариваем сейчас! — проревел Вест, швыряя скомканный листок через комнату. — Ты подумала о том, что из этого выйдет? Если тебе удастся заполучить его? Ты думала об этом? Будет ли его семья радоваться при виде краснеющей невесты, как ты думаешь? В лучшем случае они не станут с тобой разговаривать. В худшем — вышвырнут вас обоих из дома! — Вест указал трясущимся пальцем на дверь. — Ты не заметила, что он тщеславная и самодовольная свинья? Они все такие! Как, по твоему мнению, он будет сводить концы с концами без своего жалованья? И своих высокопоставленных друзей? Да он даже не знает, с чего начать! И вы будете счастливы вместе? — Его голова раскалывалась, но он продолжал бушевать. — А если ты не сможешь его заполучить, что гораздо более вероятно? Что тогда? С тобой будет покончено! Ты думала об этом? Ты уже испытала такое однажды! И ты считаешься у нас самой умной! Ты выставляешь себя на посмешище! — Он задыхался от ярости. — Нас обоих!
Арди всплеснула руками:
— А-а, мы наконец-то добрались до сути! — Она тоже почти кричала. — На меня всем плевать, но если твоя репутация в опасности...
— Ты долбаная тупая сука!
Графин, кувыркаясь, перелетел через комнату и разбился о стену недалеко от головы Арди. Посыпались осколки, вино потекло по штукатурке. Это привело Веста в еще большую ярость.
— Почему, черт тебя дери, ты никогда не слушаешь?
В одну секунду он очутился рядом с сестрой. В глазах Арди на миг отразилось удивление, потом раздался резкий звук удара — Вест попал ей кулаком в лицо, как раз когда она вставала. Девушка повалилась на пол, но руки брата поймали ее, вздернули вверх и швырнули спиной о стену.
— Ты нас погубишь! — кричал он.
Голова Арди ударилась о штукатурку — один, два, три раза. Вест схватил сестру за шею, оскалился и стал сжимать ее горло. Раздался тихий хрип.
— Эгоистичная, никчемная... долбаная... шлюха!
Ее лицо прикрыли спутанные волосы. Вест видел только часть щеки, уголок рта, темный глаз.
Глаз смотрел на него. Без боли. Без страха Пустой, безжизненный, как мертвый.
Он сжал пальцы. Раздался хрип. Он сжал еще раз. И еще раз...
Вест вздрогнул и очнулся. Разжал пальцы и отдернул руку. Арди осталась стоять, выпрямившись возле стены. Он слышал, как она дышит: короткие судорожные вдохи. Или это он сам? Голова раскалывалась. Глаз девушки по-прежнему смотрел на него.
Должно быть, он вообразил все это. Наверняка. Через секунду-другую он проснется, и кошмар закончится. Это просто сон.
Потом она откинула волосы с лица.
Ее кожа была нездорово-бледной, словно свечной воск или тесто. Струйка крови, стекавшая из носа, казалась почти черной. На шее четкими пятнами проступили красные отметины от пальцев. Его пальцев. Значит, все-таки не сон.
Желудок Веста выворачивался наизнанку. Его рот открылся, но оттуда не донеслось ни звука. Он посмотрел на кровь на ее губе, и его затошнило.
— Арди...
Его едва не вырвало от отвращения, когда он произнес ее имя. Вест чувствовал вкус желчи на корне языка, однако голос его продолжал лепетать:
— Прости меня... Я виноват... С тобой все в порядке?
— Бывало и хуже.
Она медленно подняла руку и прикоснулась кончиком пальца к губе. Ее рот был измазан кровью.
— Арди... — Его рука потянулась к сестре, но он отдернул ее, опасаясь того, что мог сделать. — Прости меня...
— Он всегда просил прощения. Ты помнишь? Он всегда обнимал нас и плакал. И всегда просил прощения. Но это никогда не останавливало его в следующий раз. Или ты забыл?
Вест подавился и снова удержался от рвоты. Если бы она стала плакать, кричать, колотить его кулаками, ему было бы легче. Все что угодно, только не это. Он пытался не вспоминать об этом, но он не забыл.
— Нет, — прошептал он, — я помню.
— Может быть, ты думал, что он изменился, когда ты ушел от нас? Он стал еще хуже. Только теперь я пряталась одна. Я часто мечтала, что ты вернешься. Вернешься и спасешь меня. Но ты вернулся совсем ненадолго, и между нами все было по-другому, и ты не сделал ничего.
— Арди... Я не знал...
— Ты знал, но сбежал. Ведь проще не делать ничего. Притвориться. Я понимаю. Знаешь, я даже не виню тебя. Это в некотором роде утешало в те дни — знать, что тебе удалось сбежать. День, когда он умер, был счастливейшим днем моей жизни.
— Арди, он был наш отец...
— О да! Это все мое невезение. Невезение по части мужчин. Я рыдала на его могиле, как подобает почтительной дочери. Рыдала, пока плакальщики не начали бояться за мой рассудок. Потом я долго лежала в кровати, пока все не заснули. А потом я тайком выбралась из дома, вернулась на могилу, немного постояла, поглядела... а потом я помочилась на него, черт подери! Я задрала рубашку, присела сверху и помочилась на него! И все это время я думала: я больше никогда не буду ничьей собакой! — Она вытерла кровь с носа тыльной стороной руки. — Если бы ты видел, как я была счастлива, когда ты послал за мной! Я перечитывала письмо снова и снова. Все мои жалкие мечты вдруг ожили. Надежда, да? Проклятое чувство! Уехать, чтобы жить с моим братом. Моим защитником. Он присмотрит за мной, он поможет мне. Теперь, может быть, и у меня будет жизнь! Но я вижу, что ты совсем не тот, каким я тебя помнила. Ты такой взрослый. Сначала не замечал меня, потом стал читать мне лекции, потом ударил, а теперь вот просишь прощения. Истинный сын своего отца!
Он застонал. Казалось, она колет его иглой прямо в череп. И это самое меньшее, чего он заслуживал. Она права: он предал ее. Задолго до сегодняшнего дня. Пока он забавлялся со шпагами и целовал зады тех, кто его презирал, она страдала. От него требовалось лишь небольшое усилие, но он не смог заставить себя его сделать. Каждую минуту рядом с Арди он чувствовал свою вину — тянущую вниз, как камень в кишках, невыносимую.
Она сделала шаг от стены и сказала:
— Пойду-ка я повидаю Джезаля. Возможно, он самый ничтожный идиот во всем городе, но он никогда не поднимет на меня руку, правда?
Она оттолкнула Веста и двинулась к двери.
— Арди! — Он схватил ее за руку. — Прошу тебя... Арди... Мне очень жаль...
Она высунула язык, свернула его трубочкой и выплюнула струю кровавой слюны, мелкими брызгами осевшей на мундире брата.
— Вот тебе твоя жалость, сволочь.
Дверь захлопнулась перед его лицом.
rulibs.com
1
Эта история началась еще на летних каникулах, когда в сосновом лесу между Тюковкой и Шапкином был устроен оздоровительный лагерь для тюковских ребят. Шапкинских тоже принимали, но Андрейка не поехал. Он и так был здоровый, оздоровляясь без всякого лагеря — сам: зимой он здоровел от снега и мороза; когда начинало пригревать весеннее солнышко, зимнее здоровье увеличивалось; летом — и говорить нечего, а осенью в походах за грибами здоровье укреплялось еще больше. А там опять приходила зима, и все шло сначала! Таким образом, Андрейка только и знал оздоровлялся круглый год! Но иногда, как вольный человек, он подходил к этому лагерю, чтобы повидаться со знакомыми мальчишками и рассказать новости, которые произошли в разных местах, пока они тут оздоровлялись за дощатым забором.
В этот день, направляясь по своим делам, Андрейка встретился с компанией тюковских. Они вылезли на свободу через дырку в заборе и сейчас отдыхали от дисциплины, ползая по самому краешку глубокого обрыва, потому что воспитатели ошибочно думали, будто обрыв сделан из непрочной глины, можно обрушиться вниз и расшибиться, что на поверку оказалось форменной чепухой!
Там были двое Сережек: Барсук и Сережка Просто, двое Андреек: Андрюшка и Блин, хохол Тарас, приехавший из Бессарабии и сразу выдвинувшийся в командиры, который на днях уже успел пробить себе голову, ныряя с берега в речку, и теперь ходил забинтованный; остальные — ничем не выдающиеся личности.
Андрейка тоже полазил с ними по их чепуховому маленькому обрыву, потом все спрятались в кустах и начали разговаривать.
Андрейка предложил пойти в другой овраг, круче и глубже этого, где лазить гораздо интересней — страшнее во много раз! Они согласились идти, но вспомнили, что далеко отлучаться сейчас нельзя, а то их недосчитаются на торжественном утреннике, который состоится через полчаса. Там должны присутствовать почетные гости из райцентра, и среди всяких мелочей, вроде стишков и песен, драмкружок представит отрывки из пьесы «Каменный гость», а под конец один большой мальчишка из старшей группы будет показывать фокусы. Отрывки из пьесы Андрейку не очень интересовали, хотя ребята сказали, что в одном месте там дерутся на шпагах, а вот фокусника прямо-таки необходимо было посмотреть! А что он — не настоящий, а свой, даже лучше: ловкость рук у него, конечно, развита меньше, чем у настоящих циркачей, и поэтому легче подсмотреть, как это все получается…
По телевизору Андрейка больше всего любил смотреть цирк, где особенно внимательно следил за фокусниками. Остальные номера тоже здорово интересные, но таинственного ничего в них не было. Взять тех же акробатов или жонглеров: от их номеров, конечно, дух захватывает, но как они этого добились — ясно: нужно посильней тренироваться, и получится. Андрейка сам, безо всякой даже тренировки, умел сколько угодно стоять на голове или висеть, зацепившись за что-нибудь ногами. Свою кошку он в два счета выдрессировал прыгать через сцепленные руки и вставать на задние лапы. Да еще кошка была пожилая, упрямая и дальше учиться ни за что не захотела. Шестом он балансировал, установив его на палец или себе на лоб, замечательно ходил на ходулях, и всего этого достиг самоучкой, а что было бы, если б кто взялся его подучить?.. Но фокусников невозможно было разгадать! За ними Андрейка всегда смотрел во все глаза и даже сбоку заглядывал в экран, но никак не мог углядеть, почему у них все так получается. Ну, например, платки или шарики можно спрятать в рукав или еще куда, хоть и трудно, если они большие или много их. Но вот откуда берется утка в пустом ящике, который фокусник на глазах состроил из дощечек? Она ведь живая, крякает, ни в руках, ни за пазухой ее не спрячешь… А раз он вынул из ящика живого большого петуха! Кого-кого, а петухов Андрейка знал: как с ними дело иметь! С норовистыми, задиристыми петухами ладить еще трудней, чем со смирной уткой!..
Вот если бы какой-нибудь фокус увидеть своими глазами вблизи, не по телевизору, где, возможно, телевизионщики мухлюют, отводя в нужное время свой аппарат!
— А какие будут фокусы, не знаете? — допытывался он.
— Да-а… — пренебрежительно махнул рукой Андрюшка. — Шарики там… платки… Кролика будет доставать…
— Кролика? — насторожился Андрейка. — Живого?
— А как же! Нашего кролика — Николу. Он тут постоянно со всеми в лагере отдыхает…
Это было подходяще: ведь по кролику можно и про петуха догадаться, не говоря уж об утке!
— А он не рассказывал, как получается? Куда он его предварительно прячет?
— Не-е… Они с Николкой всегда закрывшись репетируют. А то, говорят, неинтересно будет смотреть…
— А меня нельзя провести?
— Не-е… Чужих, которые здесь не записаны, нам приводить не велят! А то не поймешь: кто из лагеря, а кто так пришел… Неразбериха выйдет! А сегодня еще и Полина дежурит, знаешь ее?
Свою землячку Полину Андрейка очень даже хорошо знал: тетка молодая, здоровенная, как богатырь, и самая шумливая во всем Шапкине! Раньше она работала санитаркой в больнице, а потом уволилась за то, что любила всем врачам указывать и распоряжаться, а они ее не слушались… Теперь поступила сюда, и по всему лагерю ее голос раздавался: над ребятами командует, ругается и даже иногда дерется, когда настоящие воспитатели не видят. Будто не знает, что у нас в государстве детишек бить не позволено! Но они на нее и не думали жаловаться, считая женщиной хотя и грубой, но безвредной. Тем более, что она дралась почти всегда за дело…
— А меня она ненавидит! — пожаловался Андрейка. — Считает хуже последнего шпиона!
— Почему?
— Да я ее испугал! — сообщил Андрейка. — И даже чуть не взорвал из ключа! Ключ мы нашли толстый, а внутри пустой — самый годный для стрельбы!.. Натолкли туда серы от спичек, почти целый коробок исчистили — там такая дырка была глубокая, ужасно должно стрельнуть!.. Веревочку, гвоздь…
— Знаем, знаем! — торопили его ребята, показывая, что и сами являются неплохими специалистами по стрельбе из ключей.
— Ударять я лично взялся!.. А дом избрал угловой, где фундамент крепкий… Ахнул! А она из-за угла и выйди! В самый тот момент, как ахнуло и взорвалось! Прямо перед ней взорвалось, у меня в руке только веревочка осталась… Ключ был плохо сделан, да и серы мы переложили, чтоб громче вышло.
— А она?
— Я не видал! Меня самого оглушило, и я убежал, с веревочкой вместе… А она подумала, что я нарочно ее поджидал. Как Алеха с Моськой бежали, не заметила, решила, что я один все. С тех пор стала какая-то нервная… и отовсюду меня теперь прогоняет. И от вас, наверно, тоже будет прогонять… — печально закончил Андрейка.
— Да чего там интересного? — утешал его Андрейка Блин. — Подумаешь, артисты… Ну, на шпагах дерутся… На шпагах мы сами получше можем… Только хороших шпаг нету… Мы бы лучше с тобой в овраг сходили!.. Статую, например, играет Кенгура…
— Та… лабуда все! — подтвердил Тарас.
— Какая Кенгура? — не понимал Андрейка.
— Мальчишка там один, тюковский… — пояснил Сережка Просто. — Он кенгуру назвал кенгурой, за это его и прозвали… Статуя там должна стоять в саду, где все происходит…
— А что она делает?
— То-то и оно, что ничего! Под самый только конец ее спросят, а она головой кивнет, и все! А хвалился! Подумаешь, какого ему Фантомаса доверили! Десять дней подготовлялся! Мол, моя роль самая трудная: нужно ни разу не пошевельнуться…
— Еще брешет, — припомнил Тарас, — шо простой артист израсходывает сто процентов энергии, а статуя чи сто пять, чи сто десять… ей трудней всего не пошевельнуться, особенно лицом… От гад!..
— Чепуха! — согласился Андрейка.
— Конечно! Мы ему говорили: чего тут такого? Стой да стой! А он: «Вы не понимаете в искусстве! Тут колоссальная нужна выдержка!» Мы спрашиваем: «А если муха на лицо сядет или комар?» — «Вытерплю!» Мы уж хотели побольше мух наловить, напустить там, да раздумали: лови их…
— Мухи не помогут! — сказал Андрейка. — Пока их ловят да в коробке они насидятся… разве им до статуй будет!..
И тут его осенила прекрасная мысль:
— А если вы меня проведете мимо Полины, чтоб там тоже сидел… я его рассмею!
— Как?
— А вот… — Андрейка скривил лицо, стараясь, чтобы выходило посмешнее, но без зеркала сам не увидишь, как там получается, и он предупредил на всякий случай: — Это так… Пробная, без подготовки… А могу смешнее! Когда сосредоточусь… Нужно сосредоточиться…
— Ни… — покачал забинтованной головой Тарас. — Не засмеется…
— Попробовать можно! — поддержал Андрейку Сережка Просто. — А вдруг? Ну-ка, покажи как-нибудь по-другому…
Андрейка перекривился на другой манер.
— Ни! — сказал Тарас.
— Для вас не очень смешно, потому что вы уже знаете! — убеждал их Андрейка. — А ему будет неожиданно… Еще как засмеется! Подумаешь, Кенгура какая-то… Не таких рассмеивали!
— Статуе полагается с закрытыми глазами быть… — сомневался Сережа Барсук.
— А мы его будем окликивать! — сразу нашел выход Сережка Просто. — Раскроет глаза — глянуть, кто зовет, тут ты не теряйся!..
— Будь спок! — заверил Андрейка. — Засмеется как миленький!
Всем стало интересно испытать, засмеется статуя или нет, и они согласились всячески помогать Андрейке пробраться мимо Полины.
На территорию лагеря Андрейка проник легко — через дырку в ограде, а там, окруженный ребятами со всех сторон, он направился прямо к фанерному павильону, заменявшему театр.
Но бдительная Полина сразу заметила своего земляка:
— Вот он! Уже тут! Ну ска-ажи… Будто он нюхом чует!
— Здрассте, теть Полин! Как поживаете? — приветствовал ее Андрейка. — Зашел вот к вам в гости… Дай, думаю, зайду…
— У тебя тут родни нету! — отрезала Полина. — Давай-ка отсюдова жи-во! Ишь какой гость дорогой явился!.. Одного Шапкина мало, сюда пожаловал безобразия устраивать?.. Ну нигде без него не обходится!..
Она схватила Андрейку за рукав.
— А ну, покажь в карманах!.. Небось уж припер взрывчатого чего аль горячего!..
— Да нет у меня… — оправдывался Андрейка, выворачивая карманы. — Я, теть Полин, только немножко побуду и потом уйду…
Полина не верила:
— Уже припрятал небось? Может, чего живого подпустить задумал: змеев, гадов каких, а?..
— Нет! Нет! — заступились за Андрейку ребята. — Мы за него ручаемся! Пускай побудет, а потом он уйдет…
— Ка-акие поручики выискались!.. — усмехалась Полина. — Авторитетные лица, что и говорить. А то я сама его не знаю! Уж где он объявился, тут жди да жди: либо взрыву, либо пожару, либо еще какого происшествия!.. Сереж, и не совестно тебе? Какие у тебя родители — почетные да ученые, а ты с кем связался? Разве он чему хорошему научит? А ты, Тарас, лучше не подмаргивай — вижу! Ты зачем сюда аж с самой Бессарабии ехал — макушки себе тут прошибать? Уж и компанию подходящую завел, вот и ходишь весь в бинтах, как сатана! Это диво: как они друг дружку сыщут? В Шапкине в самом учуял, что тут ему единомышленник с Бессарабии прибыл! А ты ступай добром, не доводи до зла, а то дождешься!
Дожидаться Андрейка не стал и пошел к воротам, Полина шла за ним, не замечая, что за ее спиной Тарас показывал Андрейке, чтобы он возвращался обратно к дыре…
Тут начался скандал у маленьких, Полина побежала наводить порядок, и Андрейка снова очутился в лагере. Через заранее открытое Тарасом окно он проник к ребятам в спальню.
Когда Полина, разняв малышей, опять вернулась посмотреть, что делают Тарас и другие, Андрейка уже сидел в тумбочке, с виду такой маленькой, что, казалось, там и кошка не поместится!
Скрючившись в три погибели, подобно фокуснице, которую якобы распиливают, он наслаждался своим невидимым положением и тихонько хихикал, слушая, как его ищет Полина.
— Земляка моего тут нету? — слышался ее голос. — А тогда чего вы тут стабунились? Небось схоронился где-нибудь?..
— Та ушел… — отвечал Тарас.
— Ой, не верится! Не такой это человек, чтоб добром уйтить! Где-нибудь уж он затаился… Найду — пускай не обижается! Андрейка, вылазь! Знаю, что ты прячешься! Вылезешь — не трону, а не вылезешь — хуже будет!
Но Андрейка не поддался на такую хитрость и не вылез, хотя в тумбочке было и тесновато… Вылезти он собирался, когда начнется представление и Полина уже не посмеет его выгонять — производить на глазах у почетных гостей шум и беспорядок… А после, когда все кончится, он и сам уйдет…
Чтобы не соскучиться в тумбочке и не терять зря времени, он на все манеры перекривлял лицо, хотя в темноте да без зеркала судить, как получается, трудно…
Когда прибыли важные гости, Андрейку выпустили из тумбочки. Затесавшись среди них, будто свой, он очутился на почетном месте, в самом первом ряду. Гости не возражали, вероятно думая, что он тоже откуда-нибудь приглашенный…
Полина в это время сидела на скамеечке под деревом с некоторыми родителями и давала им советы насчет воспитания детей, считая, что понимает в воспитании лучше настоящих педагогов…
Занавес открылся, и перед глазами зрителей оказался сад из больших завядших веток, где на табурете, оклеенном бумагой, взавправду стояла статуя, выкрашенная коричневой краской, в одежде из коричневой бумаги и время от времени моргала белыми глазами, с любопытством поглядывая в зал.
— Глядит… — сообщил Андрейке сзади Барсук.
Значит, теперь дело было только за Андрейкой! Немного привстав, чтобы получше обратить на себя внимание статуи, Андрейка скорчил первую рожу… Старинная барышня, пришедшая к статуе, чуть заметно улыбнулась, а статуя — хоть бы что… Андрейка перекривился на другой лад и, для большего комизма, начал вращать головой. Статуя не дрогнула, только слегка скосила глаза на Андрейку. Он начал кривляться без остановки, все больше привставая и входя в азарт. Даже руками помогал, выделывая ими разные смешные движения.
Старинная барышня и кавалер декламировали между собой, но смотрели на Андрейку. Почетные гости — тоже. Кое-кто из зрителей уже начал посмеиваться, а малыши, которых ничего не стоит рассмеять, хохотали уже вовсю. Может, постепенно и статуя рассмеялась бы, но за спиной Андрейки раздался Полинин голос:
— Так и знала! Вот зачем он сюда прокрадался, сатана! Ну-ка!
Своими сильными ручищами она выдернула Андрейку из зрительного ряда и поволокла к выходу, хоть он упирался и старался за что-нибудь ухватиться.
Тут почти все захохотали, в том числе и почетные гости. А что делала статуя, Андрейка не видел… Ему удалось прочно зацепиться ногами за какую-то деревянную перекладину у пола. Полина дергала, дергала, но не смогла его оторвать. При этом Андрейка то сжимался, то растягивался во всю длину, как червяк, которого скворец хочет вытащить клювом из земляной норки…
В суматохе он все-таки увидел, что статуя начала трястись, как при землетрясении, а когда Полине удалось-таки с грохотом оторвать Андрейкины ноги от перекладины, а он старался, шевеля во все стороны руками и ногами, будто щупальцами, еще за что-нибудь зацепиться, статуя не вытерпела, захохотала и, спрыгнув с табуретки, убежала.
Но тут уж все так смеялись, что даже Полина тоже начала улыбаться, но Андрейку все-таки вытурила…
Поэтому дальнейшее представление шло уже без его участия, а он находился за оградой снаружи, недалеко от дыры.
Там его потом нашли ребята, чтобы выразить благодарность за большой талант комика-исполнителя.
— А были фокусы? — поинтересовался Андрейка.
— Та… лабуда… — махнул рукой Тарас.
— Чепуха все… — подтвердил Андрюшка. — Интересно только, как Полина тебя тащила! Ну ржачка!..
— А кролика доставали?
— Нет! Никола не захотел выступать! Убежал под веранду и там сидит! Но ты здорово всех рассмеял!..
Тарас сказал, что таких потех он даже у себя в Бессарабии давно не видал.
— Ого гайдук! — в восторге воскликнул он, ударяя Андрейку кулаком по спине.
Андрейке объяснили, что в Бессарабии гайдуками называли в старину таких народных мстителей, которые отнимали добро у богатых и раздавали бедным, наподобие Робина Гуда. И любимый Андрейкин герой — легендарный комбриг Котовский (тоже, между прочим, бессарабец!) в свое время был гайдуком.
Тарас тут же рассказал несколько настоящих старинных историй о подвигах гайдуков. А про Кенгуру, опозоренного благодаря известному комику Андрейке, даже и не разговаривали… Потом оказалось, что сам Кенгура об этом не позабыл, затаив на Андрейку лютое зло…
2
Тот случай произошел уже в конце лета, а там Андрейка и оглянуться не успел, как вот оно — первое сентября: опять надо в школу!
Опустел лесной лагерь, откуда все ребята уехали по домам. И Тарас отбыл к себе в Бессарабию, добавив к разбитой макушке еще и вывихнутую ногу, которая пострадала, когда он лез на дерево за осиным гнездом, не считая мелких ранений, полученных в разное время. Отдыхом он остался очень доволен и мечтал на будущее лето снова приехать сюда оздоровляться. Лично Андрейке он обещал получше разузнать все о гайдуках и рассказать.
До Тюковки, где находилась школа, в хорошую погоду Андрейка любил ходить пешком.
Идешь четыре километра, и все по своим местам.
Много своих мест было у Андрейки в лесу, везде его ожидали знакомые, со всеми приятно повидаться… В мелком ельничке у Андрейки росли маслята — под каждой елочкой россыпью, и он заходил проверить, не начали ли они вылезать из-под сухой хвои.
Дальше среди берез пряталась любимая Андрейкина поляна. Там в норках жили муравьи, желтопузые шмели и осы — все знакомые Андрейки. Муравьям он иногда приносил гостинец — мух, червячков. Они радовались и утаскивали все в свои подземелья про запас. Потом он осматривал шмелиные норы: как там чувствуют себя шмели, все ли у них благополучно?
За полянкой росли молодые дубки, где целая шайка вороватых нахальных соек всегда ожидала Андрейку. Завидев его издали, они начинали мелькать между деревьями, переговариваясь пронзительными хулиганскими криками и оповещая всех в лесу, что опять идет тот подозрительный шапкинский мальчишка. Им Андрейка ничего не давал: такие нахалки пускай сами себе добывают.
А он заворачивал посмотреть, как в одном местечке вырастают странные грибы, называемые «колпаки», — настоящие рыжие зонтики на тонкой ручке. Их в Шапкине никто не ел, но Андрейка все равно любил за чудной симпатичный вид и всегда наведывался посмотреть, намного ли они подросли…
Невозможно даже перечислить, сколько каждый день встречалось Андрейке интересного по дороге в школу, хоть ходил он одной и той же тропинкой.
А на подходе к Тюковке, где кончался лес, его уже поджидала собака, которая была ничья и неизвестно где жила, но всегда выходила Андрейку встречать и после школы далеко провожала по лесу.
Теперь дорога стала еще интереснее, потому что по ней ходил не просто ученик Андрейка, а пробирался неуловимый гайдук, прозванный в народе Яношиком. Вообще-то Андрейка всю жизнь был разведчиком, но теперь взял от разведки отпуск, чтобы немного побыть в гайдуках, которые ему очень понравились по рассказам Тараса.
Выяснилось, что про гайдуков знает не только Тарас, но и Читака. У него и книжка нашлась, где были напечатаны гайдуцкие песни. Правда, те гайдуки были немного другие, словацкие, но в остальном не отличались — «у богатых брали, бедным отдавали», а Яношик был у них главный. И в песнях говорилось, что он «ходил лугами, а в руке — валашка», «леса-лесочки» были ему что «дома-домочки», а «елки и сосенки что сестренки» — все как у Андрейки! А валашку он себе сделал точь-в-точь такую, как на картинке в книжке, — такой длинный топорик наподобие индейского. И когда он ходил лесом, то всегда нес ее в руке, а подходя к Тюковке, прятал в укромном месте, под листьями, потому что в школу с валашками ходить не разрешалось. Да и ребята тюковские очень отчаянные и опасные: еще отнимут!.. А идя домой, опять доставал свою валашку, брал в руку и снова становился грозным гайдуком Яношиком. Его уже дожидалась верная гайдуцкая собака, и они вместе скрывались в лесу…
Андрейка сперва сомневался, бывают ли у гайдуков собаки, и решил, что должны быть: собака подает знак, нет ли поблизости каких врагов, охраняет гайдука ночью, когда он спит, чтобы жандармы не могли застать врасплох, схватить его и заковать в цепи, посадить за семь замков в крепость. И вообще с собакой гайдуку гораздо веселее!
Дорога в школу и обратно теперь проходила незаметно: ведь гайдуку скучать некогда, нужно смотреть, не подкрадываются ли где жандармы и не катит ли по дороге толстопузый пан, которого требуется остановить и, взмахнув валашкой, крикнуть гайдуцким голосом: «Стой! А ну, отдавай назад, что у бедных наотнимал!» И путники, видя какого-то человека, который осторожно выглядывает из кустов и юркает обратно в чащу, его не узнавали: может, принимали за шапкинского Андрейку, а это, оказывается, гайдук давно уж! Да им и не полагалось узнавать, потому что гайдуки любили маскироваться под простых людей, чтобы их не поймали.
Собака тоже была хорошо замаскирована и на вид казалась просто смешной лохматой собачонкой с доброй улыбчивой мордой и веселыми карими глазами.
Крепко подружился гайдук со своей собакой, любо посмотреть, как они, расположась где-нибудь под елкой, вместе угощались из Андрейкиного портфеля, а потом пели:
Гей! Лес высокий горный,
Ты нам дом просторный,
Вырубки меж елок
Нам взамен светелок! Гей!
Конечно, при такой жизни требовалось много времени, чтобы добраться из школы домой: Андрейка подолгу задерживался и получал от родителей нагоняй.
Они с собакой виделись каждый день, кроме, конечно, выходных, когда гайдук отдыхал в Шапкине, а что в это время делала собака — неизвестно… Наверно, вспоминала их веселые похождения и ждала понедельника, когда можно снова встречать друга, который придумает новые игры и принесет ей в гайдуцкой сумке, замаскированной под портфель, какое-нибудь угощение…
Но Андрейку она любила не за угощение, а просто так. Дашь ей чего-нибудь — съест, вежливо помахав в благодарность хвостом, и скажет глазами: «Спасибо тебе, друг, очень вкусно!» А ничего не дашь — тоже не обидится и примется играть как ни в чем не бывало: нет — значит нет… А если дашь для шутки что-нибудь плохое, то вежливо возьмет в рот, положит на землю и помашет хвостом, говоря: «Вижу, друг, что ты пошутил, я шутки понимаю и не обижаюсь даже нисколечко!»
Она откуда-то знала время, когда Андрейке идти, и аккуратно ждала в условленном месте: подходишь, а собака уже дожидается и мчится навстречу, подпрыгивая к самому твоему лицу и стараясь лизнуть в нос, и вертит хвостом, а по морде видно, как она радуется, что вот и опять они встретились. А в играх была понятливее, чем, например, Сенечка, которому нужно долго вдалбливать, что от него нужно, а он все равно испортит игру, делая все не так. А эта сама догадывалась, что требуется, без всяких приказаний. Помогала не для виду, а от всей души: с азартным лаем бросалась на невидимого врага, стоило только Андрейке показать в ту сторону, а когда самим приходилось спасаться от тех же врагов, мчалась впереди, оглядывалась и лаяла, а когда они уставали, бросалась наземь и растягивалась рядом, быстро дыша и высунув длиннющий язык… Но стоит Андрейке чуть пристальней всмотреться в чащу да схватиться за валашку, она тоже настораживала уши, подготавливалась к бою и оглядывалась на Андрейку, дожидаясь только команды, и по знаку бросалась вперед.
А какая вежливая! Встречаясь с Андрейкой в самой Тюковке, только издали улыбалась и махала хвостом в знак приветствия, но сама не навязывалась, а ждала, когда Андрейка ее позовет… Зато уж потом кидалась к другу со всех ног и начинала от радости скакать и выделывать всякие штуки, показывая, как приятно ей вместе с Андрейкой находиться. В остальное время, видно, жизнь у нее была не очень хорошая: часто Андрейка замечал, как она сиротливо спешит куда-то с озабоченной мордой или обнюхивает на дороге места, где хозяйки выливают помои, вытаскивая оттуда разные кусочки, а некоторые тюковские еще швыряют в нее камнями и чем попало.
Конечно, такую ценную собаку с необыкновенным умом и характером, раз она считается ничья, нужно было взять себе, и Андрейка дома уже сколько раз приступал к разговору с родителями, но те уперлись — ни в какую.
Андрейка делал всякие подходы, чтобы их переубедить, но они и слушать не хотели…
Сперва он убедительно разъяснял, что в хозяйстве собака просто необходима для охраны от воров: живи у них своя собака, прошлым летом не утащили бы со двора ведро и половик, она бы не отдала. Но родители сказали, что воров не боятся: своих в Шапкине нет, чужим незачем приходить на их двор. А от собаки будет больше вреда, чем от воров: начнет бегать по огороду и все топтать. Этой весной чужие собаки повадились на огород и всю картошку стоптали, а уж если заведется своя, то она со всей округи собак приманит… Андрейка доказывал, что прибегали глупые, а у них будет умная. Скажешь ей: «не топчи», она и не станет!
Потом попробовал действовать по-другому: пусть ему хоть всю жизнь больше не покупают ни обнов, ни подарков, только позволят завести собаку. Но мать с отцом ответили, что в ближайшее время обнов покупать и не собираются: денег мало, да такому помазку хоть покупай, хоть не покупай, он мигом все измажет и порвет… А что до подарков, то их сперва требуется заслужить, а он не заслужил, показав неважные успехи в учебе даже без собаки… Андрейка заверил, что если у него будет собака, то примется учиться прямо на золотую медаль. Но ему не поверили, сказав, что это слышано тысячу раз, и все без последствий… Пускай пока поднажмет без собаки, а там видно будет… Вон в Макуревке Валька Сотов завел себе голубей да и вовсе учиться бросил, связавшись со взрослыми голубятниками, и теперь то на крыше сидит — своих голубей «трухает» да «подтрухивает», то шныряет за овощным павильоном в райцентре, где торгуют всякой живностью, и уже курит в открытую! Это было совсем уж ни к селу ни к городу! Какое же может быть сравнение: собака и голуби? Совсем разные вещи! И как может собака приучить курить, если сама не курит? Может, по-ихнему, и кошка курит? Вот бы поглядеть на такую смехоту!
Один раз Андрейке чуть было не повезло. По радио передавали статью для родителей. Так там прямо говорилось, чтоб родители разрешали детям заводить себе собак; от собак у них улучшается характер, увеличивается ум и учеба идет успешнее… А мать с отцом, как назло, находились в огороде! Андрейка выскочил и заорал истошным голосом, чтобы бросили все, бежали скорей слушать радио: важное сообщение передают! Те все бросили, прибежали, а про собак передавать уже кончили, музыка началась… А когда Андрейка стал пересказывать своими словами умные советы ученых людей, ему не поверили, даже рассердились, что якобы напрасно испугал…
Однако Андрейка надежды не терял, так как ему не совсем запретили думать про собаку, а сказали, там видно будет…
Но вскоре и у самого Андрейки жизнь стала совсем тяжелая.
А началось прямо с пустяка!
Однажды последнего урока в школе не было, Андрейка освободился раньше и пошел отыскивать собаку, которая, конечно, не знала, что можно уже приходить к условленному месту. Он нес ей всякие недоеденные бутерброды и пончики, которые набрал в школьном буфете, даже поругался с буфетчицей тетей Раей, мечтавшей прикарманить все объедки для своей свиньи. Андрейка ей так прямо и сказал, что домашним свиньям, значит, разрешается наедаться, а государственная собака должна, что ли, с голоду помирать?
Он повстречал много собачонок, бегавших по тюковским улицам, но все были другие…
А та собака вроде бы раз промелькнула в самом конце длинной улицы. Андрейка побежал туда, но и там ее не обнаружил…
Нигде собаки нет! А у одного палисадника девчонка андрейкиного возраста стоит, прислонясь спиной к калитке, и на Андрейку смотрит смеющимися глазами… У самой волосы — прямо лисьей рыжины, носик длинноватый, вздернутый, и Андрейка тотчас сообразил, что девчонка — точь-в-точь та красивая лиса на картинке, где она готовится съесть колобок! Он приостановился и сказал девчонке, чтобы она знала, на кого похожа:
— Рыжая лиса!
Девчонка моментально выпалила в ответ:
— Абдурахман!
— Рыжая лиса! — повторил Андрейка.
— Мартын с балалайкой!
— Рыжая лиса!
Девчонка больше ничего не ответила и важно ушла в калитку, Андрейка пошел дальше, но тут из калитки выскочил маленький карапуз весь в военном: в ремнях, фуражке, с саблей и кобурой — и заорал вслед Андрейке:
— Выхухоль!
За ним из калитки еще несколько мелких детишек высыпало посмотреть, что теперь будет делать Андрейка. Андрейке последнее слово показалось почему-то обидным, и он вернулся, чтобы попугать пузатую мелочь. Малыши убежали во двор и подняли страшный визг. Калитка вдруг отворилась и на улицу один за другим начали выскакивать уже настоящие мальчишки, которых повыскочило не меньше семи человек, и все до одного самые опасные в Тюковке драчуны и обидчики, всегда державшиеся вместе, а главным у них считался Носарь.
Это была такая компания, которую нужно всегда обходить стороной, ни в коем случае не связываться, а стараться, чтобы они не привязались. И обошел бы Андрейка этот дом за три улицы, кабы знал, что с виду безвредная Лиса состоит под их защитой.
Андрейке прямо повезло, что учился он в другой смене, не с ними, а вот Алехе с Моськой здорово от них доставалось… И ничего не поделаешь, потому что отчаянными мальчишками прямо кишела громадная Тюковка, не то что маленькое Шапкино, где ребят раз, два, и обчелся… Тут не до того, чтобы бороться с могущественными тюковцами, которые вообще чужих не любили и всячески преследовали, а уж если их затронуть, тогда хоть в школу бросай ходить.
И надо же было так произойти, что Андрейка не только оскорбил их сестру, назвав Рыжей Лисой, но среди них вдобавок оказался и Кенгура, которого Андрейка рассмеял в лагере, когда тот был статуей. Знай он, что Кенгура тоже состоит в этой компании, нипочем не стал бы его затрагивать, пускай бы стоял хоть до самой зимы.
Если бы не злопамятство Кенгуры, может, все как-нибудь и обошлось бы, да и девчонка, похоже, не сильно обиделась, а даже наоборот — поглядывала на Андрейку через заборчик смеющимися глазами и прыскала, будто Андрейка чем ее рассмешил… Правда, военный карапуз, выскочивший вперед всех, грозно кричал:
— Сейчас тебе влетит!
А Носарь со своей шайкой уже настигли Андрейку, окружили, и схватили, и не вырваться, и не убежать… Кругом — тюковские, и все один одного опасней: Партизан, и Простуженный, и Китаец, и Лелик… И, конечно, сам Кенгура. Тот горячился и радовался больше всех: скакал впереди и вокруг Андрейки не хуже настоящего кенгуру, топал от радости ногами и восклицал противным голосом:
— Ага, попался! Ага, попался! Держите его крепче, ребята! Вот когда ты попался!
И военный карапуз тоже радовался поимке Андрейки, крича:
— Сейчас тебе влетит!
На Андрейкино счастье, отсутствовал самый опасный — длинный Жорка. Он был сильно начитан и выдумывал для Носаря, как все делать, чтобы выходило интересно и по правилам, а необразованный Носарь его слушался.
— Тих-ха! — скомандовал своим Носарь, похожий на дурака Емелю из сказки, и обратился к Андрейке: — Отвечай мне немедленно: чего ты тут делаешь на нашей улице, откудова взялся и прочее.
— Вообще-то я… — начал Андрейка, улыбаясь как можно добродушнее и соображая, чем бы задобрить тюковских. — Разве вы меня не знаете?.. А я вас знаю! Вас все знают… уважают!.. Вот у нас, в Шапкине…
— А-а! Ты шапкинский! — обрадовался Носарь. — Давно не попадалось в наши лапы шапкинского! Отвечай мне немедленно: какое ты имеешь право за нашими девчатами гоняться?
Сам Носарь без Жорки не умел придумать ничего такого интересного, что можно было бы сделать с пленным Андрейкой, а остальные тюковские не вмешивались.
Приметив, что Носаревы волосы по рыжине смахивают на девчонкины, хоть не такие выдающиеся, а нос длинноватый и вверх загибается, как у Братца Лиса из книжки, Андрейка смекнул, что девчонка, видать, приходится Носарю сестрой или какой другой родней, и объяснил, приветливо оглядываясь в ее сторону:
— Да я шел… Вижу: что это за такая девочка красивенькая живет… Подошел посмотреть, а она…
— Мальчишки, не трожьте его! — распорядилась Лиса, прихорашивая волосы. — Лучше отпустите…
Но военный карапуз, воинственно суя во все стороны кулаками, заорал:
— Не пускать!!
Да и Носарю, видно, неохота было просто взять да и отпустить шапкинского, раз уж попался, и, подумав, он велел:
— Рассказывай свою автобиографию!
— Да я… одним словом… из цирка! — ни с того ни с сего ляпнул Андрейка.
Тюковские так удивились, что даже бросили Андрейку держать, а сам Носарь разинул рот.
— Врешь! — злобствовал Кенгура. — Как ты можешь быть из цирка, когда сам только сейчас сказал, что из Шапкина? Где у вас там цирк?
— Да я там временно проживаю… — выкручивался Андрейка. — А в цирке состою… клоуном не клоуном, а так… комиком небольшим… Я ведь большой чудак числюсь!
Дальше Андрейка пошел заливать уже напропалую:
— Пока еще по малолетству только приучаюсь… Не каждый день, само собой… Одним словом… меня назначили с обезьянятами играть!
— Чего врешь! Какие еще обезьянята?
Носарь просто обалдел, и другие тоже.
— Маленькие… Такие вот… — показал Андрейка. — Большие-то обезьяны повседневно выступают: репетиции у них, то, се… Требуется мальчишка с маленькими побыть… играть с ними, чтобы не соскучились! Я от них кое-чему подучиваюсь, они от меня… Они ведь какие смешные! Ну просто укатаешься, если кого бы пустить поглядеть!..
— А как туда принимают? — с завистью спросил Носарь.
— По знакомству, конечно… У нас там родня работает… дядя двоюродный! Могу поговорить: мне заместитель требуется. Вы тут пока думайте… а я пока пойду… ждут!
Андрейка, в последний раз улыбнувшись Рыжей Лисе и всем остальным, зажал свой портфель под мышкой и деловой походкой отправился прочь…
— Эй… погоди! — окликнул его растерянный Носарь.
— Да некогда же! — ответил Андрейка, убыстряя шаги. — И так запаздываю!..
— Стой, тебе говорят!
До тюковских дошло, что Андрейка заговорил им зубы, обдурил, и они с воплями и гиканьем кинулись вдогонку.
Андрейка припустил вдоль улицы, будто мустанг-иноходец. У кого бывает скорость больше: у того, кто догоняет, или кто спасается? Конечно, кто спасается, потому что в это время происходит прибавление сил во много раз!
Тюковские гнались вяло: возможно, незадолго до Андрейки они уже гоняли кого-то другого и уморились…
Самому Носарю, правда, удалось на секундочку настичь Андрейку и ткнуть в шею небольно, отчего настроение у него сразу улучшилось, и он отстал. Зато Андрейка
librolife.ru
Она лежала там, опустив голову, словно заключённый из лагеря с клеймом на лбу и боках…
Сссобака… И это мы не о животном!
Фантазия — это хорошо. Но если фантазия оживает в человеке ленивом и циничном, то она теряет свой знак «плюс» и играет против правил…
О том, что произошло недавно в городском парке в Чилликоти (штат Огайо), знают уже во всех концах страны.
Кто-то из отдыхающих, пришедших в зелёную зону, заметил на земле большую металлическую клетку. Внутри сидело печальное существо, которое, видимо, было раньше чьим-то питомцем.
Подойдя вплотную к клетке, прохожие ужаснулись: белоснежная шерсть собаки вся была исписана огромными чёрными буквами! Кто-то вывел на ней слова химическим маркером: на одном боку было написано «FREE» («ничья», «бесплатная»), на другом — «I am a gift from God» («Я подарочек свыше»), а прямо на лбу было напутственно выведено «Good home only» («Только в хороший дом»).
Вот уж кто-то действительно не хотел эту собаку!
Люди вызвали полицию — и вскоре бедолагу отправили в приют Ross County Humane Society, где передали в руки волонтерам.
«Мы многое повидали в своей жизни, — рассказывает работник зоозащитного общества Моника Денни. — Однако тут все были просто шокированы столь грубым и унизительным обращением с домашним питомцем! За три года работы в RCHS я ни разу не видела ничего подобного…»
И действительно, в голове не укладывается — если была куплена клетка, неужели так сложно было прикрепить к её прутьям листок бумаги? Уже не говоря о том, что до ближайшего приюта от парка совсем недалеко…
Удивляет и то, что 5-месячный щенок оказался вполне здоров. Работники центра решили назвать девочку Марвеллой (Marvella), что переводится с французского как «чудо».
После хорошей ванны с мылом и перекисью водорода чёрные надписи исчезли с белой шерсти щенка. Марвелла быстро адаптировалась к новым условиям и стала играть с другими собаками и работниками приюта. Вполне адекватный, нормальный, добрый ребёнок с большими доверчивыми глазками!
Так как щенок здоров, он уже сейчас готов к принятию, и Моника начала искать для него добрые руки. Она думает, что ответственные хозяева найдутся довольно быстро, однако волонтёры несколько раз перепроверят условия, куда попадёт Марви, чтобы убедиться в благоприятной атмосфере нового дома.
А пока малышка ещё находится в приюте, работники не упускают шанса потискать её и побегать с ней на прогулках!
«Она замечательная, милая и дружелюбная собака, которая не заслужила, чтобы её так грубо бросили! Впрочем, ни одно животное этого не заслуживает… Сначала мы всё думали: что за тип мог такое сделать, чем он думал, как рассуждал? А потом поняли — он, вероятно, не ожидал, что история получит такой резонанс. Возможно, в жизни этого человека происходили странные и невесёлые вещи, которые толкнули его на необдуманный поступок…» — говорит Моника.
Это дело уже расследует полиция. Её представители уверены, что быстро найдут нарушителя и в любом случае призовут его к уголовной ответственности.
Хорошо, что малышка здорова, над ней не издевались и даже неплохо кормили. Так что же это всё-таки было — обычная человеческая глупость, неудачная шутка, неприкрытый цинизм «по жизни» или намеренная жестокость? Пишите своё мнение в комментариях!
источник
Понравился наш сайт? Присоединяйтесь или подпишитесь (на почту будут приходить уведомления о новых темах) на наш канал в МирТесен!
givepaw.ru
Pragueratter | Все права защищены © 2018 | Карта сайта
