История О Собаке Из Тольятти, Которая Всю Жизнь Прожила На Обочине. Константин собака


История О Собаке Из Тольятти, Которая Всю Жизнь Прожила На Обочине

Молодая пара из Тольятти приютила эту немецкую овчарку, когда та была еще щенком. Подрастая, пес все больше и больше сближался со своими хозяевами, становясь членом семьи, лучшим другом. Вместе они часто ездили на природу, устраивали пикники на берегу Волги. Как тогда, в тот жаркий летний день, когда ничего не предвещало беды. Выезжая на обводную дорогу города, молодая пара на вишневой легковушке сталкивается с другой машиной. 20 лет назад автомобили отечественного производства еще не были оснащены подушками безопасности. Молодые люди, парень и девушка, погибли на месте.

Чудом выжил лишь их любимый пес.

Очнувшись на месте аварии через некоторое время, собака смиренно начала ждать своих хозяев. Проходили дни, недели, месяцы, но преданный пес все не сходил со своего места, веря, что молодые люди вот-вот вернутся.

Жители соседних домов стали замечать собаку – прошел уже год, а эта немецкая овчарка так и оставалась на обочине дороги в дождь, в снег – в любую погоду. Тольяттинцы пытались забрать пса домой или отправить в приют, но преданный четвероногий друг всегда возвращался на свой пост ожидания, каждый день бросаясь на вишневые автомобили, в надежде увидеть в них своих хозяев. У других людей он жить не хотел. Пять лет – недолгий срок для верности.

Оставив попытки приютить пса, жители просто начали его подкармливать, прониклись к нему особым чувством заботы и любви и даже назвали Константином, что в переводе с греческого означает „верный“. Этот пес, историю которого после семи лет знали уже все тольяттинцы, стал самым знаменитым гражданином города.

Однажды, проезжая по обводной дороге на автобусе, люди внезапно поняли – что-то изменилось. Улица вдруг как будто опустела. Житель соседнего дома, выйдя из подъезда и по привычке захватив с собой лакомые косточки, собаки на дороге больше не нашел.

„Все ее видели, все ее знали. А когда ее не стало, что-то перевернулось в душе, потому что такой преданности сейчас уже и не увидишь“, – рассказывает Наталья Муромец, жительница Тольятти.Позже Константина нашли мертвым в лесу, куда он ушел, чувствуя приближение смерти.

Тольяттинцы не видели больше свой город без его главного символа, преданной немецкой овчарки. На собранные деньги в 2003 году горожане установили любимой собаке памятник, ставший вскоре символом Тольятти. Константин, теперь облаченный в бронзу, все еще ждет на дороге любимую семью, всем своим существом напоминая людям о главном – любви и верности, о которых люди, кажется, давно позабыли.

Говорят, Константин приносит удачу молодоженам и исполняет желания, если потереть ему нос.

Источник

www.pure-t.ru

История пса Константина. | Северная Жемчужина Ханна

Уже несколько лет главной достопримечательностью Тольятти считается не только гигант “АвтоВАЗ”, но и малоприметный памятник собаке на окраине Автозаводского района. Семь лет верный пес ждал своих погибших хозяев на улице города… Его впервые заметили на обочине дороги в далеком 1995 году. Некрупная, плотно сложенная овчарка с визгом кидалась под колеса встречных автомобилей. Машины уезжали, а собака оставалась. Она, преданная и любящая душа, не знала, что те, кого она так отчаянно ждет, не вернутся к ней никогда.

История обычная.Россия, дорога, авария.Все погибли…Все люди погибли.А пес выжил…

Летом 1995 года, незадолго до появления собаки-призрака на Южном шоссе, на том же самом месте произошла автокатастрофа. Автомобиль вишневого цвета, в котором молодожены возвращались из свадебного путешествия, столкнулась со встречной машиной. Из всех пассажиров невредимым остался только пес. Во время удара собаку просто выкинуло из автомобиля. Молодая жена умерла еще до приезда врачей. Спустя несколько часов в реанимации умер и мужчина.Вскоре после этого, люди которые возвращались домой, говорили, как видели призрак собаки на обочине дороги. А вместо этого они могли быть дома и играть в онлайн игры на сайтах, как http://ru.partycasino.com/. А собака так и осталась ждать его на том месте, где в последний раз видела живым.Пес не бросил хозяина. Точнее то место, где видел его в последний раз. Он ждал, ждал, что хозяин придет. И он бы обязательно пришел, если бы был жив…7 лет, в жару и холод, пес охранял последнее пристанище своего хозяина.Только через несколько месяцев грязного, ободранного пса заметили местные жители. Псу дали кличку Константин (“постоянный”, “верный”). Все ждали, что еще немного – и пес забудет о случившемся. Но каждый день он снова и снова бросался на встречные автомобили. Причем выбирал именно вишневые “девятки”: “Хозяин вернулся!”. Но автомобили проносились мимо.

7 лет. Нет, это не представить.Это можно только пережить.Где ты, хозяин, почему тебя так долго нет?Может быть, вот в этой машине сидишь ты. Сейчас выйдешь и…нет, и эта проехала мимо…И так каждый день…в дождь и в снег…в холод и в зной…7 лет…

Все это время местные жители подкармливали овчарку и даже пытались приютить пса, но тот словно не замечал сколоченных для него будок. Он не бросил своего поста. Да и людей особо близко к себе не подпускал. Ни мальчишек, ни милицию, ни сотрудников санитарных служб. Не удавалось подойти и тем, кто подкармливал собаку. Все, кто ездил в новый или старый город, видели пса, бегающим вдоль дороги или мирно лежащим.

Историю о нем неоднократно публиковали газеты по всей России.

Когда его мертвого нашли в лесу, стали говорить о том, что Костик угодил под колеса большого “КамАЗа”, и водитель, испугавшись народного гнева, таким образом “скрыл улики”. Но никаких следов насильственной смерти не обнаружилось. Собаки часто уходят, почуяв приближение смерти, чтобы не погибать на глазах своих хозяев. Так и Верный ушел в лес, чтобы хозяин, вернувшись, не увидел его мертвым. Пес был уверен: рано или поздно хозяин придет. Не может не прийти. И поэтому ждал до последнего…

А потом началась другая история. Уже люди в ней главные роли играют. Простые люди.

Для начала у дороги сразу поставили щит с надписью: “Псу, научившему нас любви и преданности”. Плакат постоянно сдувало ветром. Тогда тольяттинская общественность выступила с инициативой поставить Верному настоящий бронзовый памятник.

Через два года после смерти собаки был установлен памятник с надписью “Памятник преданности” на пересечении Южного шоссе и улицы Льва Яшина.

Памятник, по сути, не псу предназначен больше, а самим людям. Чтобы помнили. Собрали 250 тысяч. Ульяновский скульптор Олег Клюев изваял в бронзе собаку, по его словам: “Все, что я пытался воплотить в своей работе, так это – безграничную преданность”. По замыслу скульптора, изваянная в бронзе собака “смотрит вдаль с надеждой во взгляде”.

В 2003 году, в День города Тольятти памятник установили. И теперь на обочине застыл уже не живой, а бронзовый пес. Скульптура высотой полтора метра установлена на гранитном постаменте так, что у проезжающих по Южному шоссе создается впечатление, что собака поворачивает голову вслед за проезжающими мимо автомобилями.

Скульптура псу Верному – это один из символов города. В Копенгагене русалочка, а в Тольятти – памятник собаке, чья преданность и верность стала легендой.

hanyrik.ru

интересные факты из мира собак.

Все события происходили на обводной дороге города Тольятти по улице "Южное Шоссе", которая проходит по Автозаводскому району. Однажды в 1995 году жители города заметили на обочине дороги пса. Он всегда был на одном и том же месте и бросался на проезжающие автомобили. Собака была породы немецкая овчарка. Слухи по городу разнеслись довольно быстро и, впоследствии, этот пёс стал достоянием горожан.

Заинтересовавшись этим событием более подробно, жители городского округа Тольятти узнали, что летом 1995 года неподалёку от этого места произошла автомобильная авария двух легковых автомобилей. По официальной версии, автомобиль вишнёвого цвета столкнулся со встречной машиной. В салоне вишнёвого автомобиля находились пёс и его хозяева- молодая пара (есть версия, что они были молодожёнами). Девушка погибла на месте, а мужчина в тяжёлом состоянии был доставлен в больницу, где через пару часов скончался. Чудом выжил только пёс. Клички его известно не было, поэтому в народе прозвали его "Верный" или "Костик" (уменьшительно-ласкательное от имени Константин, что в переводе с греческого означает "постоянный", "верный").

Псу строили конуру и даже пытались забрать его к себе домой, но ни одна попытка не увенчалась успехом. Пёс всегда возвращался обратно, с нетерпением ожидая своих хозяев. И в снег и в дождь, в любую погоду и время года он неизменно находился на своём месте. От сочувствующих горожан он принимал только еду. В любую погоду он постоянно ждал и бежал ко всем рядом проезжающим автомобилям вишнёвого цвета. Все, кто ездил по каким-либо делам в "новый" или "старый" город, постоянно видели Константина бегающим у обочины дороги, либо спокойно отдыхающим на травке. Горожане очень полюбили Константина и превратили его историю в "живую легенду".

В 2002 году пёс умер. Его нашли мёртвым в лесу. По городу пошли слухи, что Константина сбил грузовик "КамАЗ", водитель которого, испугавшись гнева людей, спрятал его тело в новогородском лесу, тем самым скрыв улики и уйдя от ответственности. Однако следов насильственной смерти обнаружено не было, и слухи остались неподтверждёнными. Костик умер своей собственной смертью. Скорее всего, пёс ушёл в лес, чтобы там умереть. Константин ждал своего хозяина до последней секунды.

Эта была прискорбная новость для всех горожан, пса очень любили и он на какое-то время смог стать живой легендой города. За неимением средств и самоличной инициативой, в память о псе жители поставили у обочины дороги мемориальный щит с надписью: "Псу, научившему нас любви и преданности".

С этих дней он стал символом Тольятти и предметом подражания верности своим любящим хозяевам. Этот щит постоянно сдувало ветром и его часто ломали вандалы. Тогда общественность города Тольятти вышла с инициативой поставить Константину настоящий бронзовый памятник. Впервые с официальной идеей подобного памятника выступила ученица 8 класса гимназии № 39 Комсомольского района- Налётова Ксения в 1990 году, ещё до произошедших событий лета 1995 года. Она принимала участие в проводившемся в те дни общегородском конкурсе "на лучший эскиз памятника в городе". Свой памятник конкурсантка назвала "Памятник верности": "На постаменте изображена собака, вокруг собаки обмотана лента, которая символизирует дорогу. На конце ленты- звезда, символизирующая душу хозяина. Взор собаки был обращён на звезду". Фотография этого макета была напечатана в газете "Площадь свободы". В 2002 году эта идея стала как никогда актуальной, о проекте Ксюши вспомнили и предложили воплотить в жизнь.

Памятник стоит у 21 квартала на пересечении улиц Южное Шоссе и Льва Яшина у семиэтажного дома № 25. Сама скульптура высотой чуть более полутора метров установлена на гранитном постаменте. Воздвигли его таким образом, что проезжающим по дороге водителям кажется, что собака поворачивает голову вслед за проезжающими автомобилями, как бы ещё надеясь увидеть своих погибших хозяев. По словам автора скульптуры: "все, что я пытался воплотить в своей работе, это- безграничная преданность".

...самое сложное, что пришлось ему передать через памятник, так это характер Константина.В наши дни это место является местом, обязательным к посещению молодожёнами как символ нерушимой верности в семейной жизни. По сложившейся традиции, чтобы молодожёны были верны друг другу и счастливы в семейной жизни, псу нужно потереть кончик носа. От этого ритуала кончик носа сейчас стал отполированный.

© 2014 togliattinka.ru

© 2018 Александр Смирнов. Дрессировка собак, консультации кинолога, помощь зоопсихолога. Телефон или WhatsApp +7 (921) 921-0-911, e-mail [email protected]. Читайте все новости в твиттере @kinologsmirnov кинолога Александра Смирнова.

www.dressirovka.spb.ru

Пес Константин - Домашние питомцы

символ верности из города Тольятти...

 

1411140070_original.jpg

Мало кто знает, но оказывается события, похожие на историю всемирно известного пса по кличке Хатико, произошли у нас в стране, в городе Тольятти в середине 90-х годов. Вот рассказ о собаке, поразившей всех своей верностью и ставшей, без малого, символом города...Все события происходили на обводной дороге города Тольятти по улице "Южное Шоссе", которая проходит по 

Автозаводскому району. Однажды в 1995 году жители города заметили на обочине дороги пса. Он всегда был на 

одном и том же месте и бросался на проезжающие автомобили. Собака была породы немецкая овчарка. Слухи по 

городу разнеслись довольно быстро и, впоследствии, этот пёс стал достоянием горожан.Заинтересовавшись этим событием более подробно, жители городского округа Тольятти узнали, что летом 

1995 года неподалёку от этого места произошла автомобильная авария двух легковых автомобилей. По 

официальной версии, автомобиль вишнёвого цвета столкнулся со встречной машиной. В салоне вишнёвого 

автомобиля находились пёс и его хозяева- молодая пара (есть версия, что они были молодожёнами). Девушка 

погибла на месте, а мужчина в тяжёлом состоянии был доставлен в больницу, где через пару часов скончался. 

Чудом выжил только пёс. Клички его известно не было, поэтому в народе прозвали его "Верный" или "Костик" 

(уменьшительно-ласкательное от имени Константин, что в переводе с греческого означает "постоянный", 

"верный").Псу строили конуру и даже пытались забрать его к себе домой, но ни одна попытка не увенчалась успехом. Пёс 

всегда возвращался обратно, с нетерпением ожидая своих хозяев. И в снег и в дождь, в любую погоду и время года 

он неизменно находился на своём месте. От сочувствующих горожан он принимал только еду. В любую погоду он 

постоянно ждал и бежал ко всем рядом проезжающим автомобилям вишнёвого цвета. Все, кто ездил по каким-

либо делам в "новый" или "старый" город, постоянно видели Константина бегающим у обочины дороги, либо 

спокойно отдыхающим на травке. Горожане очень полюбили Константина и превратили его историю в "живую 

легенду".В 2002 году пёс умер. Его нашли мёртвым в лесу. По городу пошли слухи, что Константина сбил грузовик 

"КамАЗ", водитель которого, испугавшись гнева людей, спрятал его тело в новогородском лесу, тем самым скрыв 

улики и уйдя от ответственности. Однако следов насильственной смерти обнаружено не было, и слухи остались 

неподтверждёнными. Костик умер своей собственной смертью. Скорее всего, пёс ушёл в лес, чтобы там умереть. 

Константин ждал своего хозяина до последней секунды.Эта была прискорбная новость для всех горожан, пса очень любили и он на какое-то время смог стать живой 

легендой города. За неимением средств и самоличной инициативой, в память о псе жители поставили у обочины 

дороги мемориальный щит с надписью: "Псу, научившему нас любви и преданности".С этих дней он стал символом Тольятти и предметом подражания верности своим любящим хозяевам. Этот 

щит постоянно сдувало ветром и его часто ломали вандалы. Тогда общественность города Тольятти вышла с 

инициативой поставить Константину настоящий бронзовый памятник. Впервые с официальной идеей подобного 

памятника выступила ученица 8 класса гимназии № 39 Комсомольского района- Налётова Ксения в 1990 году, 

ещё до произошедших событий лета 1995 года. Она принимала участие в проводившемся в те дни общегородском 

конкурсе "на лучший эскиз памятника в городе". Свой памятник конкурсантка назвала "Памятник верности": 

"На постаменте изображена собака, вокруг собаки обмотана лента, которая символизирует дорогу. На конце 

ленты- звезда, символизирующая душу хозяина. Взор собаки был обращён на звезду". Фотография этого макета 

была напечатана в газете "Площадь свободы". В 2002 году эта идея стала как никогда актуальной, о проекте 

Ксюши вспомнили и предложили воплотить в жизнь.Памятник стоит у 21 квартала на пересечении улиц Южное Шоссе и Льва Яшина у семиэтажного дома № 25. 

Сама скульптура высотой чуть более полутора метров установлена на гранитном постаменте. Воздвигли его 

таким образом, что проезжающим по дороге водителям кажется, что собака поворачивает голову вслед за 

проезжающими автомобилями, как бы ещё надеясь увидеть своих погибших хозяев. По словам автора 

скульптуры: "все, что я пытался воплотить в своей работе, это- безграничная преданность"....самое сложное, что пришлось ему передать через памятник, так это характер Константина.В наши дни это место является местом, обязательным к посещению молодожёнами как символ нерушимой 

верности в семейной жизни. По сложившейся традиции, чтобы молодожёны были верны друг другу и счастливы в 

семейной жизни, псу нужно потереть кончик носа. От этого ритуала кончик носа сейчас стал отполированный...

my-msk.ru

Константин Рубинский Чужая собака. Городской романс

Константин Рубинский

Чужая собака

Рассказ

То лето на даче было особенно холодным.

К нам повадился один мальчик с нижней улицы. Он жил у бабушки Степаниды в старом домике у озера, как раз напротив мостков. У него было длинное лицо, сероватая кожа, рот с обидчиво поджатыми губами. Ходил он всегда в одной и той же футболке линялого серого оттенка; я еще думал, что их у него несколько таких, одинаковых: должен же человек майки менять, после бани, например? Хотя был он старше меня года на три, ростом мы были одинаковые. А отличали его от всей окрестной ребятни смирный нрав и услужливость.

Забежит, рысьим таким манером, вперед, калитку отворит и ждет, когда все пройдут. После тихонько, плавно прикроет и засов добросовестно завязит — все, как следует. Осмотрительный такой, рачитель.

Одна черта в нем только удивляла: любил пугать. То за сосну в сумерках спрячется, затаится, выскочит вдруг с криком. То историю какую-нибудь смертоубийственную заладит. А то еще, напросившись с нами на Золотые Пески, взбудоражит взрослых: поднырнет и спрячется за ялик — их там всегда с десяток моталось на приколе — вроде утонул…

Да, забыл еще о глазах его сказать — серые они у него были. Но не такие, как у тебя — твои мягкие, прозрачные. Его глаза не отражали ни лодок, ни облаков, хотя и остро глядели: кромешно, безвыходно серые глаза.

Пацан в сером цвете. Так я его называл.

Скучно с ним было. Но я подолгу торчал возле него из-за маленькой, жалкой, чудесной собаки, которой он повелевал.

У собаки были нежные желтенькие брови и короткие ножки. В городе почти что таких называют  т а к с а. Она была черная, как жук, и всегда улыбалась. Только почему-то очень боялась теннисных ракеток и веника. Мама как-то сказала, задумавшись: «Бьют его часто, Черныша…»

Черныш прибегал к нам обычно рано, по росе, скулил, царапался под дверью и за окном. Окошки наши — мы снимали комнату у хозяев — были маленькие, чуть не от земли: трава росла — крапива и левкой — прямо в комнату. Солнце еще не выйдет из-за соседского забора, туман плавает клочками в ямках от лука, а Черныш уже молит мокрыми чистыми глазками: «Выйди, милый!» — и стекло лапами скребет.

— Выйди, Белый! Вый-ди, Бе-лый!

Я — в сандалии, в окно и за ворота.

А пацан в сером цвете уже тут как тут.

— Опять Черныша приманиваешь?

— Нет, он сам, он только сегодня…

— Знаю все. Испортишь мне собаку. А ну, пошли, тварь, на цепь посажу!

Я еще не говорил, что тихим был Серый только на людях. С такими, как я, — «молодой еще!» — приговаривал он, руки в боки — чего ради ему было церемониться? Да и кто был я? Стриженный «на лыску» второклашка, обладатель гастрита и нескольких детских тайн…

Но Черныш полюбил меня, и опять, и снова убегал к нашему дому. Тогда мы, чтобы избавить его от жестокости Серого, стали баррикадировать калитку и двери. Но он все равно находил лазейку в заборе. Мы выискивали, ползая в крапиве и малине, его лаз и заколачивали дощечками. А наутро Черныш был, как и вчера, под нашим окном.

Только почему-то избегал он нашего угощения. Иногда, правда, словно из чистой вежливости, брал что-нибудь из рук — и тотчас подставлял под ладонь свои теплые мягкие уши. А завидев кастрюли да миски, бросал насиженное местечко на крыльце или в подорожнике и, как-то застенчиво пятясь, старался улизнуть. Я-то знал, что там ему достаются только закусанные сохлые корки, размоченные в квасе. Да и то сказать: Борька, поросенок, курочки-рябы в несметном количестве, целый взвод гусей, две кошки с пестрыми котятами всех возрастов, да еще один пес-любимчик Митрофан. Разве крокодила только не хватало. Вот я и подбирался к нашему скромному гостю с угощеньями. Да зря. Не брал даже рафинада. Деликатно так помахивает хвостом, будто молвит: «Ну, что ты, зачем это? Знаешь ведь, из одной дружбы хожу, будет уж тебе…»

Ох, а какой, бывало, грозный лай — у него был мощный бас при самом кротком телосложении — будил нас среди ночи! Это Черныш, разрываясь между двумя улицами, нес сторожевую службу. В его сердце была не только ласка, в нем жили дерзость и отвага. Сопровождая нас, порою против нашей воли, в лесничество, бросался он на встречные машины с яростным лаем. Долго гнался однажды за хвостом грохочущего товарняка, покуда не отогнал его на приличное расстояние. А что касается мышей и крыс, оставлявших визитные карточки на хозяйских столах, то в нашу комнату они не смели сунуться: даже дух Черныша нагонял на них ужас. Дух Черныша, ходившего в гости через окно.

Вот как он спасал, вот как платил за дружескую руку на своей блестяще-черной, как лаковая японская шкатулка в нашей городской жизни, голове.

И вот какую шутку сыграло с нами то лето. Или жизнь, как пишут в книгах. Серый не виноват. Серый в этой истории был просто нулем.

Мне подарили «Электронику», азартную щенячью игру для жаждущих обрести пущую уверенность в себе. Наигравшись до отвала, я и придумал эту сделку. Заискивая, предложил Серому поменяться: я ему «Электронику», от которой его рот начинал шепелявить, он мне — Черныша. Серый внес уточнение. Он предложил меняться на время: на полчаса, на двадцать минут… Собака лично ему не принадлежала, и я понял его. Так и пошло. Только раздается «Белый!» или свист, я выхватываю из ржавой духовки, где хранил ее вместе с рогаткой, коробочку с чудодейственной игрой и мчусь за калитку. Мне вручается поводок с Чернышом — и наступает счастье…

Почему-то холодно очень было в то лето. Вроде и солнце меж облаков по небу ходило, и дрозды верещали, обклевывая незрелые рябины, и календарь на августе остановился — а холодно все время.

…Сдирая с Черныша ремешок, заваливаюсь вместе с ним в розовую кучу теплых опилок. Внимание, время!

— Ты! — хрипло осаживает нас игрок. — А ну, глянь сюда! Не видишь — стоит? Она у тебя не работает. — Физиономия Серого напоминает сизую тучу, переполненную липким противным снегом. Сейчас моя радость потонет в беспросветно-сером ненастье. — Ты ее сломал. Нарочно! Зажмотился, что я стал играть! Давай сюда собаку! Честность на честность. Все равно бабка сказала, толку от него не будет, раз по дворам ошиваться пошел. У, гад, изурочу!

— Серый! — орал я вслед. — Подожди, послушай меня, Серый!

Это я так думал, что ору; на самом-то деле я стоял на коленях в опилках, сжимая в потных ладонях жесткий кожаный поводок. Понимал: там, внутри у этого игрального светоча сели батарейки. Бежать за ним? Бесполезно. Еще больнее зажмет в локтях Черныша, да и на меня фокусов у него всегда хватит.

Кто-то из наших отнес Степаниде поводок. Все жалели Черныша, запертого а сарае, плачущего. Добренькая «баушка Стеша» давно на него косилась: Серый чернил в ее глазах собаку даже в ту пору, когда на джентльменских условиях стал сдавать мне Черныша внаем. Это я узнал позже.

Узнал уже после того, как вышел в то утро на крыльцо. Был конец августа, и холод на дворе стоял такой, что от меня пошел пар, а роса на шершавых, почти черных листьях смородины походила скорее на изморозь.

Первый раз за все лето не ударил в мои колени повизгивающий гуттаперчевый снарядик. Я подумал, что Серый крепко привязал его или даже посадил на цепь от бывшего Полкана.

«Я поеду в город, — решил я, — поменяю батарейки; вернусь, отдам Серому игру и заберу Черныша к себе. «Электроника» стоит дорого, Серый сдохнет от радости».

С корзиной картошки меня отправили в город. А следующей электричкой неожиданно приехала мама. У нее были очень бледные губы. Увидев ее, я почувствовал, как во мне копошатся мураши — их десятки, сотни! — и вгрызаются в мои внутренности. «У них ведь челюсти такие же кусачие, как у краба», — ни с того ни с сего пришло мне на ум.

Мама слишком резко обняла меня, не разжимая ладони, в которой что-то болталось. Ремешок!

— Нет больше нашего Черныша, — мамино лицо сморщилось. «Видно, ее тоже загрызают мураши», — глупо отозвалось во мне. Я не заплакал. Сразу стал думать об одном: дал ему кто-нибудь из тех поесть? Должно быть, то был отзвук недавно читанного «Муму»… Потом я постарался перебить себя надеждой — правда, очень шаткой — на то, что выживу: завтра — школа, это счастье. Какое-то время, совсем, впрочем, непродолжительное в сравнении со всей жизнью и даже с одним этим днем, я так и бухтел себе под нос, блуждая в пустой квартире: «Завтра — школа — это — счастье…»

«У него был дома помесной породы песик, каких негры зовут сморчками, — крысолов, сам чуть побольше крысы и храбрый до безумия, до дурости»… — лет через семь прочту я у Фолкнера.

И опять не заплачу по Чернышу, потому что буду уже взрослым.

1987, г. Челябинск

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

document.wikireading.ru

Усы, лапы и хвост: как изменилась жизнь питомцев, спасенных звездами

Константин Хабенский и собака Фрося

Константин Хабенский и собака Фрося // Фото: Личный архив

Многие знаменитости стремятся помочь бездомным животным, однако далеко не все готовы целиком и полностью взять на себя ответственность за питомца. Среди звезд не так много тех, кто не только в свое время приютил братьев наших меньших, но и продолжает заботиться о них и по сей день. «СтарХит» узнал, как звезды решились завести домашних любимцев и почему предпочли животных из приюта породистым и дорогим.

ВТОРАЯ ЖИЗНЬ

КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ РАДИ СОБАКИ ОТКАЗАЛСЯ ЖИТЬ В ОТЕЛЕ

Четвероногого друга по кличке Фрося актер взял из московского приюта «Бим». «Собака сидела зашуганной в грязной клетке, – рассказывает друг актера Никита. – Она не подавала голоса, забилась в угол, была истощена, вся шерсть перепачкана грязью. Сотрудники приюта заявили, что пес болен. Но Костя все равно забрал животное домой».

Скоро собака начала приходить в себя: проснулся аппетит, болезнь отступила. Но она боялась оставаться одна, поэтому Хабенский брал ее в поездки. Ради Фроси Константин даже отказался поселиться в отеле с группой фильма «Метод» в Нижнем Новгороде. Он арендовал домик, где в свободное время после съемок играл с ней в мяч.

МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ

НОННА ГРИШАЕВА ВСПОМНИЛА МОЛОДОСТЬ БЛАГОДАРЯ ПРИЕМЫШУ

Нонна Гришева и Александр Нестеров

Нонна Гришева и Александр Нестеров // Фото: Persona Stars

В конце лета в семье актрисы и ее супруга Александра Нестерова произошло пополнение. Актриса взяла из приюта «Гуд Дог» четырехмесячного пса – метиса молосской породы и дворняги. Назвали Венди – в честь первой роли Гришаевой в спектакле «Питер Пен» на сцене Одесского драматического театра.

«Сын Илья давно просил щеночка, – делится со «СтарХитом» Нонна. – Сначала мы хотели взять породистую собаку, но потом наш агент прислала фотографии этого малыша. Через социальные сети нашли, где его содержат, приехали и забрали. Пес быстро адаптировался, подружился с другими обитателями дома –лабрадором, йоркширским терьером и котом».

Маленький Венди теперь живет в звездной семье

Маленький Венди теперь живет в звездной семье // Фото: Личный архив

ЛЫСАЯ «ЖИЛЕТКА»

СВЕТЛАНА РАЗИНА НЕ УЗНАЛА ДОМАШНЕГО ЛЮБИМЦА

Лиса по имени Феликс солистка группы «Мираж» несколько месяцев назад фактически спасла от смерти. «Я увидела объявление, что животных из питомника собираются продать на шубы, – рассказывает певица «СтарХиту». – Тут же поехала и одного забрала. Построила для него вольер во дворе дома: ему там есть где развернуться. Сейчас лису уже полгода. Моя подруга первое время звала его «жилеткой» – очень уж он был пушистый. А летом так линял, что она все причитала: «Жилетка испортилась, облысела».

Светлана Разина

Светлана Разина // Фото: Личный архив

Феликс выглядел жалко, я испугалась, не заболел ли. Теперь шубу сменил – снова красавец, не узнать. Недавно попытался сбежать на соседский участок: его вернули мои собаки – сработали не хуже пастушьих».

ГАДОСТЬ В ДОМЕ

ИВАН ОХЛОБЫСТИН ПОДЛОЖИЛ СВОИМ ДЕТЯМ КРЫСУ

Огромную крысу актер принес домой с площадки сериала «Интерны» – она снималась в одной из серий в роли подопытной. Если бы не доброта актера, после животное оказалось бы или на улице, или в приюте.

Иван Охлобыстин

Иван Охлобыстин // Фото: Арсен Меметов

«Кличку Гадость крыса получила еще на съемочной площадке, – говорит «СтарХиту» Охлобыстин. – Выглядела она действительно отвратно. Но чем-то мне приглянулась, решил забрать. Детей хвостатая сразу очаровала – они взяли на себя все заботы за новым домашним питомцем: меняли воду, засыпали корм, чистили клетку. В первый день жизни крыса чуть не удрала – сделала подкоп. Но скоро вернулась, подружилась с нашей шиншиллой. Я, честно говоря, думал, что она вообще долго не протянет, но Гадость оказалась долгожителем».

РОБЕРТ ДАУНИ-МЛАДШИЙ

АЛЕКСЕЙ ПИМАНОВ И ОЛЬГА ПОГОДИНА ЛИШИЛИСЬ ЛИЧНЫХ ВЕЩЕЙ БЛАГОДАРЯ КОТУ

Алексей Пиманов и Ольга Погодина

Алексей Пиманов и Ольга Погодина // Фото: Яна Яворская/PhotoXpress.ru

Супруги давно планировали завести домашнее животное, но все не хватало времени вплотную заняться этим вопросом. Случай представился неожиданно.

Ольга Погодина и Алексей Пиманов: история любви, тайная свадьба и совместная работа

«Соседская кошка, кенийская древесная, выпала из окна, а домой вернулась беременная, – улыбается Погодина. – Родились два котенка, которых уже посадили в клетку, чтобы везти сдавать в приют. Я буквально с руками оторвала одного из них! Малыш оказался красавцем – пушистым, с кисточками, не очень ласковым, но умным – с первых дней сам определил, где лоток, стал туда ходить. Вот, правда, вещи драл поначалу только так – то свитер, то рубашку мужа, то галстук. А имя он, кстати, выбрал тоже самостоятельно: как-то сел перед телевизором и прямо вперился в него взглядом. А там шел фильм «Железный человек» с Робертом Дауни-младшим. В честь него муж его и назвал».

Питомец Погодиной и Пиманова носит имя голливудского актера

Питомец Погодиной и Пиманова носит имя голливудского актера // Фото: Личный архив

www.starhit.ru

Читать книгу Собака Константина Станюковича : онлайн чтение

Константин Михайлович СтанюковичСобака(Из далекого прошлого) 1   Первая публикация не установлена. Помещено в сборнике “На “Чайке” и другие морские рассказы”, М., 1902.

[Закрыть]

I

В исходе девятого часа прелестного летнего утра, когда на военном корвете “Могучий” приканчивалась обычная “чистота” и затихло деловое артистическое сквернословие старшего офицера Ивана Ивановича и боцмана Рябова, просвистали:

– На капитанский вельбот!

Через пять минут из каюты вышел высокий, худощавый, рыжеватый капитан, лет сорока, в статском мешковатом платье, с цилиндром на голове и в желтых перчатках. Видимо сердитый, нервно подергивавший рыжую бакенбарду, торопливо прошел он мимо фронта офицеров, обязанных провожать и встречать командира, мимо караула и фалгребных, спустился в свою щегольскую шлюпку и уехал на берег – в Сан-Франциско.

В ту же минуту на бак прибежал Никишка.

Так все звали капитанского вестового, шустрого, чернявого матроса, лет за тридцать, с плутоватыми глазами продувной шельмы.

Он вошел в кружок матросов, собравшихся выкурить трубчонку махорки у ведра с водой, не без некоторой важности закурил у фитиля капитанскую “чирутку” и, пыхнув, после двух-трех отчаянных затяжек, дымком сигары, видимо торопившийся “огорошить” интересною новостью, значительно и серьезно проговорил:

– Ну и вовсе взбесился Собака!

Никишка остановился и бросил взгляд бегающих черных глаз на присутствующих – какова, мол, сила впечатления?

Но “серьезные” матросы, постарше, не обнаружили особенного любопытства. Дескать, Собака и есть собака.

Однако все-таки насторожились. Недаром же Никишка околачивается около капитана и хоть “беспардонная душа”, а не всегда врет.

И Никишка загадочно прибавил:

– А по какой такой причине Собака взъерепенился и заспешил на берег, ровно с шилом в спине?..

Никто из матросов не догадывался. Снова старики не считали приличным обнаружить нетерпеливое желание узнать о причине.

Но один матросик-первогодок с любопытством испуга спросил:

– А что, Никишка?

– Вернулся, братцы вы мои, Собака ночью с берега, и не треснумши, а в трезвом понятии! – говорил Никишка, обращаясь не к простоватому матросику, а к “серьезным” матросам. – И как влетел этто в каюту: ррраз-два… три!.. Прямо звезданул в морду!.. Небось ловко! Погляди-ка! – не без оживления и точно хвастаясь, рассказывал Никишка, показывая на подтек под глазом. – И затем, братцы, пошел: “Собачий ты сын, сукина ты дочь!..” А сегодня проснулся и давай чесать… И как встал, сей секунд: “Позвать, Никишка рассякой, старшего офицера!..”

Никто не спросил, за что “звезданули” Никишку. Все знали, что Собака дрался и зря, да, по-видимому, и не особенно жалели Никишку.

Обиженный таким равнодушием, Никишка внезапно нарочно оборвал рассказ о причине съезда капитана на берег, возбудивший любопытство, и, рассчитывая на сочувствие, воскликнул не без пафоса:

– Просто сил нет моего терпения. Вот возьму да и сбегу, как в прошлом году сбежал Трофимов…

Слушатели деликатно молчали. На некоторых лицах промелькнули сдержанные, недоверчивые улыбки.

Только Лещиков не промолчал.

Пожилой, коренастый и далеко не казистый фор-марсовой, невоздержанный на язык, особенно после возвращения с берега, когда пьянее пьяного вслух мечтал о таком “закон-положении”, по которому всех капитанов и офицеров “собак” будут гонять “скрозь строй – войди, мол, в понятие”, – этот “занозистый” матрос, как называла его команда корвета, не без презрительной усмешки, спокойно кинул:

– Скажи, какой обидчистый!.. Так и сбежит?

– Начху на Собаку и сбегу! – хвастливо повторил Никишка, разумеется, и не думавший о побеге.

– Меня и без денег форменно лупцуют, и за дело, и по спопутности, а ты, беспардонная вестовщина, в отместку за бой и лупцовку небось шаришь капитанские карманы!.. Сколько вчера нашел монет, Никишка?

В кучке засмеялись.

– А если б и нашел? – с нахальным задором ответил Никишка.

– То-то, прикопливаешь к России.

– Так что же? Я и после берега в полном своем рассудке и по присяге завсегда в вежливом повиновении у Собаки! Можешь это понять, Лещиков, по своей отчаянности?.. А Собака как со мной? И боем донимает, и на бак гоняет: “для полировки, мол, крови”. Ты обмозгуй, что я безотлучен при Собаке и день и ночь. Так ежели он в таком подлом, можно сказать, карахтере со своим вестовым, я и не смей тогда упользоваться какой-нибудь мелочишкой?

– Шкуру твою велит снять, ежели поймает тебя, Никишка, в своих карманах!.. Это ты помни! – промолвил Лещиков.

– Меня, Никишку, поймает!

– А ты думал, ни разу не поймал, так не попадешься?

– Это который дурак, тот влопается, а я, слава богу, матрос с рассудком! – самодовольно воскликнул Никишка, видимо уверенный в том, что шкуру с него не снимут…

И после паузы не без апломба продолжал:

– Собака и не знает, сколько у него по карманам мелких денег. В “портамете” считает, а мелочью брезговает. И что ему, Собаке, ежели вестовому перепадет? Небось я портамета евойного не касаюсь… Коснись, тогда форменно украл. А ежели да за свою каторжную жизнь франок, шильник, да много-много пятьдесят центов прибрал – это вроде быдто нашел… Все равно, обронить мог на берегу Собака!.. Или взял цигарку… Скажи пожалуйста, какая беда!..

Никишка так горячо и возбужденно защищал право деликатных находок в карманах капитана, которого можно звать Собакой, и притом так моргал лукавыми глазами, что едва ли все слушатели поверили его защитительной речи и верно подозревали, что Никишка несравненно шире пользуется забывчивостью капитана, чем говорит.

Все молчали. Даже Лещиков не поднимал спора.

Тогда Никишка проговорил:

– Очень Собака надеется… Пожалуй, и поймает на берегу!

– Да ты про кого это? – нетерпеливо спросил кто-то.

– Про Трофимова… Собака вчера встрел его в городе и сегодня поехал за ним. “Со дна, говорит, достану подлеца!”

II

Эта новость произвела сильное и тяжелое впечатление. Вся команда любила и жалела беглеца – тщедушного матроса, не стерпевшего частых порок и сбежавшего с корвета.

Несколько мгновений стояло молчание.

И наконец Лещиков решительно проговорил:

– Так и поймал!

– То-то и есть! – радостно подтвердил молодой матросик.

– Нет такого закона, чтобы вернуть беглого, ежели он ничего дурного не сделает… Небось, как в прошлом году Трофимов скрылся, его и не ловили… Концырь тогда сказывал, что никак, мол, нельзя!..

Так говорил Лещиков, а в душе трусил за товарища. Просветлели и матросы.

– Вот то-то и есть! Собака из-за самого этого и распалился! – сказал Никишка. – И вчера зверствовал надо мной и сегодня. А старшего офицера призвал и ему обсказал, как этто встрел на улице Трофимова. “Идет, говорит, подлец, и ровно господин какой… Форсисто одетый в вольной одеже, в штиблетах и цигарку курит. Можете, говорит, это понять?” Это Собака старшего офицера спрашивает, а сам со злости ажно побелел. Старший офицер молчит, а Собака шипит, точно глотку перехватило: “И ведь смотрит на меня; изменник присяги и, подлец, еще смеет смотреть… Хучь бы не смел показываться… Ну, говорит, я окликнул: такой, мол, сякой… “Ты присягу нарушил и обязан вернуться, ежели не есть подлец!” А он-то: “Я, говорит, здесь не такой-сякой, а вольный человек и вернуться не согласен. А ты, говорит, проваливай”. И еще шляпу в насмешку приподнял и пошел”… После этого Собака к концырю… да не застал концыря. И сказывал старшему офицеру, что ежели концырь не поймает Трофимова, то дойдет до губернатора и всю полицию грозит поставить, чтобы вернули ему изменника… “Узнает, мол, тогда, как присягу нарушать! Я, говорит, ему шкуру сниму да под суд отдам… Пусть скрозь строй пройдет!”

Никишка не без удовольствия передавал эти подробности. И, словно бы желая возбудить в слушателях мрачные опасения, прибавил:

– Как бы не сцапали Трофимова… Не показывайся Собаке на глаза! Не дерзничай!

Матросские лица омрачились.

И вдруг раздались подавленные голоса:

– Тогда Трофимову крышка!

– Собака-злодей изничтожит!

– И какой душевный матрос был!

– А в гроб вгонит человека!

А Никишка, словно бы подтверждая этот приговор, проговорил:

– Очень даже просто!

– А ты не каркай! – взволнованно и сердито сказал Лещиков. – Ты ведь и врать поперек себя толще!

– Что мне врать?.. Какая такая причина врать!.. Что слышал, то и обсказал…

– Довольно даже подло обсказываешь… Разве не знаешь, что мериканская полиция не может забрать Трофимова… Да он, может, теперь и не Трофимовым прозывается, а мериканцем… Небось у них и пачпортов нет, а не то что прописка… Поймай-ка. Выкуси! Так и поймал со своей Собакой, беспардонная душа!

– Ты что лаешься? Разве я ловить буду?.. А я тоже беру в понятие, что люди говорят… Очень даже хорошо понимаю насчет пачпортов, а небось полиция и без прописки все знает… Разыщет… И российского человека нетрудно разыскать… Он сейчас себя окажет! – настаивал Никишка не столько из уверенности в поимке беглеца, сколько из злобного чувства к Лещикову.

– И опять врешь… Теперь Трофимов в вольной одеже совсем другой стал на вид человек… Как, мол, найти, что он Трофимов… Всех жителев, что ли, пересмотрит Собака?

– На пристани увидит наш офицер да сейчас городовому: бери, мол!

– Офицер на такую подлость не пойдет… И городовой не послушает… Это ты по своей подлой выдумке прешь…

Чем более Лещиков втайне смущался доводами Никишки, тем сильнее горячился и презрительнее взглядывал на Никишку, испытывая желание раскровянить его “продувную морду”.

Никишка увидал, что Лещиков “на точке”, примолк и снова закурил сигару.

III

В это время в кружок вошел баталер Иванов.

– Вы это о чем? – небрежно спросил он, закуривая трубку.

– Да вот насчет Трофимова, Петрович! – взволнованно проговорил Лещиков, питая к старому унтер-офицеру некоторую слабость, как к заведующему раздачей водки, который иногда позволял Лещикову выпить две чарки вместо положенной одной, если Лещиков покупал вторую чарку у кого-нибудь из непьющих.

– Относительно какого, примерно сказать, обстоятельства? – задал вопрос баталер, любивший в качестве бывшего писаря выражаться, как он говорил, “по-благородному”.

– Да вот шельма Никишка брешет, что Трофимова обязательно поймают… для этого и Собака на берег уехал – ловить!

– Ни в жисть. Это одно “благоухание”! – авторитетно произнес баталер.

Он любил это слово и употреблял его в разных, им же придуманных смыслах, когда хотел выразить что-нибудь невозможное или не стоящее внимания.

И нередко, когда кто-нибудь просил Петровича разрешить вторую чарку, он отвечал:

– Проваливай! Это одно благоухание!

– Так не поймают, Петрович? – обрадованно спросил Лещиков.

– Никто и ловить не станет, хоть десять концырев проси у всех губернаторов…

– Ну? – недоверчиво протянул Никишка.

– То-то “ну”. А ты не нукай, беспардонная Никишка, коли тебе объясняют, чего ты понять не в силе своего рассудка… Тоже о себе много полагаешь!..

– Диковинно что-то, по моему рассудку, Иван Петрович! – заискивающе промолвил Никишка.

– Нет ничего диковинного для образованного человека! Обмозгуй, ежели в малом понятии, Никишка! Ничего концырь не поделает, как ни постарайся для твоей Собаки! Он скажет здешнему начальству: “Пожалуйте мне беглого российского матроса первой статьи Федора Трофимова, сделайте такое одолжение, господа сенаторы!” А сенаторы ему в ответ: “По какой такой причине? Чем виноват мистер Троф?” Это американцы, наверно, так уж обозвали по-своему Трофимова, чтоб не копаться! – вставил баталер и продолжал за сенаторов: – “Убил ли Троф, или украл? Ежели, мол, дадите доказательство, мы будем ловить Трофа и судить по своим закон-положениям. А ежели доказательства нет, то какие мы имеем права ловить и судить человека?.. У нас вольная сторона… Живи кто хочет”.

На лицах матросов светились удовлетворенные улыбки.

Матросик радостно промолвил:

– Небось Петрович зря не скажет. Он все знает!

– Ну что, вестовщина, слышал? – насмешливо спросил Лещиков.

– Уши-то есть… Только и Собаку слышал… Он в уверенности поехал на берег! – заметил Никишка.

– Сдурел от бешенства и в уверенности. Вроде быдто под хвост перцу Собаке подсыпали… А как вернется, небось поймет образование! – категорически промолвил баталер.

И прибавил:

– Вот новый адмирал приедет из России, так Собаку утихомирит… Нынче другие пойдут права… Адмирал не любит, чтобы безо всякого образования тиранили матроса…

Матросы жадно слушали баталера.

– Скоро ли приедет?.. – раздались многие голоса.

– Слышно, скоро! – отвечал баталер.

И кто-то спросил:

– Пожалуй, адмирал ослобонит нас от Собаки? Как ты полагаешь, Петрович?

– Адмирал с большим рассудком. Нижнего чина не считает вроде арестанта. Небось не станет держать на эскадре такую Собаку! Обязательно отрешит и отправит в Россию! – уверенно проговорил баталер.

Все, по-видимому, были в большой радости от адмиральского рассудка. Только Лещиков, казалось, не удовлетворился им.

– Ежели адмирал с большим рассудком, то по-настоящему следовало бы Собаку скрозь строй! – сказал Лещиков.

Это замечание вызвало веселый сочувственный смех.

– Как полагаешь, Петрович? Не вышло такого закон-положения? – прибавил Лещиков.

– То-то не вышло! – засмеялся баталер.

– Довольно-таки жалко, что не вышло! А в здешней стороне есть такой закон-положение?

– Скрозь строя нет…

– И у мериканцев, значит, нет строгости для начальства? – допрашивал Лещиков.

– Очень даже строго… Ежели ты здесь хоть начальник да начхал на закон, не похвалят… Отдадут под суд и в тюрьму… А то и повесят!.. Одно благоухание! – прибавил Петрович, придавая любимому своему слову положительный смысл.

– Это правильно… Ловко с “собаками”! Небось не смеют, идолы!.. А наши-то, которые шкуры снимают, ничего не боятся! – проговорил Лещиков.

– Вот новые права дадут – побоятся… Скоро шабаш порке! – сказал баталер. – Приедет адмирал, выйдет объявка! А уж Собаку беспременно уберут.

– Еще когда уберут, а он задаст сегодня благоухание! – не без злорадства бросил Никишка.

С этими словами он захихикал и вышел из круга курильщиков.

IV

Капитанский вельбот пристал к берегу во втором часу.

Вахтенный мичман Загорский встретил капитана у входа на палубу в официально-почтительной позе, приложив руку к козырьку белой фуражки, и юное жизнерадостное лицо мичмана слегка улыбалось.

Капитан остановил на нем тяжелый холодный взгляд и в то же мгновение почувствовал злобу к мичману именно за то, что он улыбался. Капитану казалось, что мичман радуется оттого, что капитан “оскандалился”, потерпев полную неудачу на берегу.

И он резко кинул:

– Брам-штаг не вытянут. Полюбуйтесь!

Загорский тогда догадался, откуда “разнос”, и взглянул на озлобленное худое лицо капитана.

“Опрохвостился, опрохвостился, опрохвостился!” – говорили, казалось, веселые, улыбающиеся глаза мичмана.

Лицо капитана позеленело.

Он отвел глаза и быстро прошел, ни на кого не глядя, в свою каюту.

– Видно, не выгорело. Не запорет Трофимова! – шепнул мичман, обращаясь к старшему штурману.

– Еще бы. Мы ведь в Америке!..

Через пять минут Никишка, только что подавший капитану форменное платье, вбежал в кают-компанию и доложил старшему офицеру:

– Капитан просят, ваше благородие!

Никишка вернулся из кают-компании и сказал:

– Сей секунд придут, вашескобродие!

С этими словами Никишка скрылся в своей крохотной каютке за дверью капитанской каюты и стал обшаривать карманы штанов и жилетки статского платья. Он с большею свободой, чем обыкновенно, выбирал мелкие деньги и прятал их в карман своих штанов.

“Теперь хоть всю мелочь обирай!” – весело думал Никишка, хорошо знавший, что забывчивость Собаки прямо пропорциональна его гневному настроению.

Однако Никишка деликатно отложил две десятицентные монетки и принес их в капитанскую каюту.

– В штанах, вашескобродие! – доложил он и положил две монетки на стол.

– Вон! – крикнул капитан.

И, когда Никишка исчез, капитан, обращаясь к Ивану Ивановичу, присевшему на кресло, заговорил:

– Нечего сказать, хорош русский консул. Никакого содействия. Скотина этакая!

И в бессильной злости продолжал:

– Я напишу управляющему министерством. Я буду жаловаться на консула. Так нельзя… Я к нему приезжаю, объясняю, а он еще смеется… Отказался даже съездить к губернатору. Говорит: бесполезно. И это консул!.. Ну и страна тоже подлейшая. Укрывают беглых. Но, если они не желают вернуть мне беглого, я сам распоряжусь…

– Как, Петр Александрович? – осторожно спросил старший офицер.

– А так, как должен поступить русский капитан… Надо схватить Трофимова и привезти на корвет. Этот мерзавец, наверно, придет на пристань, чтобы подговаривать других.

– Как бы чего не вышло, Петр Александрович! – заметил Иван Иванович.

– А что может выйти? Разве я не могу взять своего матроса?

– Он в чужом государстве, Петр Александрович.

– А наплевать мне. Он мой матрос! – упрямо говорил капитан, очевидно имевший довольно смутные понятия о международном праве.

Старший офицер дипломатически молчал.

– И я попрошу вас, – продолжал капитан, – объявить унтер-офицерам, что если они доставят на корвет беглеца, получат награду.

Это приказание покоробило старшего офицера.

Иван Иванович считал капитана слишком крутым, убежденным поклонником жестоких мер и притом неумным человеком, который не понимал новых веяний шестидесятых годов и во флоте.

Но, вышколенный строгой морской дисциплиной и рассчитывавший на скорое командирство, Иван Иванович не смел и подумать о неисполнении приказания капитана, как оно ни безнравственно, и ответил:

– Слушаю-с, Петр Александрович!

Однако все-таки после паузы прибавил:

– Боюсь только, Петр Александрович, что унтер-офицеры не исполнят приказания.

Капитан угрюмо молчал. Казалось, он и сам мало на это надеялся.

– Вы думаете? – спросил он.

– Почти уверен.

– Кто поедет с первой вахтой на берег?

– Мичман Неверин.

– Пошлите его ко мне… И все-таки отдайте мое приказание!

– Есть! – проговорил старший офицер официально-недовольным тоном.

Через минуту явился мичман Неверин.

Когда капитан приказал ему схватить Трофимова, если он будет на пристани, мичман вспыхнул и, негодующий, ответил, что не может исполнить такого приказания.

На мгновение капитан опешил.

– Под арест! – крикнул он и этим, казалось, разрешил вопрос о своем капитанском престиже.

V

– Первая вахта, собирайся на берег! – весело прокричал боцман Рябов после того, как проделал руладу на свистке.

И боцман хотел было спуститься на кубрик, чтобы приодеться на берег, где рассчитывал основательно попробовать виски, о которой рассказывали шлюпочные, как с вахты крикнули:

– Подшкипер, баталер, боцман и унтер-офицеры первой вахты, на ют!

Они тотчас же явились к старшему офицеру, недоумевающие, что их позвали не на бак, где обыкновенно объяснялся старший офицер по служебным делам.

Перед этими “баковыми аристократами”, которых Иван Иванович, случалось, без малейшего стеснения, в минуты служебного гнева, и бил и наказывал линьками, в настоящую минуту чувствовал себя сконфуженным, словно бы виноватым и заслуживающим больше чем неодобрения. Но, чтобы скрыть свое смущение, он представился сердитым и старался таращить свои круглые, далеко не злые глаза, когда умышленно строгим тоном сообщил, что будет выдана денежная награда тем из собравшихся, которые доставят на корвет изменника, нарушившего царскую присягу, – беглеца Трофимова.

И, словно чтобы показать, что не он отдает это приказание, Иван Иванович еще суровее прибавил:

– Капитан приказал мне передать это вам… Слышали?

Несколько секунд длилось молчание.

И боцман Рябов первый проговорил, опуская глаза:

– Слушаю, ваше благородие, но только никак невозможно, ни за какие деньги… Вовсе обидно боцману, ваше благородие! Я, кажется, не замечен…

– И где его найти, ваше благородие! – прибавил более дипломатичный подшкипер.

– Осмелюсь доложить, ваше благородие: нет такого закон-положения, чтобы ловить людей в Америке!.. За это тебя ж обвиновят американцы… И не дадут ихнего Трофа! – промолвил баталер.

– Какого там Трофа? – спросил старший офицер.

– Да самого Трофимова, ваше благородие… Он теперь во всей форме быдто американец!

Другие молчали. Но их подавленные лица явно показывали, что приказание капитана не будет исполнено.

– Я вам передал приказание… Живо собирайся на берег! – вдруг свирепо крикнул старший офицер.

Но, несмотря на этот тон, все понимали, что Иван Иванович не сочувствует приказанию капитана.

Весть о приказании капитана вызвала среди матросов чувство негодования.

– Чем выдумал облещивать Собака! – говорил, одевая чистую рубаху, Лещиков. – Полагает, найдутся Иуды…

И, увидав одного унтер-офицера, на которого не надеялся, Лещиков громко прибавил:

– Посмей кто тронуть Трофимова, искровяним до смерти! Ты это помни, шилохвостый унтерцер!

– А ты что зря лаешься, Лещиков! – вступился, подходя, боцман. – Небось не найдется бессовестной души на конверте, чтобы заманить беглого… Так и стали ловить!.. Пусть Собака зря посылает.

Матросы первой вахты, приодетые, стали выходить на палубу, как вдруг сигнальщик крикнул вахтенному мичману:

– Конверт под адмиральским флагом идет, ваше благородие!

Мичман Загорский взглянул в бинокль в даль рейда.

Действительно, из-за острова показался русский корвет, который полным ходом шел на рейд, слегка попыхивая дымком из белой горластой трубы.

– Позывные! – весело скомандовал мичман.

На крюйс-брам-стеньге взвились позывные: “Могучий”. На адмиральском корвете ответили своими позывными: “Коршун”.

– К салюту! Дать знать капитану и старшему офицеру! – сделал распоряжение Загорский.

Все глаза жадно устремились на приближавшийся корвет под флагом адмирала с “большим рассудком”, и лица матросов светились надеждой.

Съезд на берег был отставлен. Баркасные подали баркас на бакштов и поднялись на палубу.

– К салюту приготовиться! – крикнул выбежавший наверх капитан.

Но в ту же минуту на адмиральском корвете был поднят сигнал: “Не салютовать”.

Корвет приближался. Капитан спустился и через две-три минуты поднялся на мостик в мундире, треуголке, при сабле на боку, готовый ехать к адмиралу с рапортом, как только “Коршун” бросит якорь.

Капитан был чуть-чуть бледен.

– Небось боится адмирала! – шептали матросы.

Уж “Коршун” был близко и несся прямо на корму “Могучего”.

– Команду во фронт!

Матросы выстроились по обеим сторонам шкафута. Офицеры – на шканцах. Капитан, старший штурман и старший офицер, повернувшись лицами к приближающемуся корвету, стояли на мостике и могли разглядеть “нового” начальника эскадры, который зорко оглядывал “Могучий”.

Стояла мертвая тишина. Слышно было, как на “Коршуне” скомандовали:

– Малый ход!

“Коршун” “резал” корму “Могучего”.

Все офицеры на “Могучем” держали руки у козырьков. Приложил руку к козырьку и адмирал, но, казалось, не взглянул на капитана.

Пройдя почти вплотную около “Могучего”, адмиральский корвет круто повернул и пошел по борту “Могучего”.

– Здорово, ребята! – раздался громкий и приятный голос адмирала.

– Здравия желаем, ваше-ство! – раздался ответный крик полутораста матросов.

“Коршун” обошел “Могучего” и бросил якорь.

В ту же минуту капитан отвалил от борта и направился к адмиралу.

Матросов распустили из фронта.

Между ними шли разговоры об адмирале. Все находили, что, судя по лицу, он с большим рассудком. Даже по голосу его нашли признаки того, что он, верно, “добер”.

Еще бы! Им так хотелось, чтобы он был “добер” и освободил наконец от Собаки.

Капитан что-то долго не возвращался.

Наконец вельбот пристал.

– Была, значит, выволочка! – шепнул боцман.

iknigi.net


Смотрите также