По преданиям собака Басквервилей преследовала род Баскервилей с 18-го века. Начало это легенды положил случай, описанный в рукописи, принесенный доктором Мортимером Шерлоку Холмсу.
Источник: Повесть "Собака Баскервилей"
Автор: Артур Конан Дойл
Виды: Злодеи советского кино, собаки - герои кино и литературы
"Но не при виде ее бездыханного тела и не при виде лежащего рядом тела Гуго Баскервиля почувствовали трое бесшабашных гуляк, как волосы зашевелились у них на голове. Нет! Над Гуго стояло мерзкое чудовище - огромный, черной масти зверь, сходный видом с собакой, но выше и крупнее всех собак, каких когда-либо приходилось видеть смертному. И это чудовище у них на глазах растерзало горло Гуго Баскервилю и, повернув к ним свою окровавленную морду, сверкнуло горящими глазами. Тогда они вскрикнули, обуянные страхом, и, не переставая кричать, помчались во весь опор по болотам. Один из них, как говорят, умер в ту же ночь, не перенеся того, чему пришлось быть свидетелем, а двое других до конца дней своих не могли оправиться от столь тяжкого потрясения. Таково, дети мои, предание о собаке, причинившей с тех самых пор столько бед нашему роду. И если я решил записать его, то лишь в надежде на то, что знаемое меньше терзает нас ужасом, чем недомолвки и домыслы."
Именно на нее упало подозрения, когда умер сэр Чарльз Баскервиль и невдалеке от места его смерти обнаружили огромных размеров собачьи следы. Фермеры, незадолго до этого события видели огромную собаку с светящейся мордой, похожую на собаку из легенды. Кроме того, на болотых часто слышали протяжный собачий вой.
Затем, когда Холмс и Ватсон провели расследование, выяснилось, что один из соседей Баскервиля — Джек Стэплтон, в действительности является еще одним племянником сэра Чарльза Баскервиля. Зная, что сэр Чарльз болен и имеет слабое сердце, он тайком доставил огромного пса на болота, раскрасил фосфором ему морду и подпустил к сэру Чарльзу. От сильного испуга того и скончался. С сэром Генри подобный способ не сработал.
"Тсс! - шепнул Холмс и щелкнул курком, - Смотрите! Вот она! В самой гуще подползающего к нам тумана послышался мерный, дробный топот. Белая стена была от нас уже ярдах в пятидесяти, и мы трое вперили в нее взгляд, не зная, какое чудовище появится оттуда. Стоя рядом с Холмсом, я мельком взглянул ему в лицо - бледное, взволнованное, с горящими при лунном свете глазами. И вдруг оно преобразилось: взгляд стал сосредоточен и суров, рот приоткрылся от изумления. В ту же секунду Лестрейд вскрикнул от ужаса и упал ничком на землю. Я выпрямился и, почти парализованный тем зрелищем, которое явилось моим глазам, потянулся ослабевшей рукой к револьверу. Да! Это была собака, огромная, черная как смоль. Но такой собаки еще никто из нас, смертных, не видывал. Из ее отверстой пасти вырывалось пламя, глаза метали искры, по морде и загривку переливался мерцающий огонь. Ни в чьем воспаленном мозгу не могло бы возникнуть видение более страшное, более омерзительное, чем это адское существо, выскочившее на нас из тумана.
Чудовище неслось по тропинке огромными прыжками, принюхиваясь к следам нашего друга. Мы опомнились лишь после того, как оно промчалось мимо. Тогда и я и Холмс выстрелили одновременно, и раздавшийся вслед за этим оглушительный рев убедил нас, что по меньшей мере одна из пуль попала в цель. Но собака не остановилась и продолжала мчаться вперед. Мы видели, как сэр Генри оглянулся, мертвенно-бледный при свете луны, поднял в ужасе руки и замер в этой беспомощной позе, не сводя глаз с чудовища, которое настигало его."
Собаку застрелили и ее чудовищный вид получил реальное объяснение.
"Чудовище, лежавшее перед нами, поистине могло кого угодно испугать своими размерами и мощью. Это была не чистокровная ищейка и не чистокровный мастиф, а, видимо, помесь - поджарый, страшный пес величиной с молодую львицу. Его огромная пасть все еще светилась голубоватым пламенем, глубоко сидящие дикие глаза были обведены огненными кругами. Я дотронулся до этой светящейся головы и, отняв руку, увидел, что мои пальцы тоже засветились в темноте. - Фосфор, - сказал я."
Фото: www.blogs.privet.ru
www.fanbio.ru
Собака Баскервилей / The Hound of the Baskervilles, 1983, Великобритания, детектив, трэш.Режиссер: Дуглас Хикокс / Douglas Hickox.Премьера - 3 ноября 1983 г. на американском телевидении. Фильм выходил в советском кинопрокате.
Продюсером были запланированы к производству шесть телевизионных фильмов с Иеном Ричардсоном в роли Шерлока Холмса, но снято было только два - "Знак четырех" и "Собака Баскервилей".
Фильм "Собака Баскервилей" снимался в Лондоне и Девоншире.
Атмосфера ночных пустошей с искусственными скалами и туманом из сухого льда отсылает зрителя к фильму «The Hound of the Baskervilles" режиссера Sidney Lanfield (United States, 1939).
Несмотря на многочисленным изменения в деталях, основное сюжетное действие в картине осталось практически неизменным.
Тисовой аллеи в фильме нет. Преследуя убегающего сэра Чарльза, собака проникает за ним в зимний сад.
По книге, инспектор Лестрейд приезжает в Дартмур, чтобы арестовать Стэплтона. В фильме Лестрейд приезжает в Дартмур, потому что получил приказ поймать беглого каторжника. В финале фильма, когда замысел Стэплтона терпит поражение, Лестрейд отсутствует.
В фильме нет мистера Френкленда - отца Лоры Лайонс, зато присутствует ее муж Лайонс, художник.
Лайонс говорит, что видел собаку Баскервилей и даже сделал ее рисунок.
Холмс ходит по пустоши, замаскировавшись под цыгана.
В книжной сцене охоты за каторжником Ватсон высказывается, что не будет стрелять в спину невооруженному и убегающему человеку. В фильме Ватсон стреляет в Селдена, причем попадает.
Сэр Генри присутствует при моменте, когда Холмс и Ватсон находят труп каторжника.
Холмс разгадал, что причина свечения собаки - фосфор, когда обнаружил светящееся пятно, оставленное собакой на одежде погибшего каторжника.
Чтобы убедить Шерлока Холмса в своем физическом превосходстве, художник Лайонс сгибает на его глазах кочергу. Холмс выпрямляет кочергу (аллюзия на эпизод из рассказа Артура Конан Дойла "Пестрая лента").
Холмс и Ватсон находят останки спаниеля Мортимера не в логове собаки, а на пустошах.
По фильму, Стэплтон убирает Лору Лайонс как (лишнего) свидетеля.
Сэр Генри возвращается от Стэплтона не пешком, а верхом на лошади.
Внешность собаки в этом кино ближе к описанию в книге, чем во всех других постановках. В предыдущем фильме "Знак четырех" Ватсон приходит в собачий питомник и видит в вольере пса, который позже будет куплен Стэплтоном.
Стэплтон держал свою собаку не в шахтерском коттедже, а в каменной хижине неолитического периода (вроде той, в которой жил Холмс).
В хижине, где жила собака, на столе стоит заляпанная бутылка с каким-то химикатом - вероятно, с фосфором. В повести фосфор был в луженой посуде (tin).
Чтобы незаметно для Стэплтона выскользнуть из хижины, Холмс выставляет перед открытой дверью подобие своей фигуры, используя свой плащ и свою охотничью шляпу (аллюзия на эпизод из рассказа Артура Конан Дойла "Пустой дом").
Холмс пытается спасти Стэплтона, который тонет в трясине, но тщетно.
sobakabaskervilej.ru
«As I approached the hut, walking as warily as Stapleton would do when with poised net he drew near the settled butterfly, I satisfied myself that the place had indeed been used as a habitation. A vague pathway among the boulders led to the dilapidated opening which served as a door. All was silent within. The unknown might be lurking there, or he might be prowling on the moor. My nerves tingled with the sense of adventure. Throwing aside my cigarette, I closed my hand upon the butt of my revolver and, walking swiftly up to the door, I looked in. The place was empty.But there were ample signs that I had not come upon a false scent. This was certainly where the man lived. Some blankets rolled in a waterproof lay upon that very stone slab upon which neolithic man had once slumbered. The ashes of a fire were heaped in a rude grate. Beside it lay some cooking utensils and a bucket half-full of water. A litter of empty tins showed that the place had been occupied for some time, and I saw, as my eyes became accustomed to the checkered light, a pannikin and a half-full bottle of spirits standing in the corner. In the middle of the hut a flat stone served the purpose of a table, and upon this stood a small cloth bundle -- the same, no doubt, which I had seen through the telescope upon the shoulder of the boy. It contained a loaf of bread, a tinned tongue, and two tins of preserved peaches. As I set it down again, after having examined it, my heart leaped to see that beneath it there lay a sheet of paper with writing upon it. I raised it, and this was what I read, roughly scrawled in pencil: "Dr. Watson has gone to Coombe Tracey."For a minute I stood there with the paper in my hands thinking out the meaning of this curt message. It was I, then, and not Sir Henry, who was being dogged by this secret man. He had not followed me himself, but he had set an agent -- the boy, perhaps -- upon my track, and this was his report. Possibly I had taken no step since I had been upon the moor which had not been observed and reported. Always there was this feeling of an unseen force, a fine net drawn round us with infinite skill and delicacy, holding us so lightly that it was only at some supreme moment that one realized that one was indeed-entangled in its meshes.If there was one report there might be others, so I looked round the hut in search of them. There was no trace, however, of anything of the kind, nor could I discover any sign which might indicate the character or intentions of the man who lived in this singular place, save that he must be of Spartan habits and cared little for the comforts of life. When I thought of the heavy rains and looked at the gaping roof I understood how strong and immutable must be the purpose which had kept him in that inhospitable abode. Was he our malignant enemy, or was he by chance our guardian angel? I swore that I would not leave the hut until I knew.Outside the sun was sinking low and the west was blazing with scarlet and gold. Its reflection was shot back in ruddy patches by the distant pools which lay amid the great Grimpen Mire. There were the two towers of Baskerville Hall, and there a distant blur of smoke which marked the village of Grimpen. Between the two, behind the hill, was the house of the Stapletons. All was sweet and mellow and peaceful in the golden evening light, and yet as I looked at them my soul shared none of the peace of Nature but quivered at the vagueness and the terror of that interview which every instant was bringing nearer. With tingling nerves but a fixed purpose, I sat in the dark recess of the hut and waited with sombre patience for the coming of its tenant.And then at last I heard him. Far away came the sharp clink of a boot striking upon a stone. Then another and yet another, coming nearer and nearer. I shrank back into the darkest corner and cocked the pistol in my pocket, determined not to discover myself until I had an opportunity of seeing something of the stranger. There was a long pause which showed that he had stopped. Then once more the footsteps approached and a shadow fell across the opening of the hut."It is a lovely evening, my dear Watson," said a well-known voice. "I really think that you will be more comfortable outside than in."» (Arthur Conan Doyle. The Hound of the Baskervilles, 1902).
«Приблизившись к хижине, к которой я пробирался так же осторожно, как Стэплетон с сеткой к сидящей бабочке, я с удовольствием увидел, что это место действительно служило жилищем. Едва заметная тропинка вела между скалами к полуразрушенному отверстию, служившему дверью. Все было тихо внутри. Незнакомец или скрывается здесь, или блуждает по болотам. Мои нервы были сильно возбуждены от ожидания каких-нибудь непредвиденных приключений. Я бросил папиросу, сжал в руке револьвер и, быстро направившись к двери, заглянул во внутрь. Хижина была пуста.Впрочем, тут было довольно признаков того, что я напал не на фальшивый след. Это, без сомнения, и было жилище того человека. Несколько одеял, свернутых в непромокаемый плащ, лежали на той же самой каменной плите, на которой когда-то спал неолитический человек. На грубом очаге лежала куча золы. Рядом были положены несколько кухонных принадлежностей и ведро, наполовину наполненное водой. Куча пустых жестянок указывала на то, что хижина была обитаема уже некоторое время; когда же мои глаза привыкли к полутьме, то я заметил в углу еще и сковородку, и начатую бутылку спирта. В середине хижины находился плоский камень, служивший столом, а на нем лежал небольшой узелок, без сомнения, тот же самый, который я видел через подзорную трубу на плече у мальчика. В нем были завернуты хлеб, жестянка с языком и две жестянки консервов из персиков. Осмотрев узел и кладя его на место, я вздрогнул, увидев, что под ним лежал листок исписанной бумаги. Я взял его и прочел следующие слова, нацарапанные карандашом: "Д-р Ватсон отправился в Кумб-Трасей". Я стоял с бумагой в руке, обдумывая, что это могло означать. Следовательно, этот таинственный незнакомец следил за мной, а не за сэром Генри. Если он за мной и не последовал сам, то послал по моим следам этого мальчика, который и доставил ему это донесение. Вероятно, что я до сих пор не сделал ни шагу на болотах без того, чтобы меня не выследили. Опять у меня явилось сознание невидимой силы, тонкой сети, протянутой вокруг нас с удивительным искусством и ловкостью, но державшей нас так легко, что только в критические моменты чувствовалось ее присутствие.Если имелось это донесение, то, вероятно, имелись и другие; я тщательно осмотрел хижину, но не нашел ничего подобного, а также не увидел никаких указаний на характер и намерения человека, живущего в этом странном месте, кроме разве того, что у него были спартанские привычки и что он мало придавал значения жизненному комфорту. Когда я вспомнил о проливном дожде и взглянул на дырявую крышу, то я понял, как силен должен быть мотив, заставлявший его жить в подобном негостеприимном месте. Был ли он нашим заклятым врагом или ангелом-хранителем? Я поклялся, что не уйду из хижины, не узнав этого.Солнце опустилось уже совсем низко и запад горел пурпуром и золотом. Лужи большой Гримпэнской трясины отражали солнце в виде больших красных пятен. Вдали виднелись две башни Бэскервильского замка и извивалась струйка дыма, обозначавшая Гримпэнскую деревню. В середине этого пространства, за холмом, стоял дом Стэплетонов. Все казалось нежным и мирным при золотистом вечернем освещении, но душа моя не гармонировала с этим миром и тишиной, а трепетала от страха и неизвестности перед приближающимся свиданием. С сильно напряженными нервами, но с вполне определенными намерениями я сидел в темном углу хижины и с мрачным терпением ожидал появления ее обитателя.Наконец, я услышал о его приближении. Еще издали раздался резкий звук сапог, ступающих по камням. Шаги все больше и больше приближались. Я отодвинулся в самый дальний угол и взвел курок револьвера в кармане, решившись не показываться, пока мне не удастся разглядеть незнакомца. Наступила длинная пауза, свидетельствующая о том, что он остановился. Затем шаги снова приблизились и в отверстие хижины упала тень.- Какой славный вечер, дорогой Ватсон, - произнес хорошо знакомый голос. - Право, я думаю, что вам будет гораздо приятнее на воздухе, нежели в этой хижине» (Перевод с английского А. Т., 1902. Источник: А. Конан-Дойль. Бэскервильская собака. Еще одно приключение Шерлока Хольмса//Вестник иностранной литературы, 1902. - №№ 1, с.161-202, № 2, с.148-172, № 3, с.172-198, № 5, с.63-86 ).
«Подходя к хижине так же осторожно, как Стапльтон подходит со своею сеткой к сидящей бабочке, я с удовольствием увидел, что местом этим кто-то пользовался, как жилищем. Едва заметная тропинка, проложенная между валунами, вела к разрушенному отверстию, служившему дверью. Внутри царило безмолвие. Незнакомец, может быть, прячется здесь, а может быть он шатается по болоту. Мои нервы были напряжены от ожидания приближающихся приключений. Бросив папиросу, я опустил руку в карман, в котором находился револьвер и, быстро подойдя к двери, заглянул в нее. Хижина была пуста.Но в ней находилось достаточно доказательств тому, что я попал не на ложный след. Без сомнения, тут жил человек. Несколько свернутых одеял лежало на той самой каменной плите, на которой когда-то спал неолитический человек. В простой решетке лежала куча золы. Рядом находилось несколько кухонных принадлежностей и ведро, наполовину наполненное водою. Куча пустых жестянок доказывала, что место это было занято уже некоторое время и, когда глаза мои освоились с полусветом, я увидел в углу чашечку и бутылочку, на половину наполненную водкой. Посреди хижины плоский камень служил столом, а на нем лежал небольшой узелок, тот самый, без сомнения, который я видел в телескоп на плече мальчика. Он содержал целый хлеб, жестянку с языком и две жестянки с консервами персиков. Когда я, осмотрев узел, положил его на место, то сердце мое вздрогнуло от радости; я увидел под узлом клочок бумаги, на котором что-то было написано. Я взял его и вот что прочел:«Доктор Ватсон отправился в Кумб-Трасей».Я стоял с бумажкою в руке, не понимая значения написанного на ней. Так, значит, этот таинственный человек выслеживает меня, а не сэра Генри. Он не сам следил за мною, а отрядил агента (может быть, мальчика) ходить по моим следам. Может быть, я не сделал до сих пор ни одного шага на болоте без того, чтобы за ним не проследили. Все еще чувствовалось присутствие какой-то невидимой силы, тонкой сети, протянутой вокруг нас с изумительным искусством и держащей нас так легко, что только в самые последние моменты мы чувствовали, что попались в нее.Если нашлось одно донесение, то могли быть тут и другие, и я стал обыскивать хижину. Однако, я не нашел больше никакой бумажки, а также никаких знаков, по которым мог бы узнать характер и намерения человека, живущего в этом оригинальном месте, кроме разве того, что у него были спартанские привычки и что он мало заботился о комфорте. Когда я подумал о проливных дождях и посмотрел на дырявую крышу, то понял, насколько должен быть силен мотив, удерживающий его в этом негостеприимном жилище. Кто он такой: наш злокозненный враг или, пожалуй, ангел-хранитель? Я поклялся, что не покину хижины, пока не узнаю этого.Солнце было очень низко, и запад горел пурпуром и золотом. Отдаленные лужи Большой Гримпенской трясины отражали солнце большими красными пятнами. Виднелись две башни Баскервиль-голля, и отдаленная дымка указывала на селение Гримпен. Между этими двумя местностями, за холмом, был дом Стапльтона. Все было мягко, нежно и мирно при золотистом вечернем освещении, но душа моя не гармонировала с мирною природою: она трепетала от неизвестности и страха перед свиданием, которое приближалось с каждою секундою. С натянутыми нервами, но с определенным намерением, я сидел в темном уголку хижины и с мрачным терпением ожидал прихода ее хозяина.Наконец, я услыхал шаги. Издалека раздался резкий звук сапога по камню. Затем послышался другой, третий, и шаги стали приближаться. Я отклонился в самый темный угол и взялся за курок револьвера в кармане, решив не выдавать своего присутствия, пока мне не удастся увидеть незнакомца. Шаги умолкли. Значит, он остановился. Затем они снова стали приближаться, и тень упала в отверстие хижины.— Прелестный вечер, дорогой Ватсон, — произнес хорошо знакомый голос. — Право, я думаю, что вам будет приятнее выйти на воздух, чем сидеть в хижине» (Перевод Е. Н. Ломиковской, 1902. Источник: А. Конан-Дойль. Собака Баскервилей. Приключение Шерлока Холмса//Новый журнал иностранной литературы, искусства и науки. - СПб. - 1902. - № 5.).
«И я сталъ подкрадываться къ хижинѣ осторожными шагами. Въ эту минуту я былъ похожъ вѣроятно на Стэпльтона, который такъ же, какъ и я, закинувъ сѣть, подкрадывается къ прельстившимъ его бабочкамъ. Съ перваго же взгляда я могъ убѣдиться, что въ хижинѣ кто-то живетъ. Къ отверстію, игравшему роль двери, была протоптана тропинка между валунами. Гдѣ теперь незнакомецъ? Вродитъ ли по степи, или прячется въ хижинѣ? Нервы мои были натянуты до невозможности. Я бросилъ папиросу, взялъ въ руки револьверъ и, быстро приблизясь къ двери, заглянулъ въ хижину. Она была пуста.Но обстановка ея сразу указала мнѣ, что я попалъ куда слѣдуетъ. Нѣсколько одѣялъ и непромокаемое пальто лежали на камнѣ, который служилъ нѣкогда ложемъ человѣку каменной эпохи. Въ очагѣ тлѣлъ огонь. На рѣшеткѣ около него стояла кухонная посуда и ведро, наполовину наполненное водой. Нѣсколько пустыхъ жестянокъ отъ консервовъ доказывали, что незнакомецъ живетъ здѣсь не первый день. Когда мои глаза немного привыкли къ темнотѣ, я увидѣлъ въ углу сковороду и бутылку водки. Посреди хижины лежалъ плоскій камень, игравшій роль стола, на этомъ камнѣ лежалъ узелъ, тотъ самый, который только что принесъ мальчикъ. Въ узлѣ этомъ я нашелъ хлѣбъ, копченый языкъ и коробку консервовъ изъ персиковъ. Разсмотрѣвъ все это, я положилъ узелъ на мѣсто, и вдругъ увидѣлъ листъ бумаги. Я взялъ этотъ листикъ, на немъ было написано слѣдующее:«Д-ръ Ватсонъ уѣхалъ въ Кумби».Съ минуту, по крайней мѣрѣ, я раздумывалъ надъ этой фразой, стараясь понять ея значеніе. Стало-быть, этотъ странный человѣкъ смотритъ не за сэромъ Генри, а за мной! И онъ не слѣдилъ за мной самъ, а поручилъ это своему агенту, мальчику. Это его докладъ. Весьма легко можетъ статься, что каждый мой шагъ выслѣживался такимъ образомъ. Вотъ, эта невидимая сила, которая держитъ насъ такъ незамѣтно въ своей власти. Мы со всѣхъ сторонъ спутаны нитями интригъ, но не чувствуемъ этого.Не найду ли я еще чего-нибудь? Я сталъ осматривать хижину, но найти ничего не могъ. Я ничего не могъ найти такого, что обнаруживало бы характеръ и привычки обитателя этой хижины. Для меня было ясно одно, а именно, что этотъ человѣкъ ведетъ спартанскій образъ жизни и пренебрегаетъ жизненными удобствами. Я вспомнилъ о страшныхъ дождяхъ, лившихъ послѣдніе дни, и, взглянувъ на зіяющую крышу, подивился твердости незнакомца. Видно, серьезную цѣль онъ преслѣдуетъ, если рѣшилъ жить въ такой ужасной обстановкѣ. Кто же онъ такой? Нашъ непримиримый врагъ или же нашъ ангелъ-хранитель? Нѣтъ, я не уйду отсюда, не узнавъ, въ чемъ дѣло.Солнце садилось все ниже, и ниже и западъ сверкалъ пурпуромъ и золотомъ. Лучи солнца отражались красными пятнами въ водяныхъ пространствахъ Гримпенской трясины. Вдали виднѣлись башни Баскервильскаго замка и дымъ изъ трубъ отдаленнаго Гримпена. Въ срединѣ за горой виднелся домъ Стэпльтона. Въ вечернемъ воздухѣ всѣ очертанія пріобрѣтали мягкій, мирный характеръ. Развертывавшійся передо мною ландшафтъ размягчилъ бы мою душу, если бы меня не тревожило предстоящее свиданіе, нервы мои были напряженны. Я сѣлъ въ самый темный уголъ хижины и съ револьверомъ въ рукахъ сталъ ожидать прихода хозяина.И вотъ, наконецъ, я услышалъ его приближеніе. Стукъ сапоговъ по камнямъ былъ слышенъ еще издалека. Шаги приближались. Я забился въ уголъ и сжалъ револьверъ въ рукѣ, рѣшивъ не показываться первымъ. Вдругъ шаги утихли. Незнакомецъ остановился. Затѣмъ шаги опять послышались, и на полу хижины легла человѣческая тѣнь.— Нынѣ прелестный вечеръ, дорогой Ватсонъ, — произнесъ хорошо знакомый голосъ, — мнѣ право кажется, что мы будемъ лучше чувствовать себя на свѣжемъ воздухѣ, чѣмъ въ этой сѣрой конурѣ» (Перевод Н. Д. Облеухова, 1903. Источник: А. Конан-Дойль. Баскервильская собака /Перевод Н. Д. Облеухова. 2-е изд. - М.: Издание Д.П. Ефимова, 1906. - 240 с.).
"Я подошел к хижине, неслышно, как Стаптльтон с сеткой подходит к бабочке, и с радостью убедился, что она действительно обитаема. Еле заметная тропинка среди каменных глыб вела к полуобвалившемуся отверстию, служившему дверью. Внутри было тихо. Он или спрятался там, или бродит по болоту. Нервы мои напряжены до крайности. Я бросил папиросу, изготовил револьвер и, неслышно подойдя к двери, заглянул. Внутри пусто; но много признаков человеческого жилья. Несколько свернутых одеял на каменном возвышении, служившем постелью еще доисторическим людям. Куча золы от очага, кругом него кухонные принадлежности: ведро с водой, пустая посуда, бутылка с чем-то спиртным, посередине плоский камень, а на нем сверток, тот же самый, который я видел в телескоп на плече у мальчика. В нем хлеб, жестянка с языком и две жестянки персиков в консервах.Рассмотрев все это, я вдруг с радостью заметил внизу клочок бумаги.Там было написано карандашом: «доктор Ватсон отправился в Кумби-Трэсей».Я был всем этим ошеломлен. Значит, он выслеживает меня, а не сэра Генри? Он не сам делает это, а посылает кого-то, может быть, этого же мальчишку, и вот его донесение. Я стал искать в хижине, но не находил ни их, ни других предметов, указывающих на характер обитателя. Посмотрев на дырявую крышу, я вспомнил о страшных дождях, я подумал о важности той цели, которая может удерживать человека в этой ужасной дыре. И кто же он, наконец? Злейший наш враг или ангел-хранитель?Я поклялся не уходить, пока не узнаю всего.И вот, наконец, я услышал... резкий стук каблуков по камням; потом, еще и еще, все ближе. Я отодвинулся глубже, спрятал револьвер в карман и решил не показываться, пока не увижу незнакомца.Потом снова шаги, и большая тень закрыла дверь...— Прекрасный вечер, Ватсон, — сказал знакомый голос, — но право, на воздухе вам будет лучше, чем внутри" (Источник: Конан-Дойль. Тайны Гримпенского болота. Перевод неизвестного автора. - М.: Типогр. АО "Московское изд-во", 1915. - 64 с. - (Библиотека романов).
sobakabaskervilej.ru
"In front of us as we flew up the track we heard scream after scream from Sir Henry and the deep roar of the hound. I was in time to see the beast spring upon its victim, hurl him to the ground, and worry at his throat. But the next instant Holmes had emptied five barrels of his revolver into the creature's flank. With a last howl of agony and a vicious snap in the air, it rolled upon its back, four feet pawing furiously, and then fell limp upon its side. I stooped, panting, and pressed my pistol to the dreadful, shimmering head, but it was useless to press the trigger. The giant hound was dead". (ACD).
В этом контексте значение слова "barrel", вероятно, следует понимать как "the tube through which the projectile of a firearm is discharged". "Barrel - (воен.) ствол (огнестрельного оружия)". (Источник: Большой англо-русский словарь. В 2-х тт. Т. 1. A-L / Под ред. И. Р. Гальперина. - М.: Советская энциклопедия, 1972. С. 134.)
"Впереди себя, пока мы неслись по тропинке, мы услышали крики сэра Генри и глухое рычание пса. Я успел увидеть, как зверь прыгнул на свою жертву, бросил ее на землю и схватил за горло. Но в последние секунды Холмс разрядил в бок псу пять стволов своего револьвера. С воем агонии пес яростно щелкнул зубами, упал на спину, конвульсивно забил всеми четырьмя лапами и, теряя силу, повалился набок. Тяжело дыша, я нагнулся и приставил револьвер к его страшному светящемуся черепу, но спускать курок не было нужды. Исполинский пес был мертв". (© Перевод: admin, 2013 г. Источник: Собака Баскервилей).
Из данного отрывка можно сделать вывод, что Холмс застрелил собаку Баскервилей из многоствольного револьвера. В XIX веке производились револьверы не только с вращающимся барабаном, но и с вращающимся блоком стволов, в каждый из которых заряжался свой патрон. И это был револьвер, как минимум, шестиствольный (в повести сказано, что первый выстрел Холмс сделал, когда собака промчалась мимо).
В конце XVIII века появилось новое короткоствольное оружие, получившее название «pepperbox». В 1780-1800 гг. пепербоксы с кремневым замком и вращающимся вручную блоком стволов появились в Великобритании и США, однако конструктивное несовершенство мешало их широкому применению.Американец из штата Массачусетс Аллен (Ethan Allen) запатентовал свой шестиствольный револьвер в 1837 г. Револьвер Аллена имеет своеобразный верхний самовозводящийся курок. Стволы поворачиваются автоматически при взведении курка.
В том же 1837 г. Аллен под торговой маркой «Allen & Thurber» наладил производство шестиствольных револьверов. Английские оружейники предпочли систему Аллена бельгийской системе. Вскоре пистолет Аллена был усовершенствован в Англии.В толковом словаре В. И. Даля говорится именно о многоствольном револьвере: "Револьвер - м. англ. скоропал; многоствольный пистолет, с одним замком, к которому почередно, для стрельбы, подвертываются стволы, один за другим".Никто из русских переводчиков не уточнил, что Шерлок Холмс стрелял в собаку Баскервилей из многоствольного револьвера.
"В то время, как мы бежали по тропинке, впереди нас все время раздавались крики сэра Генри и грубый лай собаки. Я подоспел в ту минуту, как она настигла свою жертву, опрокинула ее на землю и схватила за горло. В ту же секунду Хольмс дал по ней пять выстрелов из револьвера. Животное взвыло от предсмертной муки, щелкнуло челюстями, опрокинулось на спину, дрыгая всеми четырьмя лапами и, наконец, беспомощно свалилось на бок. Я нагнулся, с трудом переводя дыхание, и приблизил револьвер к страшной светящейся голове; впрочем, стрелять уж не было надобности, потому что гигантская собака была уже мертва". ("Бэскервильская собака", А. Т., 1902).
"Пока мы бежали по тропинке, мы слышали повторенные крики сэра Генри и низкий вой собаки. Я видел, как животное вскочило на свою жертву, повалило его на землю и бросилось к его горлу; но в этот самый момент Холмс выпустил пять зарядов своего револьвера в бок свирепой твари. Издав последний предсмертный рев и злобно щелкая зубами на воздух, она повалилась на спину, неистово дергая всеми четырьмя лапами, а затем бессильно упала на бок. Задыхаясь, подбежал и я и приставил свой револьвер к страшной светящейся голове, но бесполезно уже было спускать курок. Исполинская собака была мертва". ("Собака Баскервилей", Е. Ломиковская, 1902).
"Во время этого бега, до слуха нашего доносились крики сэра Генри и глухое рычание собаки. Вдруг я увидел, как чудовище наскочило на свою жертву, свалило его наземь и бросилось к горлу. Но в этот момент Холмс сделал пять выстрелов в бок чудовища, стреляя почти в упор. Злобно щелкая зубами и издавая предсмертный рев, собака опрокинулась на спину, бешено потрясая всеми четырьмя лапами, и тотчас безжизненно свалилась на бок. Запыхавшись и задыхаясь, подоспел в этот момент я и приставил свой револьвер к ее пасти, но не выстрелил, так как заметил, что исполинская собака была уже бездыханным трупом". ("Легенда о собаке Баскервиллей", Н. Мазуренко, 1903).
«А впереди насъ, въ то время какъ мы бѣжали по дорогѣ, раздавались ужасные крики сэра Генри и глухое рычаніе собаки. Я видѣлъ какъ она бросилась на свою жертву, повалила ее на землю и схватила за горло. Но въ это же самое мгновеніе Гольмсъ выпустилъ всѣ пять зарядовъ своего револьвера въ бокъ животному. Собака громко завизжала и упала на землю. Она лежала на спинѣ, бѣшено колотя воздухъ всѣми четырьмя лапами. Еще мгновеніе, животное повалилось на бокъ, Ноги вытянулись, и оно недвижно застыло. Я подбѣжалъ, задыхаясь, и приложить дуло пистолета къ ея страшной, сверкающей головѣ. Но не стоило спускать курка. Громадная собака была мертва». (Н. Д. Облеухов, «Баскервильская собака», 1903).
"Все время мы слышали крики сэра Генри и рычанье собаки. Вот она бросилась на свою жертву, повалила, схватывает за горло. Вдруг Холмс выпустил ей в бок пять зарядов. С криком агонии, с ужасным скрежетом собака повалилась на спину, неистово дрыгая гигантскими лапами, и бессильно упала на бок" (Конан-Дойль. Тайны Гримпенского болота. Перевод неизвестного автора. - М.: Типогр. АО "Московское изд-во", 1915. - 64 с. - (Библиотека романов).
"Впереди на тропинке мы слышали крики и вопли сэра Генри и рычание собаки. Я увидел, как зверь набросился на свою жертву, повалил ее на землю и вцепился в горло... Но в то же мгновение Холмс всадил пять зарядов в бок собаки; с предсмертным воем она опрокинулась на спину, бешено дергая лапами, и затем неподвижно вытянулась на земле. Я остановился, задыхаясь, и приставил дуло револьвера к страшной сверкающей голове. Но было бесполезно стрелять, — чудовищная собака была мертва" («Баскэрвилльская собака». Перевод в обработке Н. Войтинской, 1947).
"Мы неслись по тропинке и слышали непрекращающиеся крики сэра Генри и глухой рев собаки. Я подоспел туда в ту минуту, когда она кинулась на свою жертву, повалила ее на землю и уже примеривалась схватить за горло. Но Холмс всадил ей в бок одну за другой пять пуль. Собака взвыла в последний раз, яростно щелкнула зубами, повалилась на спину и, судорожно дернув всеми четырьмя лапами, замерла. Я нагнулся над ней, задыхаясь от бега, и приставил дуло револьвера к этой страшной светящейся морде, но выстрелить мне не пришлось — исполинская собака была мертва" («Собака Баскервилей». Перевод Н. А. Волжиной, 1948).
"Пока мы мчались по тропинке, все время слышали непрекращающиеся крики сэра Генри и низкий вой собаки. Я увидел, как тварь запрыгнула на свою жертву, повалила ее на землю и начала подбираться к горлу. Но в этот момент Холмс выпустил пять зарядов из своего револьвера в бок чудовища. Издав последний, предсмертный рев и злобно пощелкав зубами в воздухе, оно завалилось на спину, неистово дергая всеми четырьмя лапами, после чего бессильно растянулось на боку. Тут подбежал и я, задыхаясь, и приставил револьвер к страшной светящейся голове, но нужды спускать курок уже не было. Гигантская собака околела" ("Собака Баскервилей". Перевод Н. Романова, 2011).
"Пока мы мчались по тропинке, мы слышали непрерывные крики сэра Генри и рычание пса. Я видел, как животное накинулось на свою жертву, свалило ее на землю и бросилось к горлу. Но в этот же миг Холмс выстрелил пять раз в лютого зверя. Испустив последний рев и громко щелкая зубами, собака упала на спину, яростно дергая всеми четырьмя лапами, а потом завалилась на бок и затихла. Запыхавшись, подбежал и я и приставил свой револьвер к светящейся страшной голове, но спускать курок уже не было никакого смысла: гигантская собака была мертва" ("Собака Баскервилей". Перевод О. Кравец, 2012).
См. также:Ethan Allen (armsmaker) from wikipedia.org
sobakabaskervilej.ru
"The moor is very sparsely inhabited, and those who live near each other are thrown very much together. For this reason I saw a good deal of Sir Charles Baskerville. With the exception of Mr. Frankland, of Lafter Hall, and Mr. Stapleton, the naturalist, there are no other men of education within many miles. Sir Charles was a retiring man, but the chance of his illness brought us together, and a community of interests in science kept us so. He had brought back much scientific information from South Africa, and many a charming evening we have spent together discussing the comparative anatomy of the Bushman and the Hottentot."Within the last few months it became increasingly plain to me that Sir Charles's nervous system was strained to the breaking point. He had taken this legend which I have read you exceedingly to heart - so much so that, although he would walk in his own grounds, nothing would induce him to go out upon the moor at night. Incredible as it may appear to you, Mr. Holmes, he was honestly convinced that a dreadful fate overhung his family, and certainly the records which he was able to give of his ancestors were not encouraging. The idea of some ghastly presence constantly haunted him, and on more than one occasion he has asked me whether I had on my medical journeys at night ever seen any strange creature or heard the baying of a hound. The latter question he put to me several times, and always with a voice which vibrated with excitement."I can well remember driving up to his house in the evening some three weeks before the fatal event. He chanced to be at his hall door. I had descended from my gig and was standing in front of him, when I saw his eyes fix them selves over my shoulder and stare past me with an expression of the most dreadful horror. I whisked round and had just time to catch a glimpse of something which I took to be a large black calf passing at the head of the drive. So excited and alarmed was he that I was compelled to go down to the spot where the animal had been and look around for it. It was gone, however, and the incident appeared to make the worst impression upon his mind. I stayed with him all the evening, and it was on that occasion, to explain the emotion which he had shown, that he confided to my keeping that narrative which I read to you when first I came. I mention this small episode because it assumes some importance in view of the tragedy which followed, but I was convinced at the time that the matter was entirely trivial and that his excitement had no justification."It was at my advice that Sir Charles was about to go to London. His heart was, I knew, affected, and the constant anxiety in which he lived, however chimerical the cause of it might be, was evidently having a serious effect upon his health. I thought that a few months among the distractions of town would send him back a new man. Mr. Stapleton, a mutual friend who was much concerned at his state of health, was of the same opinion. At the last instant came this terrible catastrophe."On the night of Sir Charles's death Barrymore the butler who made the discovery, sent Perkins the groom on horseback to me, and as I was sitting up late I was able to reach Baskerville Hall within an hour of the event. I checked and corroborated all the facts which were mentioned at the inquest. I followed the footsteps down the yew alley, I saw the spot at the moor-gate where he seemed to have waited, I remarked the change in the shape of the prints after that point, I noted that there were no other footsteps save those of Barrymore on the soft gravel, and finally I carefully examined the body, which had not been touched until my arrival. Sir Charles lay on his face, his arms out, his fingers dug into the ground, and his features convulsed with some strong emotion to such an extent that I could hardly have sworn to his identity. The was certainly no physical injury of any kind. But one false statement was made by Barrymore at the inquest. He said that there were no traces upon the ground round the body. He did not observe any. But I did - some little distance off, but fresh and clear.""Footprints?""Footprints. ""A man's or a woman's?"Dr. Mortimer looked strangely at us for an instant, and his voice sank almost to a whisper as he answered:"Mr. Holmes, they were the footprints of a gigantic hound!" (Arthur Conan Doyle. The Hound of the Baskervilles, 1902).
"Болота очень мало населены и живущие в этих краях лица часто видятся друг с другом. Таким образом, и я часто бывал у сэра Чарльса Бэскервиля. За исключением м-ра Фрэнклэнда из Лафтер-Галя и естествоиспытателя м-ра Стэплетона, на протяжении многих миль нет ни одного образованного человека. Сэр Чарльс был человек очень сдержанный, но его болезнь и общий интерес к науке нас сблизили. Он привез из Южной Африки разные научные исследования, и мы провели много чудесных вечеров, обсуждая сравнительную анатомию бушменов и готтентотов. В последние месяцы мне стало очевидным, что напряжение его нервной системы достигло высшей степени. Только что прочитанная мною легенда произвела на него такое сильное впечатление, что, несмотря на то, что он любил гулять в своих владениях, ничто не могло побудить его выйти ночью на болота. Вам это покажется неправдоподобным, но он был глубоко убежден, что страшный рок тяготеет над его родом, история же предков не могла служить для его успокоения. Его постоянно преследовала мысль о присутствии какого-нибудь сверхъестественного существа, и он неоднократно меня спрашивал, не случалось ли мне во время моих ночных поездок к больным видеть какие-нибудь странные явления или слышать лай собаки."Последний вопрос он повторял несколько раз голосом, дрожащим от волнения."Я хорошо помню, как я однажды, за три недели до рокового происшествия, подъехал к его дому вечером. Он стоял во входных дверях замка. Я вылез из тележки и, подойдя к нему, заметил, что глаза его с выражением беспредельного ужаса стремились куда-то мимо меня; я быстро, обернувшись, мельком увидел, как мне показалось, большого черного теленка, проходившего в начале въезда. Сэр Чарльс был так возбужден и взволнован, что я был принужден отправиться на то место, где показался теленок, и поискать его. Теленка нигде не оказалось, но это происшествие произвело на сэра Чарльса самое гнетущее впечатление. Я пробыл с ним весь вечер, и тут-то он, в пояснение своего странного волнения, передал мне на хранение рассказ, прочитанный мною вам. Я упомянул об этом незначительном эпизоде, так как он приобретает известное значение, в виду последовавшей за этим трагедии, но в то время я счел все это за пустяки и не находил оправдания его волнению. По моему совету, сэр Чарльс решил уехать в Лондон. Я знал, что сердце у него не в порядке, и постоянная тревога, в которой он жил, как бы призрачны ни были причины, вызывавшие ее, не могла не оказать серьезного влияния на его здоровье. Я подумал, что после нескольких месяцев рассеянной жизни в городе он вернется новым человеком. М-р Стэплетон, наш общий друг, сильно интересовавшийся его здоровьем, был того же мнения. Как раз в это время произошла страшная катастрофа."В ночь смерти сэра Чарльса буфетчик Барримор прислал за мной верхом грума Пэркинса, и так как я еще не спал, то через час после происшествия я был уже на месте. Я отчасти уклонился, отчасти содействовал допросу."Я прошел по следу вдоль всей ивовой аллеи, видел то место у калитки, ведущей на болото, на котором он, повидимому, ждал, заметил перемену в форме следов, начиная с этого места, заметил также, что, кроме следов Барримора, не было никаких других и, наконец, тщательно осмотрел труп, нетронутый до моего приезда. Сэр Чарльс лежал ничком, с вытянутыми руками; пальцы его впились в землю и черты лица его были так искажены, что я не решился бы подтвердить клятвой подлинность трупа. Телесных повреждений не было никаких. На допросе, однако, в показания Барримора вкралась ошибка. Он заявил, что вокруг трупа не было никаких следов. Очевидно, он их не заметил, но зато я заметил на небольшом расстоянии ясно отпечатавшиеся следы.- Вы видели следы?- Да, следы.- Принадлежали они мужчине или женщине?Д-р Мортимер с минуту странно на нас смотрел и голос его упал до шепота, когда он проговорил:- М-р Хольмс, это были следы гигантской собаки!" (Перевод с английского А. Т., 1902. Источник: А. Конан-Дойль. Бэскервильская собака. Еще одно приключение Шерлока Хольмса//Вестник иностранной литературы, 1902. - №№ 1, с.161-202, № 2, с.148-172, № 3, с.172-198, № 5, с.63-86 ).
"Болото очень мало населено, и те, кто живут по соседству друг с другом, находятся в постоянном сношении. Поэтому я часто виделся с сэром Чарльзом Баскервилем. За исключением мистера Франкланда из Лафтар-голля и мистера Стапльтона — натуралиста, нет ни одного интеллигентного человека на много миль. Сэр Чарльз вел уединенную жизнь, но его болезнь свела нас, а эту связь поддерживала общность наших интересов в науке. Он привез с собою из Южной Африки много научных сведений, и не мало провели мы прелестных вечеров, рассуждая о сравнительной анатомии бушмэна и готтентота.В последние месяцы для меня становилось все яснее и яснее, что нервы сэра Чарльза были до последней крайности натянуты. Прочитанная мною вам легенда настолько подействовала на него, что хотя он ходил по всему пространству своих владений, но ничто не могло бы его заставить пойти ночью на болото. Как бы это ни казалось невероятным вам, мистер Холмс, он был искренно убежден, что ужасный рок тяготеет над его родом, и, конечно, то, что он рассказывал о своих предках, не могло действовать успокоительно. Его постоянно преследовала мысль о присутствии чего-то отвратительного, и не раз спрашивал он меня, не видел ли я во время своих врачебных странствований какого-нибудь странного существа или не слыхал ли я лая. Последний вопрос ставил он мне несколько раз, и всегда голос его при этом дрожал от волнения.Я хорошо помню, как недели за три до рокового происшествия я приехал к нему. Он стоял у выходной двери. Я сошел с брички и, стоя против него, увидел, что его глаза были устремлены за мое плечо, и в них читался страшный ужас. Я оглянулся и успел только мельком заметить что-то такое, что я принял за большого черного теленка, пробежавшего сзади экипажа. Сэр Чарльз был так взволнован и испуган, что я бросился к месту, на котором видел животное, чтобы поймать его. Но оно исчезло, и это происшествие произвело, казалось, на сэра Чарльза самое тягостное впечатление. Я просидел с ним весь вечер и по этому случаю, ради того, чтобы объяснить свое волнение, он вручил мне на хранение рукопись с повестью, которую я вам прочитал. Я упоминаю об этом маленьком эпизоде потому, что он приобретает некоторое значение в виду происшедшей впоследствии трагедии, но в то время я был убежден, что случай самый обыкновенный и что волнение сэра Чарльза не имело никакого основания.Это я ему посоветовал отправиться в Лондон. Я знал, что сердце его было не в порядке, и постоянный страх, под которым он находился, как бы ни была химерична его причина, очевидно, имел сильное влияние на его здоровье. Я думал, что после нескольких месяцев, проведенных в городских развлечениях, он вернется к нам обновленным человеком. Мистер Стапльтон, наш общий друг, также беспокоившийся о состоянии его здоровья, был того же мнения. В последнюю минуту перед отъездом случилась ужасная катастрофа.В ночь смерти сэра Чарльза, дворецкий Барримор, нашедший его тело, послал конюха Перкинса верхом за мною, и так как я еще не ложился спать, то через час после происшествия был уже в замке Баскервиль. Я проверил и подтвердил все факты, которые были упомянуты на следствии. Я проследил за отпечатками шагов по тисовой аллее; я видел место у калитки, ведущей в болото, на котором, по-видимому, стоял сэр Чарльз; я заметил изменение формы следов, начиная с этого пункта, и удостоверился, что на мягком гравии не было никаких больше следов, кроме Барримора, и, наконец, я тщательно осмотрел тело, которого не трогали до моего прибытия. Сэр Чарльз лежал ничком, с распростертыми руками, пальцы его впились в землю, и черты лица были до-того искажены каким-то сильным потрясением, что я бы не дал тогда клятвы в том, что вижу именно его. На теле действительно не оказалось никаких знаков насилия. Но одно показание Барримора на следствии было неправильным. Он сказал, что на земле вокруг тела не было никаких следов. Он не заметил никаких, я же заметил… на некотором расстоянии от тела, но свежие и отчетливые.— Следы шагов?— Шагов.— Мужчины или женщины?Доктор Мортимер как-то странно посмотрел на нас, и голос его понизился почти до шёпота, когда он ответил:— Мистер Холмс, я видел следы шагов гигантской собаки." (Перевод Е. Н. Ломиковской, 1902. Источник: А. Конан-Дойль. Собака Баскервилей. Приключение Шерлока Холмса//Новый журнал иностранной литературы, искусства и науки. - СПб. - 1902. - № 5.).
"Болото почти безлюдное, притом живущие там находятся в постоянном сообщении между собой. Вследствие этого я очень часто встречался с сэром Чарльзом Баскервиллем. Помимо мистера Френкленда в Лафтар-холле и естествоиспытателя мистера Стапльтона на протяжении многих миль нет ни одного образованного человека. Сэр Чарльз жил чрезвычайно уединенно, но болезнь вынудила его познакомиться со мною, а затем нас сблизила любовь к науке. Он привез из Южной Африки много интересных данных, и нам случалось провести много приятных вечеров в толках о сравнительной анатомии бушмена и готтентота.Затем, в последние месяцы, я пришел к непоколебимому убеждению, что нервная система сэра Чарльза расстроена до крайности. То повествование, которое я вам прочел, так сильно на него повлияло, что хотя он бывал всюду в своих владениях, но никогда и ни за что не решился бы ночью подойти к болоту. Пусть это покажется вам совершенно невероятным, мистер Холмс, но он был глубоко убежден, что неумолимая судьба преследует его род, и понятно, что рассказы о его предках еще более расстраивали его нервную систему. Ему постоянно казалось, что где-то вблизи от него находится какое-то отвратительное существо, и нередко он спрашивал меня, не встречал ли я во время своих врачебных разъездов какое-либо существо необычайного вида, и не слышал ли лая. Вот именно относительно лая он спрашивал меня несколько раз, и я всегда замечал, что при таком вопросе голос его сильно дрожал.Я помню прекрасно мой приезд к нему тремя неделями ранее ужасного события. Я застал его у ворот замка. Я вылез из экипажа и, став против его, заметил, что он глаз не спускает с моего плеча, и во взоре его ясно виден невыразимый ужас. Тогда я повернул голову назад и мельком приметил что-то такое, напоминавшее черного теленка. Существо это пробежало мимо моего экипажа. Сэр Чарльз до такой степени был взволнован и испуган, что я, опрометью бросившись к тому месту, где увидел это странное животное, пытался изловить его. Но всякий след его исчез. Между тем, это произвело на сэра Чарльза потрясающее впечатление. Весь этот вечер я просидел у него. Вот тогда-то, в этот самый день, он, вероятно, с целью дать мне понять причины своего необычайного явления, передал мне на хранение рукопись, которую я вам прочел. Я привожу вам этот небольшой эпизод на том основании, что он, в сопоставлении с разыгравшейся вскоре после этого трагедией, получает некоторое значение. Но тогда я был иного мнения и полагал, что это случай самый обыкновенный и волнение сэра Чарльза не имеет основательных причин. Тем не менее, я дал ему совет поехать в Лондон, так как знал, что при пороке сердца, находясь постоянно под гнетущим влиянием страха, если даже причина его вызвана только расстроенным воображением, все же страх этот будет неизбежно гибельно влиять на его здоровье. Я полагал, что проведя несколько месяцев в столице и пользуясь там всеми развлечениями, он укрепит нервы и возвратится к нам бодрым и свежим. Однако перед самым отъездом произошло ужасное происшествие.В ту ночь, когда внезапно умер сэр Чарльз, дворецкий Барримор, разыскав его труп, немедленно отправил конюха Перкинса пригласить меня. Верховой застал меня еще не спящим, и не более, как через час я был уже в поместье Баскервилль. Я тщательно проверил все эти факты, которые впоследствии были подтверждены следствием. Проследив следы шагов по тисовой аллее, я осмотрел место вокруг калитки, ведущей к болоту, и там, тщательно рассмотрев следы, убедился, что, начиная с того места, где, по-видимому, останавливался сэр Чарльз, следы эти приняли совершенно иную форму. При этом я удостоверился, что на мягком гравии не было никаких других следов, за исключением ног Барримора. Вслед за тем, я с полным вниманием исследовал тело, к которому до моего прибытия никто не прикасался. Сэр Чарльз лежал лицом к земле, разбросав руки, причем пальцы его вонзились в землю, а черты лица до такой степени исказились, вследствие какого-то неведомого, но ужасного потрясения, что я не решился бы в тот момент поклясться, что действительно вижу его перед собой. Несомненно, что на теле не заметно было ни малейших признаков насилия. Однако одно из показаний Барримора, при производстве следствия, оказывается неправильным. Он показал, что не видел на земле никаких следов около тела. Он никаких следов не приметил, но я, на незначительном расстоянии от трупа, ясно различил свежие, резко выдававшиеся следы.- Следы ступни?- Да, следы ступни.- Мужчины или женщины?В течении нескольких секунд доктор Мортимер как-то странно поглядывал на нас, и вслед затем почти шепотом промолвил:- Я видел, мистер Холмс, следы чудовищного роста собаки!" (Перевод Н. Н. Мазуренко. Источник: Конан-Дойль. Легенда о собаке Баскервиллей//Приключения сыщика Шерлока Холмса: Знак четырех. [Легенда о собаке Баскервиллей]. - Санкт-Петербург: Вестник полиции, 1908.).
«Видите ли, наша степь очень рѣдко населена, и поэтому обыватели живутъ тѣсной семьей. Я, напримѣръ, очень часто видался съ сэромъ Чарльзомъ. Мы съ нимъ, да еще Франклэндъ изъ Лафтера и натуралистъ Стэпльтонъ, составляли все образованное общество округи. Сэръ Чарльзъ не принадлежалъ къ числу общительныхъ людей, но его болѣзнь сближала насъ. Кромѣ того, мы оба были страстными поклонниками науки, и это насъ объединяло. Изъ Южной Африки онъ привезъ много интересныхъ наблюденій, и не одинъ пріятный вечеръ я провелъ, бесѣдуя съ сэромъ Чарльзомъ объ особенностяхъ строенія готтентотовъ или бушменовъ. Послѣдніе мѣсяцы было очевидно, что нервная система сэра Чарльза напряжена до чрезвычайности. Легенду, которую я вамъ только-что прочелъ, онъ принималъ близко къ сердцу и все время говорилъ о черной собакѣ, погубившей его предка. Отъ прогулокъ онъ не отказывался, но ничего не могло заставить его пойти ночью въ степь. Можетъ быть, мистеръ Гольмсъ, мои слова вамъ покажутся невѣроятными, но сэръ Чарльзъ былъ глубоко убѣжденъ, что надъ его родомъ тяготѣетъ враждебный рокъ. Онъ разсказывалъ о своихъ предкахъ, жизнь которыхъ, по его словамъ, всегда кончалась трагически. Онъ говорить, что рядомъ съ нимъ живетъ невидимое, но грозное существо, слѣдящее за каждымъ его шагомъ. Онъ часто меня спрашивалъ, не видалъ ли я во время своихъ ночныхъ поѣздокъ черной собаки, не слыхалъ ли ея лая. Этотъ вопросъ онъ задавалъ мнѣ нѣсколько разъ и при этомъ всегда волновался. Помню, за три недѣли до его смерти, я подъѣхалъ вечеромъ къ замку. Онъ стоялъ у подъѣзда. Я вошелъ на крыльцо и сталъ противъ него. Онъ глядѣлъ мнѣ черезъ плечо и лицо его выраясало крайній ужасъ. Я обернулся и, слѣдя за направленіемъ его взгляда, замѣтилъ что-то, похожее на большого чернаго теленка. Въ темнотѣ трудно было разсмотрѣть, что это такое. Онъ былъ такъ возбужденъ и встревоженъ, что я нашелъ нужнымъ сойти съ крыльца и осмотрѣть то мѣсто двора, гдѣ показалось животное. Но оно безслѣдно исчезло. Сэръ Чарльзъ, однако, продолжалъ тревожиться и, повидимому, этотъ маленькій эпизодъ произвелъ сильнѣйшее впечатлѣніе на его умъ. Я просидѣлъ у него весь вечеръ. Въ этотъ-то разъ онъ мнѣ и разсказалъ о легендѣ, съ которой вы только-что ознакомились. Я нарочно вамъ разсказываю подробно объ этомъ маленькомъ случаѣ, который пріобрѣтаетъ громадную важность, въ виду трагедіи, послѣдовавшей за нимъ. Но тогда все это казалось мнѣ смѣшными пустяками, и тревога сэра Чарльза представлялась мнѣ лишенною основанія. Въ Лондонъ уговорилъ его ѣхать я. Сердце у него было слабое, жилъ онъ въ постоянной тревогѣ, пугаясь фантазій и призраковъ, и домашняя обстановка оказывала на его здоровье вредное вліяніе. По моему мнѣнію, ему было полезно прожить нѣсколько мѣсяцевъ разсѣянной городской жизнью, а затѣмъ вернуться къ намъ съ обновленными силами. Нашъ общій другъ Стэпльтонъ, также весьма расположенный къ сэру Чарльзу, придерживался въ этомъ отношеніи моего мнѣнія. Но такому исходу дѣла помѣшала эта ужасная катастрофа. Найдя своего господина мертвымъ, дворецкій Барриморъ послалъ за мною грумма Нэркинса. Я еще не ложился спать и поэтому уже черезъ часъ былъ въ Баскервильскомъ замкѣ. Я провѣрилъ и подтвердилъ всѣ факты, показанные свидетелями. Я осмотрѣлъ слѣды ногъ въ тисовой аллеѣ, я видѣлъ то мѣсто у воротъ, выходящихъ въ степь, то мѣсто, на которомъ покойный, повидимому, нѣкоторое время стоялъ, я замѣтилъ послѣдовавшую затѣмъ перемѣну въ формѣ слѣдовъ. Могу васъ увѣрить, что на мокромъ пескѣ другихъ слѣдовъ, кромѣ слѣдовъ Барримора не было. Трупъ былъ изслѣдованъ мною тщательно. До моего прихода, никто не касался тѣла. Сэръ Чарльзъ лежалъ ничкомъ, раскинувши руки и впившись пальцами въ землю. Выраженіе лица было ужасно. Физіономія была такъ искажена, что я только съ величайшимъ трудомъ могъ узнать моего друга. Было очевидно, что о какомъ-либо физическомъ насиліи не можетъ быть и рѣчи. Но на слѣдствіи Барриморъ сдѣлалъ, все-таки, одно невѣрное показаніе. Онъ сказалъ, что около тѣла не было никакихъ слѣдовъ, но онъ не замѣтилъ одной вещи, а я видѣлъ эти слѣды, свѣжіе, ясные и въ близкомъ разстояніи отъ трупа.
- Слѣды?
- Да, слѣды.
- Мужскіе или женскіе?
Докторъ Мортимеръ поглядѣлъ на насъ страннымъ и долгимъ взглядомъ, а затѣмъ, понизивъ свой голосъ почти до шопота, отвѣтилъ:
— Мистеръ Гольмсъ, это были слѣды гигантской собаки.» (Перевод Н. Д. Облеухова, 1903. Источник: А. Конан-Дойль. Баскервильская собака /Перевод Н. Д. Облеухова. 2-е изд. - М.: Издание Д.П. Ефимова, 1906. - 240 с.).
"Болото населено очень мало и редко, поэтому соседи дорожат друг другом; и я часто виделся с сэром Чарльзом Баскервилем. На много миль вокруг нет интересных людей, кроме мистера Франкланда и естественника, мистера Стэпльтона.Сэр Чарльз был очень нелюдим, но болезнь столкнула нас, а общие научные интересы закрепили наше знакомство.Запомнился мне один мой приезд, недели за две до несчастья. Когда я подъехал, он стоял на пороге. Я соскочил со своего шарабана, подошел и стал около, но он не замечал меня и смотрел куда-то мимо, с выражением безумного ужаса.Я стал осматриваться и вдруг увидел, как в конце промелькнуло что-то странное, показавшееся мне большим черным теленком. Сэр Чарльз был так взволнован и испуган, что я побежал туда, где показалось животное, чтобы поймать его. Но его уже не было.Это происшествие сильно подействовало на сэра Чарльза. Я остался с ним весь вечер, и тогда, как бы в объяснение своего страха, он показал мне и отдал эту рукопись. Случай этот приобрел впоследствии, когда произошла трагедия, особое значение, но в то время он показался мне ничтожным, а волнение сэра Чарльза лишенным основания.Вскоре по моему совету он собрался в Лондон. Я знал, что сердце у него не в порядке и понимал, как вредно было то постоянное беспокойство, в котором он жил. Несколько месяцев городской, рассеянной жизни могли бы обновить его.Так думал и мистер Стэпльтон, наш общий друг, озабоченный болезнью сэра Чарльза. В последний момент перед отъездом произошла катастрофа.Буфетчик Барримор, нашедший тело, прислал ко мне конюха Перкинса. Я еще не ложился спать и уже через час после события был в Баскервиле.Все факты, установленные следствием, были указаны и подтверждены мною.Одно только показание Барримора неверно; он сказал, что кругом тела не было следов. Он ничего не заметил, я же заметил, на некотором расстоянии, свежие и ясные следы.- Следы шагов?- Да, шагов.- Мужчины? женщины?Доктор Мортимер странно посмотрел и шопотом ответил:- Мистер Холмс, это были следы гигантской собаки!" (Конан-Дойль. Тайны Гримпенского болота. Перевод неизвестного автора. - М.: Типогр. АО "Московское изд-во", 1915. - 64 с. - (Библиотека романов).
"Болотные земли очень редко населены, поэтому более–менее близкие соседи вынуждены много общаться друг с другом. По этой причине я часто встречался с сэром Чарльзом Баскервилем. Если не считать мистера Франкленда из Лефтер-холла да естествоведа мистера Стейплтона, на протяжении многих миль больше не встретишь ни одного образованного человека. Сэр Чарльз любил уединение, но его болезнь сблизила нас, а общие интересы в науке еще больше укрепили эту близость. Из Южной Африки он привез много интересных сведений, и мы провели вместе ни один прекрасный вечер, обсуждая сравнительную анатомию бушменов и готтентотов.За последние месяцы я пришел к убеждению, что нервы сэра Чарльза напряжены до предела. Он принимал эту легенду, которую я вам прочел, слишком близко к сердцу и, хотя он гулял по своей усадьбе, ничто не могло заставить его выйти на болота ночью. Вам покажется немыслимым, мистер Холмс, но сэр Чарльз был искренне убежден, что над его родом тяготеет злой рок, и, действительно, примеры, которые он приводил из жизни своих предков, были неутешительны. Сэру Чарльзу не давала покоя мысль, что его преследует некое призрачное существо, и он не раз спрашивал меня, не видал ли я во время врачебных обходов ночью странного зверя, и не слыхал ли я собачьего лая с болот. Последний вопрос он задавал мне особенно часто, и его голос дрожал при этом.Хорошо помню, как недели за три до рокового события я подъехал вечером к его дому. Сэр Чарльз стоял в дверях. Я сошел с двуколки и, стоя перед ним, вдруг заметил, что он смотрит мне через плечо глазами, полными ужаса. Я быстро обернулся и мельком увидел в самом начале подъездной аллеи что-то похожее на большого черного теленка. Сэр Чарльз был так взволнован и напуган, что мне пришлось пойти на то место, где показалось животное, и поискать его. Но оно исчезло, и происшествие это подействовало на рассудок сэра Чарльза наихудшим образом. Я оставался с ним весь вечер, чтобы уяснить себе душевное беспокойство, в котором он пребывал. Тогда-то он и отдал мне на сохранение эту рукопись, с которой я счел необходимым вас ознакомить. Я упомянул об этом случае, поскольку он становится важным ввиду трагедии, которая последовала, но тогда мне казалось, что это сущий вздор, и что его волнение ничем не оправдано.Сэр Чарльз, по моему совету, собирался съездить в Лондон. Сердце у него было больное, а постоянная душевная тревога, в которой он пребывал, какой бы химерической не была ее причина, плохо влияла на его здоровье. Я рассчитывал, что несколько месяцев рассеянной городской жизни сделают из него нового человека. Того же мнения был мистер Стейплтон, который всегда проявлял большую заботу о здоровье нашего общего друга. Но в самую последнюю минуту произошла эта ужасная беда.В ночь смерти сэра Чарльза дворецкий Бэрримор, который нашел тело, послал конюха Перкинса верхом ко мне. А так как я спать еще не ложился, то сумел попасть в Баскервиль самое большее через час после случившегося. Я проверил и подтвердил все факты, о которых упоминалось на дознании. Я прошел по следам всю Аллею тисов, осмотрел то место у калитки, где он, по-видимому, останавливался, заметил, как начиная с этого места изменилась форма следов, убедился, что на мягком гравии больше нет никаких других отпечатков, кроме следов Бэрримора. Наконец, я тщательно осмотрел тело, к которому до моего приезда никто не притрагивался. Сэр Чарльз лежал ничком, раскинув руки и вцепившись пальцами в землю, и черты его лица были до того искажены судорогой от какого-то сильного потрясения, что я с большим трудом смог засвидетельствовать его личность. Было очевидно, что ни о каком физическом насилии не может быть и речи. Однако Бэрримор дал на дознании одно неверное показание. Он сказал, что на земле возле тела не было никаких следов. Он просто ничего не заметил. Но я заметил – немного в стороне, свежие и четкие...- Следы?- Следы.- Мужские или женские?Доктор Мортимер как-то странно посмотрел на нас, и голос его упал почти до шепота:- Мистер Холмс, это были следы исполинского пса!" (© Перевод: admin, 2013 г. Источник: Собака Баскервилей).
sobakabaskervilej.ru
Pragueratter | Все права защищены © 2018 | Карта сайта
