На детской площадке во Владивостоке висит огромная табличка, запрещающая вход на нее больным детям. С какими именно диагнозами нельзя играть на площадке, не уточняется.
Я даже не знаю, что тут страшнее: сам факт появления подобной таблички, или то, что никто из сотен жителей микрорайона не снял ее. Никто не подал в суд на гондонов, ее повесивших, никто не возмутился. Вроде бы так и надо. Площадка для здоровых и красивых. Всяких калек — нахуй с пляжа.
Я уже вижу, как идет мама с ребенком мимо площадки. Он хочет поиграть, а она ему отвечает: «Извини, сынок, нельзя, тут площадка для здоровых детей, а у тебя ножка сломана!»
Бытовой фашизм стал уже нормой в нашей жизни. Дать понять ближнему, что он неполноценное говно — национальный вид спорта. Чиновник, спешащий на работу с мигалкой, дает понять всем остальным, что они — люди второго сорта. Инвалид в России скорее всего не выйдет из дома. Это немного сохранит ему самооценку, ведь на него не будут снисходительно показывать пальцем прохожие. Больной и слабый человек в наших городах не может полноценно передвигаться, потому что города проектируются и строятся для молодых, сильных и успешных, тех, кто может купить себе личный автомобиль.
Когда советский человек впервые попадает в западное общество, он очень удивляется, как это там по улицам ходят инвалиды, больные, хромые, гомосексуалисты, черные, дауны, калеки. Как это они сидят в кафе, спокойно заходят в клубы и магазины. И как это никто на них не показывает пальцем, не ржет и не вешает табличек, что детская площадка только для здоровых детей. Это отличает цивилизованное общество от дремучих дикарей с улицы Кирова во Владивостоке.
varlamov.ru
Долой всех вас, бюрократов царской службы! Долой и вашего царя с русского престола! Да здравствует между нами мир, свобода и демократическая республика!”».
Я свистнул своего Бурика, повернулся и ушёл. В тот же день я издал приказ, чтобы все генералы и офицеры наряду с солдатами не входили в этот сад, ибо обижать солдат не мог позволить. Можно было запретить сорить, грызть семечки и бросать окурки, рвать цветы и мять траву, но ставить на один уровень солдат и собак, это было слишком бестактно и неприлично. Кроме того я сообщил об этом командующему войсками и просил его принять меры к укрощению губернатора. Так как Г.А. Скалон был не только командующий войсками, но и генерал-губернатором, то он и отдал соответствующий приказ об отмене распоряжения губернатора, который приехал ко мне и очень извинялся, что не посоветовался раньше со мной. Впоследствии он чрезвычайно заискивал во мне».
— Потрудитесь оставить кофейную, видите, что написано? — указывает офицер на вывеску.
Но не успел офицер опустить свой перст, указывающий на вывеску, как вдруг раздаётся голос:
— Корнет, пожалуйте сюда!
Публика смотрит. Вместо скромного в накидке старика за столиком сидел величественный генерал Драгомиров, профессор Военной академии.
Корнет бросил свою даму и вытянулся перед генералом.
— Потрудитесь оставить кофейную, вы должны были занять место только с моего разрешения. А нижнему чину разрешил я. Идите!
Сконфуженный корнет, подобрав саблю, заторопился к выходу. А юноша-военный занял своё место у огромного окна с зеркальным стеклом».
(Гиляровский В.А. Москва и москвичи // Гиляровский В.А. Сочинения в четырёх томах Т.4 / Сост. и прим. Б.И. Есина. М.: Правда, 1989. С.206–207)Ладно, допустим, что Брусилов, Игнатьев и Гиляровский продались большевикам. Тогда вот ещё пара свидетельств, монархиста графа Ф.А. Келлера и одного из лидеров «белых» А.И. Деникина.
«Солдату внушают на словах о высоком звании воина, а не так ещё давно на оградах парков, скверов и при входах на гулянии он мог прочесть “Собак не водить”, а рядом — “Нижним чинам вход воспрещается”. Распоряжение по таким то улицам нижним чинам не ходить, мне приходилось читать ещё не так давно в приказах по гарнизону». (Келлер Ф.А. Несколько кавалерийских вопросов. Вып. III. СПб., 1914. С.27)«Мундир солдата — защитника отечества — никогда не был в почёте. Во многих гарнизонах для солдат устанавливались несуразные ограничения, вроде воспрещения ходить по “солнечной” стороне людных улиц; петербургский комендант просил градоначальника разрешить нижним чинам, вопреки существовавшим правилам, не переходить вагоны трамвая к выходу на переднюю площадку, “...ввиду неудобства встречи с офицерами и нахождения их в одном помещении”... И т.д.И вспомнил же солдат в 17-м году “собачьи” сравнения! Вспомнил так, что в течение многих месяцев по лицу страны общественные места стали неудобопосещаемы, улицы непроходимыми, дороги непроезжими».
(Деникин А.И. Старая армия. Офицеры. М.: Айрис-пресс, 2005. С.129)pyhalov.livejournal.com
Имея собаку, так или иначе привыкаешь в ограничениях в передвижении вместе с ней. В магазины нельзя, в кафе нельзя, в транспорт …”льзя”, но это очень не приветствуется многими водителями и пассажирами. Даже если собака небольшая, воспитанная, на поводке и в наморднике. Да и Бог с ними. Зато какая веская причина ходить пешком и оставаться сторонником здорового образа жизни. А еще развить коммуникабельность, терпение и умение ставить себя на место другого человека. Но в какой-то момент понимаешь, что на место собачника – нормального, законопослушного, убирающего за своим животным на улицу – никто особо не хочет себя ставить. И тогда хочется выкинуть все пакетики, повесить на крючок поводок и выйти из дома с большим-пребольшим медведем, который ест все. И всех.
Шутка. Грустная, конечно, но сегодня утром я гуляла с собакой по пустырю, заросшему травой и бурьяном – то бишь, не по двору, не по газону или парку, не под окнами дома. И увидела разложенные поперек тропинки куски курицы. Много сырого мяса, в которое упрется даже собака, идущая на 1.5-2 метровом поводке. Нам повезло: я увидела вовремя, а моя собака откликнулась на команду “фу” и подошла ко мне еще до того, как приблизилась к мясу. Кому-то в такой ситуации может и не повезти, но человек, подготовивший такую гадость (я надеюсь, нет сомневающихся в начинке такого рода “угощенья”?) совершенно искренне считает, что собак и их хозяев надо “воспитывать”. Ато “поназаводили тут”!
Я очень не люблю таблички типа “с собаками гулять запрещено”, которые стоят сейчас буквально повсюду. Вещь сомнительная, бесполезная и лицемерная. Первое – потому что такие таблички продаются в открытом доступе. Кто захотел – тот и купил. Ну где сказано, что воткнувший в землю столбик с такой надписью вообще в праве это делать? Кто первый “застолбил землю” – тот и герой?
Бесполезная – потому, что ни один нормальный собачник не поведет питомца в туалет целенаправленно на газон, в красивый палисадник под окнами или на школьный двор. А если вдруг случится такая оказия – собаки “тоже люди”, у них может заболеть живот, они могут не дотерпеть – то в запасе всегда есть пакетики, которые помогут навести порядок. Делов-то! Были бы урны… Да, есть такие, которым не знаком здравый смысл. Но тут никакие запрещающие таблички не помогут. И здесь же начинается удивительное лицемерие. Видела я как-то раз, как поборники нравственности во дворе кричали на ребенка, который просто прошел мимо их скамейки с маленькой собачкой. Чуть позже туда подошел крупный мужчина с ротвейлером. Пёс сделал свои дела, хозяин и не подумал убрать. Хоть кто-то из “правильных” рискнул сделать замечание? Как же, как же…
Вот эта табличка немного отличается от привычных. Она установлена возле ограды школы. Здесь меньше текста, больше “действия”. Как в комиксе. И знаете, так задело. Как будто владельцев собак априори считают недоразвитыми людьми без чувства приличия. Ну конечно они поведут собаку в туалет именно к зданию школы. Только они еще наверняка и читать не умеют. Поэтому им надо показать как детсадовцам на картинке – мол, это плохо. Еще бы подписали “атата”.
Как по мне, такие чудо-таблички сами по себе портят дизайн. И настроение – особенно, если дополняются подписями типа “трава на газоне обработана ядовитым веществом”. Не знаю, насколько это правда, но о-очень сомневаюсь в том, что законно.
Судя по всему, такие мысли не только у меня:
Казалось бы, все это такие мелочи, чтобы всерьез обращать внимание. К тому же, не без доли справедливости – да, некоторые собачники ведут себя по-свински. Да, они в праве ожидать гневной реакции других людей. Они. Другим-то за что? И еще. То, что начинается как агрессия, не может закончится чем-то хорошим.
Сначала таблички и ограничения без предоставления территории для выгула. Её просто нет. У нас в городе есть 2-3 собачьих площадки, лично мне до ближайшей ехать почти час. Благо, есть огромный пустырь и поле в 20 минутах ходьбы от дома. Но туда тоже иногда очень весело идти. Однажды ко мне с собакой подошла дама с ребенком. Дитё размахивало палкой, а его мама кричала, что собакам на аллее нельзя ходить, мол, здесь же люди. Да, наверное, её тоже можно понять – беспокоится за ребенка, на всякий случай ограждая от любых потенциальных опасностей.
Желание с пониманием относиться к каждому человеку исчезает при виде отравленного мяса, разложенного среди деревьев…
P.S. Автор материала Ольга Гостюхина. Публикация и распространение без разрешения автора запрещены
http://ovedma.ru/puteshestviya-s-zhivotnymi-osnovnye-rekomendatsii/
http://ovedma.ru/edem-v-puteshestvie-s-kem-ostavit-zhivotnyh/
http://ovedma.ru/forumy/
Please follow and like us:
ovedma.ru
А всё-таки Российская Империя была страной социального апартеида. До 1861 г. свыше 1/3 крестьянства были частновладельческими крепостными, "белыми неграми" в Северной Луизиане. Оставшиеся 2/3 были по уши всем обязанными государству, по типу сталинских колхозников.А потом еще лет 50 лет по всей стране висели таблички по типу: "Собакам и нижним чинам вход воспрещен". Это при том, по переписи 1897 г. низшего сословия (крестьян) в стране было почти 70%, грамотных 40%, а средняя продолжительность жизни едва достигала 38 лет.Помог ли в этом плане 1917 год? Да, таблички убрали. Страной стали рулить то сын сапожника, то слесарь-маркшейдер с Донбасса, то прочие, якобы рабоче-крестьянские дети, да внуки поваров в питерских кабаках. Правда, парки, с момента революций, уж сильно стали заплёваны семечками, на что еще еще Бунин в "Окаянных днях" жаловался.
1.Брусилов А.А. Воспоминания. - М.: Воениздат.1963 стр.47
"Три года я прожил в Люблине, в очень хороших отношениях со всем обществом (...) Я жил в казармах, против великолепного городского сада, и ежедневно прогуливался по его тенистым чудесным аллеям. Прогулки эти разделял мой фокстерьер Бур. В один прекрасный день, когда я входил в сад, мне бросилась в глаза вывешенная на воротах бумажка, как обычно вывешивались различные распоряжения властей: «Нижним чинам и собакам вход воспрещен».Я сильно рассердился. Нужно помнить, что мы жили на окраине, среди польского, в большинстве враждебного, населения. Солдаты были русские, я смотрел на них как на свою семью".
2.Лычёв И.А. Воспоминания потёмкинца. К двадцатилетию революционного мятежа на броненосце «Потёмкин». М.–Л.: Молодая гвардия, 1925. — С.18
«К обычному военному режиму прибавлялись меры, доходившие до глумления. Современники хорошо помнят надпись при входе на Приморский бульвар: “Собак не водить, нижним чинам вход воспрещён”».
3.Гаврилов Б.И. В борьбе за свободу: Восстание на броненосце «Потёмкин». — М.: Мысль, 1987. — С.19
« Матросам запрещалось ходить по Большой Морской и Екатеринославской улицам, по Историческому и Приморскому бульварам. Нельзя им было также посещать места героической обороны Севастополя во время Крымской войны.."
4.Новиков-Прибой А.С. Цусима. — М.: О-во сохранения лит. Наследия, 2005. — С.47«Я долго стоял на кормовом мостике, уныло оглядываясь назад, на знакомые берега, на исчезающий вдали город. Прощай, Кронштадт! За пять лет службы я много пережил в нём и плохого и хорошего. Там, по Господской улице, нашему брату, матросу, разрешалось ходить только по левой стороне, словно мы были отверженное племя. На воротах парков были прибиты дощечки с позорнейшими надписями: “Нижним чинам и собакам вход в парк воспрещён”.
5.Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. — М.: Воениздат, 1986. — С.83
«Помню, как мой камердинер Иван, замечая моё одиночество, советовал пойти погулять — или по набережной, или в Летний сад. Мне уже тогда бросилось в глаза, что вход в этот сад был воспрещён “собакам и нижним чинам”. Позднее, выйдя в полк, я был возмущён, когда узнал, что вахмистр Николай Павлович должен был довольствоваться для прогулок со своими детьми пыльным полковым двором, в то время как в Летнем саду на уютных скамеечках сиживали с барышнями безусые юнкера первого года службы».
6.Гиляровский В.А. Москва и москвичи (Гиляровский В.А. Сочинения в четырёх томах Т.4 М.: Правда, 1989. — С.206)
«Но доступ в кофейную имели не все. На стенах пестрели вывески: “Собак не водить” и “Нижним чинам вход воспрещается".
marss2.livejournal.com
« Матросам запрещалось ходить по Большой Морской и Екатеринославской улицам, по Историческому и Приморскому бульварам. Нельзя им было также посещать места героической обороны Севастополя во время Крымской войны. Возмущённые матросы социал-демократы выпустили по этому поводу специальную листовку, в которой, обращаясь к властям, писали: “Но как вам не стыдно делать подобные распоряжения?.. За что же тогда наши деды и прадеды положили головы и орошали своею горячею кровью все здешние курганы, а нам теперь воспрещаете посещать эти места?.. Зачем же вы просили в 1903 году деньги у нижних чинов на сооружение памятников, а теперь не пускаете их в те места, где поставлены эти памятники?
Долой всех вас, бюрократов царской службы! Долой и вашего царя с русского престола! Да здравствует между нами мир, свобода и демократическая республика!”».(Гаврилов Б.И. В борьбе за свободу: Восстание на броненосце «Потёмкин». — М.: Мысль, 1987. — С.19)
«Я долго стоял на кормовом мостике, уныло оглядываясь назад, на знакомые берега, на исчезающий вдали город. Прощай, Кронштадт! За пять лет службы я много пережил в нём и плохого и хорошего. Там, по Господской улице, нашему брату, матросу, разрешалось ходить только по левой стороне, словно мы были отверженное племя. На воротах парков были прибиты дощечки с позорнейшими надписями: “Нижним чинам и собакам вход в парк воспрещён”. Мытарили меня с новобранства, чтобы сделать из меня хорошего матроса, верного защитника царского престола. Получал разносы по службе, сидел в карцере, томился в одиночной камере тюрьмы за то, что захотел узнать больше, чем полагается нам. И всё-таки, если выйду живым из предстоящего сражения с японцами, я с благодарностью буду вспоминать об этом городе. Из села Матвеевского, из дремучих лесов и непроходимых болот северной части Тамбовской губернии, где в изобилии водится всякая дичь и зверьё, до медведей включительно, я прибыл во флот наивным парнем, сущим дикарём. И сразу же началась гимнастика мозга, шлифовка ума. Не все были плохие офицеры, не все отличались жестокостью».(Новиков-Прибой А.С. Цусима. — М.: О-во сохранения лит. Наследия, 2005. — С.47)
Кто-то может сказать, что перед нами большевицкая пропаганда. Тогда вот ещё три цитаты:
«Всем известно, что я был очень строг в отношении своего корпуса, но в несправедливости или в отсутствии заботы о своих сослуживцах, генералах, офицерах и тем более о солдатах меня упрекнуть никто не мог. Я жил в казармах против великолепного городского сада, ежедневная моя прогулка была по его тенистым чудесным аллеям. Прогулки эти разделял мой фокстерьер Бур. В один прекрасный день, когда я входил в сад, мне бросилась в глаза вновь вывешенная бумажка на воротах, как обычно вывешивались различные распоряжения властей. “Нижним чинам и собакам вход воспрещён”. Я сильно рассердился. Нужно помнить, что мы жили на окраине, среди польского, в большинстве враждебного, населения. Солдаты были русские, я смотрел на них как на свою семью.
Я свистнул своего Бурика, повернулся и ушёл. В тот же день я издал приказ, чтобы все генералы и офицеры наряду с солдатами не входили в этот сад, ибо обижать солдат не мог позволить. Можно было запретить сорить, грызть семечки и бросать окурки, рвать цветы и мять траву, но ставить на один уровень солдат и собак, это было слишком бестактно и неприлично. Кроме того я сообщил об этом командующему войсками и просил его принять меры к укрощению губернатора. Так как Г.А. Скалон был не только командующий войсками, но и генерал-губернатором, то он и отдал соответствующий приказ об отмене распоряжения губернатора, который приехал ко мне и очень извинялся, что не посоветовался раньше со мной. Впоследствии он чрезвычайно заискивал во мне».(Брусилов А.А. Мои воспоминания / Сост. В.А. Авдеев, С.Г. Нелипович. — М.: Олма-пресс Звёздный мир, 2004. С.42–43)
«Помню, как мой камердинер Иван, замечая моё одиночество, советовал пойти погулять — или по набережной, или в Летний сад. Мне уже тогда бросилось в глаза, что вход в этот сад был воспрещён “собакам и нижним чинам”. Позднее, выйдя в полк, я был возмущён, когда узнал, что вахмистр Николай Павлович должен был довольствоваться для прогулок со своими детьми пыльным полковым двором, в то время как в Летнем саду на уютных скамеечках сиживали с барышнями безусые юнкера первого года службы».(Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. — М.: Воениздат, 1986. — С.83)
«Но доступ в кофейную имели не все. На стенах пестрели вывески: “Собак не водить” и “Нижним чинам вход воспрещается”.
Вспоминается один случай. Как-то незадолго до японской войны у окна сидел с барышней ученик военно-фельдшерской школы, погоны которого можно было принять за офицерские. Дальше, у другого окна, сидел, углубясь в чтение журнала, старик. Он был в прорезиненной, застёгнутой у ворота накидке. Входит, гремя саблей, юный гусарский офицер с дамой под ручку. На даме шляпа величиной чуть не с аэроплан. Сбросив швейцару пальто, офицер идёт и не находит места: все столы заняты... Вдруг взгляд его падает на юношу-военного. Офицер быстро подходит и становится перед ним. Последний встаёт перед начальством, а дама офицера, чувствуя себя в полном праве, садится на его место.
— Потрудитесь оставить кофейную, видите, что написано? — указывает офицер на вывеску.
Но не успел офицер опустить свой перст, указывающий на вывеску, как вдруг раздаётся голос:
— Корнет, пожалуйте сюда!
Публика смотрит. Вместо скромного в накидке старика за столиком сидел величественный генерал Драгомиров, профессор Военной академии.
Корнет бросил свою даму и вытянулся перед генералом.
— Потрудитесь оставить кофейную, вы должны были занять место только с моего разрешения. А нижнему чину разрешил я. Идите!
Сконфуженный корнет, подобрав саблю, заторопился к выходу. А юноша-военный занял своё место у огромного окна с зеркальным стеклом».(Гиляровский В.А. Москва и москвичи // Гиляровский В.А. Сочинения в четырёх томах Т.4 / Сост. и прим. Б.И. Есина. — М.: Правда, 1989. — С.206–207)
Ладно, допустим, что Брусилов, Игнатьев и Гиляровский продались большевикам. Тогда вот ещё пара свидетельств, монархиста графа Ф.А. Келлера и одного из лидеров «белых» А.И. Деникина.
«Солдату внушают на словах о высоком звании воина, а не так ещё давно на оградах парков, скверов и при входах на гулянии он мог прочесть “Собак не водить”, а рядом — “Нижним чинам вход воспрещается”. Распоряжение по таким то улицам нижним чинам не ходить, мне приходилось читать ещё не так давно в приказах по гарнизону».(Келлер Ф.А. Несколько кавалерийских вопросов. Вып. III. СПб., 1914. С.27)
«Мундир солдата — защитника отечества — никогда не был в почёте. Во многих гарнизонах для солдат устанавливались несуразные ограничения, вроде воспрещения ходить по “солнечной” стороне людных улиц; петербургский комендант просил градоначальника разрешить нижним чинам, вопреки существовавшим правилам, не переходить вагоны трамвая к выходу на переднюю площадку, “...ввиду неудобства встречи с офицерами и нахождения их в одном помещении”... И т.д.
Но не только устав и обычай ставили солдату в повседневной жизни ненужные ограничения, а и общественность. Люди не военные, говорившие “вы” босяку, считали себя вправе обращаться на “ты” к солдату. Не анекдоты, а подлинные факты — надписи над входом в некоторые публичные места: “собакам и нижним чинам вход строго воспрещается”...
И вспомнил же солдат в 17-м году “собачьи” сравнения! Вспомнил так, что в течение многих месяцев по лицу страны общественные места стали неудобопосещаемы, улицы непроходимыми, дороги непроезжими».(Деникин А.И. Старая армия. Офицеры. — М.: Айрис-пресс, 2005. — С.129)
Отсюда: http://www.vif2ne.ru/nvk/forum/0/co/2043216.htm
secatorhome.livejournal.com
А потом еще лет 50 лет по всей стране висели таблички типа "Собакам и нижним чинам вход воспрещен". Это при том, по переписи 1897 г. низшего сословия (крестьян) в стране было 77%, грамотных 21%, а средняя продолжительность жизни едва достигала 30 лет.
Помог ли в этом плане 1917 год? - Да, таблички убрали. Страной стали рулить то сын сапожника, то слесарь с Донбасса, то прочие крестьянские дети и внуки поваров в питерских кабаках. Правда, парки с момента революции ... уж сильно заплеваны семечками, на что еще еще Бунин в "Окаянных днях" жаловался.
1.Брусилов А.А. Воспоминания. - М.: Воениздат.1963 стр.47
"Три года я прожил в Люблине, в очень хороших отношениях со всем обществом (...) Я жил в казармах, против великолепного городского сада, и ежедневно прогуливался по его тенистым чудесным аллеям. Прогулки эти разделял мой фокстерьер Бур. В один прекрасный день, когда я входил в сад, мне бросилась в глаза вывешенная на воротах бумажка, как обычно вывешивались различные распоряжения властей: «Нижним чинам и собакам вход воспрещен».Я сильно рассердился. Нужно помнить, что мы жили на окраине, среди польского, в большинстве враждебного, населения. Солдаты были русские, я смотрел на них как на свою семью".
2.Лычёв И.А. Воспоминания потёмкинца. К двадцатилетию революционного мятежа на броненосце «Потёмкин». М.–Л.: Молодая гвардия, 1925. — С.18
«К обычному военному режиму прибавлялись меры, доходившие до глумления. Современники хорошо помнят надпись при входе на Приморский бульвар: “Собак не водить, нижним чинам вход воспрещён”».
3.Гаврилов Б.И. В борьбе за свободу: Восстание на броненосце «Потёмкин». — М.: Мысль, 1987. — С.19
« Матросам запрещалос
ru-history.livejournal.com
Долой всех вас, бюрократов царской службы! Долой и вашего царя с русского престола! Да здравствует между нами мир, свобода и демократическая республика!”».
(Гаврилов Б.И. В борьбе за свободу: Восстание на броненосце «Потёмкин». М.: Мысль, 1987. С.19)«Я долго стоял на кормовом мостике, уныло оглядываясь назад, на знакомые берега, на исчезающий вдали город. Прощай, Кронштадт! За пять лет службы я много пережил в нём и плохого и хорошего. Там, по Господской улице, нашему брату, матросу, разрешалось ходить только по левой стороне, словно мы были отверженное племя. На воротах парков были прибиты дощечки с позорнейшими надписями: “Нижним чинам и собакам вход в парк воспрещён”. Мытарили меня с новобранства, чтобы сделать из меня хорошего матроса, верного защитника царского престола. Получал разносы по службе, сидел в карцере, томился в одиночной камере тюрьмы за то, что захотел узнать больше, чем полагается нам. И всё-таки, если выйду живым из предстоящего сражения с японцами, я с благодарностью буду вспоминать об этом городе. Из села Матвеевского, из дремучих лесов и непроходимых болот северной части Тамбовской губернии, где в изобилии водится всякая дичь и зверьё, до медведей включительно, я прибыл во флот наивным парнем, сущим дикарём. И сразу же началась гимнастика мозга, шлифовка ума. Не все были плохие офицеры, не все отличались жестокостью». (Новиков-Прибой А.С. Цусима. М.: О-во сохранения лит. Наследия, 2005. С.47)Кто-то может сказать, что перед нами большевицкая пропаганда. Тогда вот ещё три цитаты:
«Всем известно, что я был очень строг в отношении своего корпуса, но в несправедливости или в отсутствии заботы о своих сослуживцах, генералах, офицерах и тем более о солдатах меня упрекнуть никто не мог. Я жил в казармах против великолепного городского сада, ежедневная моя прогулка была по его тенистым чудесным аллеям. Прогулки эти разделял мой фокстерьер Бур. В один прекрасный день, когда я входил в сад, мне бросилась в глаза вновь вывешенная бумажка на воротах, как обычно вывешивались различные распоряжения властей. “Нижним чинам и собакам вход воспрещён”. Я сильно рассердился. Нужно помнить, что мы жили на окраине, среди польского, в большинстве враждебного, населения. Солдаты были русские, я смотрел на них как на свою семью.Я свистнул своего Бурика, повернулся и ушёл. В тот же день я издал приказ, чтобы все генералы и офицеры наряду с солдатами не входили в этот сад, ибо обижать солдат не мог позволить. Можно было запретить сорить, грызть семечки и бросать окурки, рвать цветы и мять траву, но ставить на один уровень солдат и собак, это было слишком бестактно и неприлично. Кроме того я сообщил об этом командующему войсками и просил его принять меры к укрощению губернатора. Так как Г.А. Скалон был не только командующий войсками, но и генерал-губернатором, то он и отдал соответствующий приказ об отмене распоряжения губернатора, который приехал ко мне и очень извинялся, что не посоветовался раньше со мной. Впоследствии он чрезвычайно заискивал во мне».
(Брусилов А.А. Мои воспоминания / Сост. В.А. Авдеев, С.Г. Нелипович. М.: Олма-пресс Звёздный мир, 2004. С.42–43)«Помню, как мой камердинер Иван, замечая моё одиночество, советовал пойти погулять — или по набережной, или в Летний сад. Мне уже тогда бросилось в глаза, что вход в этот сад был воспрещён “собакам и нижним чинам”. Позднее, выйдя в полк, я был возмущён, когда узнал, что вахмистр Николай Павлович должен был довольствоваться для прогулок со своими детьми пыльным полковым двором, в то время как в Летнем саду на уютных скамеечках сиживали с барышнями безусые юнкера первого года службы». (Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. М.: Воениздат, 1986. С.83)«Но доступ в кофейную имели не все. На стенах пестрели вывески: “Собак не водить” и “Нижним чинам вход воспрещается”.Вспоминается один случай. Как-то незадолго до японской войны у окна сидел с барышней ученик военно-фельдшерской школы, погоны которого можно было принять за офицерские. Дальше, у другого окна, сидел, углубясь в чтение журнала, старик. Он был в прорезиненной, застёгнутой у ворота накидке. Входит, гремя саблей, юный гусарский офицер с дамой под ручку. На даме шляпа величиной чуть не с аэроплан. Сбросив швейцару пальто, офицер идёт и не находит места: все столы заняты... Вдруг взгляд его падает на юношу-военного. Офицер быстро подходит и становится перед ним. Последний встаёт перед начальством, а дама офицера, чувствуя себя в полном праве, садится на его место.
— Потрудитесь оставить кофейную, видите, что написано? — указывает офицер на вывеску.
Но не успел офицер опустить свой перст, указывающий на вывеску, как вдруг раздаётся голос:
— Корнет, пожалуйте сюда!
Публика смотрит. Вместо скромного в накидке старика за столиком сидел величественный генерал Драгомиров, профессор Военной академии.
Корнет бросил свою даму и вытянулся перед генералом.
— Потрудитесь оставить кофейную, вы должны были занять место только с моего разрешения. А нижнему чину разрешил я. Идите!
Сконфуженный корнет, подобрав саблю, заторопился к выходу. А юноша-военный занял своё место у огромного окна с зеркальным стеклом».
(Гиляровский В.А. Москва и москвичи // Гиляровский В.А. Сочинения в четырёх томах Т.4 / Сост. и прим. Б.И. Есина. М.: Правда, 1989. С.206–207)Ладно, допустим, что Брусилов, Игнатьев и Гиляровский продались большевикам. Тогда вот ещё пара свидетельств, монархиста графа Ф.А. Келлера и одного из лидеров «белых» А.И. Деникина.
«Солдату внушают на словах о высоком звании воина, а не так ещё давно на оградах парков, скверов и при входах на гулянии он мог прочесть “Собак не водить”, а рядом — “Нижним чинам вход воспрещается”. Распоряжение по таким то улицам нижним чинам не ходить, мне приходилось читать ещё не так давно в приказах по гарнизону». (Келлер Ф.А. Несколько кавалерийских вопросов. Вып. III. СПб., 1914. С.27)«Мундир солдата — защитника отечества — никогда не был в почёте. Во многих гарнизонах для солдат устанавливались несуразные ограничения, вроде воспрещения ходить по “солнечной” стороне людных улиц; петербургский комендант просил градоначальника разрешить нижним чинам, вопреки существовавшим правилам, не переходить вагоны трамвая к выходу на переднюю площадку, “...ввиду неудобства встречи с офицерами и нахождения их в одном помещении”... И т.д.Но не только устав и обычай ставили солдату в повседневной жизни ненужные ограничения, а и общественность. Люди не военные, говорившие “вы” босяку, считали себя вправе обращаться на “ты” к солдату. Не анекдоты, а подлинные факты — надписи над входом в некоторые публичные места: “собакам и нижним чинам вход строго воспрещается”...
И вспомнил же солдат в 17-м году “собачьи” сравнения! Вспомнил так, что в течение многих месяцев по лицу страны общественные места стали неудобопосещаемы, улицы непроходимыми, дороги непроезжими».
(Деникин А.И. Старая армия. Офицеры. М.: Айрис-пресс, 2005. С.129)marafonec.livejournal.com
Pragueratter | Все права защищены © 2018 | Карта сайта
