– Да, давненько я уже никого не убивал! – задумчиво произнес Иван Петрович Павлов.
– А ты знаешь, почему у настоящих врачей, хирургов там, травматологов, анестезиологов, в общем, всех, кто экстренные полутрупы в норму приводит, такие экзотические хобби? Ты посмотри: кто на мотоцикле гоняет, кто карате занимается, а уж охота – просто повальное увлечение! Вот говорят: – великий хирург произвел рискованную операцию и спас больного. Так он же, бравируя и рискуя, на самом деле играет со смертью других людей. Не собой рискует! Ведь в случае смерти пациента, при правильно написанной истории болезни, хирург рискует разве что выговор получить, даже зарплата не уменьшится. Поэтому самые совестливые из нас пытаются подсознательно это исправить. Выбирают хобби, где можно рисковать своей жизнью. Или пить начинают. Вот мы, например, с тобой охотники – чем не риск! Охотник – это же чистый диверсант. Куда его ни забрось, везде выживет, кого хошь убьет и себя прокормит! – говорил Коля Веденеев, анестезиолог первой городской больницы.
Они сидели на кухне у Вани Павлова и наслаждались пивом. На столе лежала на газетке растерзанная вяленая плотва и стояла дюжина бутылок пива (все разного сорта). Коля, с видом эксперта международного класса, проводил его сравнительный анализ. В большинстве случаев он выражался одним коротким словом: «Го*но!».
– Несколько сортов, которые мне нравятся, это наши северные сорта. Это ж основы фитотерапии: для человека в определенной климатической зоне наиболее эффективны только те природные лекарства, и растворенные в такой воде, которая находится рядом с ним. Женьшень, например полезен для китайцев, а для нас золотой корень….
Иван Павлов, травматолог той же больницы, давно привык к словоблудию своего коллеги и друга, и слушал в пол уха, основное внимание уделяя пиву. Зато Койра, Ванина собака, сидела рядом и внимательно слушала Колю, прямо в рот ему смотрела. За это она надеялась получить маленькие кусочки вяленой рыбки. Собеседники периодически ее угощали.
Эта рыжая сучка была чистопородной карело-финской лайкой. Ваня, не слишком задумываясь, назвал ее просто собака (по-фински) и в прошлые годы часто брал на охоту. Но вот уже больше полугода Иван пахал на две ставки, и бедная Койра могла рассчитывать лишь на одну получасовую прогулку в день. Все остальное время она ела, спала и терпеливо дожидалась возможности хотя бы справить естественные надобности. В результате – раздобрела и сейчас напоминала рыжий меховой пуфик средних размеров.
Отпив пару хороших глотков, Коля бросил Койре рыбью голову.
– Лайке можно, она все переварит, это домашние собачки от рыбьих костей дохнут!
Собака поблагодарила Николая взглядом и начала исполнять сложный ритуальный танец. Она изображала, как носом закапывает землей рыбью голову. Роль земли исполнял воздух. Прятала на черный день. Не лезло в нее больше, а все равно просила. Взгляд Ивана скользнул по собаке:
– Вот сука, разжирела до безобразия. На охоту ее надо.
– Да и мы с тобой обленились! А помнишь, как неделями из леса не вылезали? Давай плюнем на все и, как раньше, рванем в тайгу, по избушкам жить будем, диким мясом питаться. Покажем всем, какие мы крутые охотники. И Койра жир сгонит.
Оба загорелись идеей, как дети.
За окном ложилось спать ласковое октябрьское солнышко. Был один из тех дней, когда жизнь, кажется, не предвещает ничего плохого. Она нежно шепчет наивным людишкам:
– Дальше будет еще лучше и интереснее! Ну, что интереснее – тут не поспоришь.
На работе договорились быстро, и уже на следующий день, в пять утра в Ванину дверь раздался звонок. Койра радостно залаяла. На пороге стоял рейнджер Коля. Высокий плотный тип в пятнистой униформе с закатанными до локтей рукавами. По старой врачебной присказке – хирург работает, засучив рукава, терапевт – спустя рукава. Поэтому все врачи – хирурги со студенчества привыкают к закатанным рукавам – все равно по много раз в день нужно мыться в операционную. Опущенные рукава раздражают даже вне больницы. В военной ушанке старого образца с красной звездой во лбу. Опоясанный патронташем. На боку висит полуметровый тесак (вместо ножа и топора одновременно). За плечами небольшой рюкзачок, в руках зачехленное пока ружье. На лице – счастливая детская улыбка, которую несколько портят два дополнительных «вампирских» клыка, выросшие неизвестно зачем.
– Что это ты рюкзак взял? Ведь договаривались – только одни патроны!
– Для мяса! Да перца с лаврушкой немного, мясо без них – не вкусное.
– Я Койре корм не беру. Будет нашими объедками питаться!
– Как же! Напитаешься вашими объедками, самой что-то придумывать придется! – подумала собачка, но благоразумно промолчала.
Погрузились в Павловскую «копейку». Ваня долго пытался защелкнуть ремень безопасности, но того не хватало, и он его просто набросил на раздувшийся живот.
– Между прочим, плотный живот (так он его вежливо назвал) – это рабочий инструмент травматолога. Мы на нем лодыжки правим.
– А чего ты, Ваня, свой жировик на щеке не удалишь? – У Павлова на правой щеке, под кожей, действительно была довольно большая липома, сантиметра три в диаметре.
– А, как подумаю, что кто-то во мне ковыряться будет! Никому довериться не могу. Коллеги, конечно, ребята хорошие, но кто-то пьет – с бодуна руки дрожат, еще лицевой нерв пересечет, кто-то из патологоанатомов пришел, – трупы раньше резал, противно, третий на профессорском обходе яйца чешет, четвертый в носу ковыряется и козявки ест. Хуже нет, когда своего будущего хирурга хорошо знаешь. Обязательно осложнения будут. А женщины меня и таким любят.
Покатили в самый дальний район – уж если испытывать себя на прочность, так в экстремальных условиях. В самой дальней деревне оставили машину, переночевали и утром пошли пешком, налегке.
Предстояло одолеть тридцать километров по глухой тайге. Погодка была по-летнему теплая, градусов десять выше нуля. Природа сияла всеми мыслимыми красками. Лайка рыскала по кустам, вспугивая дичь. Но в отдалении. Под выстрел пока никто не выскочил. Ружья наготове, кровь играет, воздух пьянит чистотой. По-армейски, после каждых пятидесяти минут хода делали десятиминутный привал. Валялись во мху и бездумно смотрели в бездонное небо. На обед Коля пятью лихими выстрелами сбил с вершины березы огромный нарост – чагу.
Заварили в маленьком котелке густой, тягучий отвар – тем и пообедали. К вечеру доперли до одной из многочисленных охотничье – рыбацких избушек. Здесь их зовут будками. Их никто не закрывает, часто оставляют там запасы еды, дров, спичек, керосина. Есть кое-какая посуда. Некоторые имеют даже имена:
– Будка скобаря, будка карела.
Покидая их, по неписаным правилам, восполняешь припасы. У будки их ждала лодка. Строили такие избушки и городские, в основном москвичи. Но от жадности часто навешивали замок. Такие будки часто сжигали:
– Я ночью чуть живой, мокрый приду и что – на улице замерзать! – говорили местные.
Но чаще выстрел пулей в замок открывал его, и будка становилась общественной. Вот к такой заветной цели подбрели наши путники уже в сумерках.
Коля открыл дверь и обалдел от чудного видения: на полочке, над общими нарами, он увидел огромную белую булку с изюмом! Марш-бросок на пустой желудок вызвал у него такой дикий приступ голода, что Николай прыгнул к полке и жадно вгрызся в булку зубами. Дикий крик потряс окрестности. Булочка лежала на полке с начала лета, и стала уже железобетонной. Коля с ужасом вынул изо рта сначала один, потом второй знаменитый вампирский зуб. Они оказались без корней!
– А я и не знал, что они молочные. Давно бы сам удалил! – грустно заметил он.
– Ты и так их сам удалил, стоматолог ты наш! – сказал Павлов. Они с большим трудом размочили в горячей воде эту булку и поужинали образовавшейся кашей. Улеглись спать относительно сытыми. Койра, совсем как лиса, ловила по дороге мышей и ела их с видимым удовольствием. Тоже не жаловалась.
Проснулись они в пять утра от жуткого холода. Павлов попытался встать, но влажные с вечера волосы (ешь – потей, работай – мерзни!) примерзли к подушке. Рядом стучал зубами Николай, все тело его содрогалось крупной дрожью.
– П-п-по жрать бы! – Заикаясь, простучал он зубами. – Сваливать надо отсюда, здесь даже печки нет! На улице было минус десять как минимум. Они опять заварили чагу, попили горячий отвар и погрузились в лодку, выбив ее из ледяных заберегов.
– Я в десяти километрах отсюда знаю знатную избушку, можно всю зиму жить. Печка русская, еды навалом. Но туда только по реке можно добраться, болота кругом.
Орудуя двумя шестами, они по течению действительно к вечеру добрались до избушки, окруженной болотистым лесом. Печка, хоть и не русская, присутствовала. А харчей – ноль! Коля попытался приготовить застреленную на берегу ворону. Но когда он ощипал ее, понял, откуда пошла легенда о синей птице счастья. Ворона без перьев была синего цвета! Даже Койра брезгливо отвернулась.
– Оказывается, птицы счастья стаями летают, мы просто о них не догадываемся, – начал свою философию Веденеев.
Растопили печку, попили традиционный отвар чаги. Койра, пока растапливалась печка, куда то смоталась, но вскоре вернулась, непрерывно облизываясь и воняя.
– Говна наелась! – констатировал хозяин. Вскоре все провалились в глубокий, как яма сон. К полуночи тепло из избушки выдуло, пришлось просыпаться и заново растапливать печь. Но в целом рейнджеры провели ночь довольно комфортно.
Утром Иван проснулся от выстрелов, очередями раздававшихся за избушкой.
– Кто с пятизарядки палит? У Коляна вроде вертикалка.
Выскочил и успел заметить огромного, жирного глухаря, плавно, кренясь на левый борт, уходящего к земле метров за триста от охотников.
– Койра, сука, ищи, разорву! – заорал Веденеев. Но собаку не требовалось учить, она сама ломанулась сквозь кусты в поисках добычи. Коля рванул следом.
– Постой, Койра принесет, ученая собака, мать ее за ногу, породистая! Ты чё это очередями стрелял, я от тебя такой скорострельности не ожидал!
– Ну, это самое, ну это, как его, – начал Коля. Эта фраза – паразит привязалась к нему еще со вчерашнего вечера, очевидно от голода, и он теперь вставлял её во все свои речи. Я только посрать сел, глянул вверх: он сидит. А ружье в десяти метрах. Я как был, с голой задницей, тихонько к ружью. И стал, ну это самое, ну это, как его, палить, чтоб уже наверняка. А то опять чагу есть не хочется. Пойду, зад помою, нехорошо как-то.
Через час вернулась Койра. Шла она как-то боком, с трудом волоча раздувшийся живот и что-то держа в зубах. Оказалось – голову глухаря. Добрая собачка, остальное она сожрала сама. Поделила не поровну, но по честному. Бросив глухариную голову у ног ошарашенного хозяина, она предусмотрительно шмыгнула в лес, опасаясь репрессий.
Павловские крики:
– Сука! Глухаря сожрала!!! – стряхнули иней с ближайших деревьев. Он решительно схватил ружье и рванул в лес. Через пять минут и несколько выстрелов, довольный Ваня вернулся, неся двух дроздов – рябинников. Вдвоем с Колей они тщательно ощипали маленькие тушки, добавили глухариную голову и немного травы и заварили супчик. Но даже с помощью Колиных приправ не удалось отбить горький рябиновый привкус. Однако съели с аппетитом.
Мороз крепчал, река покрылась тонким слоем льда: ни пешком, ни на лодке не пробиться. Слава богу, дров кругом пока хватало.
– Ну это самое, ну это, как его. Я слежу за печкой до трех ночи, потом бужу тебя, сам спать ложусь. Иван согласился и лег спать. Жрать хотелось страшно, отвар чаги стал традиционным напитком. Он, правда, сперва приглушал голод, но затем стимулировал аппетит. К ночи пришла Койра, повиляла хвостом, и Коля ее простил, пустил в избу спать.
Наутро Веденеев вышел в лес и понял, что что-то в его жизни изменилось. Он стал чувствовать запахи, как зверь. Он понял, что пахнет белкой. Она где-то рядом. Позвал собаку и пошел в лес. Первую белку Койра облаяла метров через сорок. Точный выстрел – и наполовину рыжая еще, в летней шубе, белка, падает в подставленную вовремя рыжую собачью пасть. И исчезает в ней мгновенно! Мистика. Опасаясь разборок, Койра степенно удалилась в сторону избушки. Она позавтракала.
Дальше Коля шел сам, руководствуясь запахами и обострившимся зрением. Вот что значит – звериные инстинкты здорового, голодного мужика. Через три часа он добыл пять белок. Увидев добычу, Ваня сглотнул слюну, мгновенно заполнившую рот, и забегал, засуетился.
– Ну, ты молодец, ну ты герой! Это ж белка, понимать надо! Из них старинное охотничье блюдо готовят, только хвосты для эстетики отрезают, говорил Иван, разводя костер.
– Ну, это самое, ну это как его, мы хвосты отрезать не будем, навару больше!
– Понимаю, Коленька, понимаю, – как больного, успокоил его Павлов.
Койра лежала в избе и через приоткрытую дверь с интересом наблюдала за рейнджерами. Меньше, чем через час, вкусный, наваристый беличий суп был подан к столу. Еще через пять минут его не стало. Кости, которые можно было съесть съели, несъедобные благородно отдали собаке. На десерт для разнообразия жизни заварили брусничный лист. Ночевали сытые.
В последующие дни, воодушевленные успехом, они трое рыскали по лесу. Но дичь куда-то подевалась. Спали в обнимку с заряженными ружьями, в туалет тоже их таскали. Утром восьмого дня Коля обнаружил, что знаменитый Павловский жировик на щеке исчез. Рассосался. Это ему было понятно, – организм стал использовать резервные запасы жира.
А вот организм подлой финской суки выглядел так же упитанно, и худеть не собирался. Друзья вышли на крылечко, Коля держал в одной руке ружье, в другой – рюкзачок с патронами – и остолбенели. Прямо на лужайке перед избушкой, метрах в ста от них, стоял огромный лось. Как бойцы по команде, они одновременно принялись палить из двух стволов. Некоторые патроны были заряжены дымным порохом, и когда все они кончились, а дым рассеялся, лежащего на земле лося не обнаружилось.
– Ну, это самое, ну это как его, мираж, – только и смог сказать Коля.
Головы у обоих были ясные и светлые, в обоих звенела одна и та же мысль:
– Вот теперь звиздец! Они расстреляли все патроны. Еды не было. Скоро кончатся дрова, и они замерзнут на этом сраном болоте, рейнджеры долбанные.
Коля, словно сумасшедший, стал топить печь, как топку паровоза. Вскоре в трубе ревело. В избушке стало нестерпимо жарко, и они смогли забыться странным сном. Обоим в эту ночь снилась ехидная толстая Койрина морда, с жирным телом на тоненьких ножках, и завитым в два витка хвостом. Который ни в коем случае нельзя отрезать, иначе навару будет меньше. Разбудил Веденеева одинокий выстрел. Иван Петрович Павлов нашел завалившийся за матрас дробовой патрон, посчитал это знаком судьбы и, не мешкая, выстрелил в затылок тершейся у ног собаке. Та умерла мгновенно, не ожидая от хозяина такой подлости.
– Вот умеют хирурги избавить пациента от мучений, когда захотят.
– Ну это самое, ну это как его, – сказал хмурый Коля Ивану, разделывавшему молча свою собаку, – надо бы на несколько порций разделить, неизвестно, сколько нам еще здесь куковать. Но голод – не тетка, а отец родной! Сварили бедную собачку и съели в этот вечер почти половину. Мясо было вкусное и жирное, совершенно не пахло псиной, а наоборот – травами. Хрящики приятно хрустели на зубах. Нормальная, упитанная домашняя собака.
Остальное оставили на утро, и забылись сном, едва отползли от стола. Будущее было туманным и зыбким. Сами они выбраться не могли, пока река хорошенько не замерзнет. А до этого надо было еще дожить. На другой день есть не хотелось совсем.
Они попили опротивевшей чаги, и пошли хоронить останки любимой собаки. Завернули обглоданные косточки в рыжую шкурку, закопали под сосной. Ваня разыскал под нарами высушенную огромную оскаленную щучью голову, и прибил над могилой. Коля внес свою лепту, приколотив над щукой старые лосиные рога. Монумент верной собаке от благодарных людей. В минуту молчания они услышали отдаленный шум двигателя. Но наступил какой – то ступор, и они молча ушли в избу и легли у холодной печки.
Через час перед избушкой остановилась БМП. Из неё вылез низкорослый худой парень.
– Здоров, пацаны! Чего лежите. Знал бы, что тут есть кто-то, не приехал бы. Есть чего пожрать!?
– Вон, в котелке, на печке.
Голодный парень, назвавшийся Петюня, набросился на мясо.
– Вкусно, ети его так! Заяц?
– Заяц, заяц! Ешь, не болтай!
– А чего такой жирный?
– Ну, это самое, ну это как его, чего привязался, заяц – русак, вот и жирный!
Петюня купил БМП у вояк для охоты. В деревне догадались, что внезапный мороз заковал в лед несколько московских яхт и катеров.
Москвичи отдыхали в десяти километрах от избушки, пройдя от Онеги по соседней реке вверх несколько километров, и тоже попали в ловушку. Петя вывез их в деревню, оговорив, что в оплату сольет с кораблей солярку.
– Ну и водка, конечно, – авторитетно сообщил Петюня, – без этого нельзя! К избушке он заехал вообще случай
wolcha.ru
Оглянувшись назад, понимаешь, сколько всего стоящего случилось за десять лет. А сколько всякого еще случится! И неплохо бы до этого всякого дожить. Желательно в трезвом уме и здравой памяти. И в крепком и здоровом теле. Именно над этой проблемой усердно трудятся люди в белых халатах — правда, некоторые из них режут исключительно мышей, а некоторые вообще патологоанатомы, но сути это не меняет
Ну, кто же не знает старика Павлова? Он же великий ученый. Его и у нас, и за границей до сих пор сильно уважают. И даже прощают ему опыты на собаках. Которых Павлов — по научной надобности — замучил неисчислимые тьмы. А суть павловского главного опыта, за который он в 1904 году получил Нобелевскую премию, проста, как мычание, и поэтому гениальна. Собаке в желудок вшивают специальную трубочку, через которую наружу течет желудочный сок. Товарищи ученые собирают сок в баночку и исследуют. Чтобы животное не объелось раньше, чем товарищи ученые на сок насмотрятся, вторую дырочку собаке (живой, между прочим) делают в пищеводе. Через нее все съеденное без особых потерь вываливается обратно в миску, и собака доверчиво продолжает обедать. Дальше пошло как по писаному: собака ест, мясо валится обратно в миску, а из желудка у собаки выделяется при этом чиcтейший желудочный сок. Павлов решил создавшуюся идиллию прекратить — и перерезал собаке блуждающий нерв. В принципе, от этого ничего не изменилось: собака, оправившись после операции, по-прежнему ела, по -прежнему мясо валилось обратно в миску (как животина от голода, бедная, не погибла?), однако сок из желудка выделяться перестал.
Павлов сделал вывод, что все управляется нервами, а конкретно желудок — блуждающим нервом, чем и поразил тогдашний научный мир до глубины души. Физиология пищеварения предстала перед врачами как на ладони. Это позволило лечить кучу желудочных болячек, в первую очередь. А при чем же тут условные рефлексы, которыми Павлов и прославился? Да ни при чем. Просто, пока длилась катавасия с поиском автора нобелевского открытия, автор взял да и увлекся условными рефлексами. И вместо того, чтобы в нобелевской лекции рассказывать, как происходит процесс пищеварения, Павлов поделился со всем миром своими взглядами на условные рефлексы. Собственно, отсюда сказка про условные рефлексы и пошла. А вы что подумали?
21mm.ru
| АрхеологияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБотаникаБухгалтерский учётВойное делоГенетикаГеографияГеологияДизайнИскусствоИсторияКиноКулинарияКультураЛитератураМатематикаМедицинаМеталлургияМифологияМузыкаПсихологияРелигияСпортСтроительствоТехникаТранспортТуризмУсадьбаФизикаФотографияХимияЭкологияЭлектричествоЭлектроникаЭнергетика | Есть знаменитые собаки, которых все знают по именам. Белка и Стрелка – открыли человечеству путь в космос. Но есть одна собака, которая звучит всегда в связке с фамилией Павлова.
Когда пища попадает собаке в рот, рефлекторно, т.е. автоматически, начинает выделяться слюна. Тоже самое происходит, когда собака просто видит пищу. Но степень слюноотделения зависит от степени голода, который испытывает животное. Проанализировав все отличительные черты рефлексов, Павлов сделал вывод о том, что «новый рефлекс постоянно изменяется и поэтому является условным». Сам вид еды или аромат действуют как сигнал для выработки слюны. Сила этих условных рефлексов просто поразительна. За исследования в области пищеварительных рефлексов Павлов в 1904 году был удостоен Нобелевской премией, высшей научной наградой.
|
studopedya.ru
Как уже говорила ранее, случай занес нас в прошлую пятницу в Кемери и такой же случай в поисках некоторых местных достопримечательностей привел нас к одному из местных памятников. Информации о нем крайне мало, а история памятника и человека, которому он установлен, весьма поучительна, особенно для борцов, отстаивающих свои идеалы.
Вид на памятник в Кемери издалека:
Подходим ближе - на постаменте лапидарная, то есть предельно краткая надпись: "Pavlovs". Хорошо по этому поводу выразился oskar61 еще 1 сентября 2007 года:Памятник не Петрову, не Сидорову (Си-до-ров!), а Павлову!Надо полагать, этот тот Павлов, который приучил собак обедать при включенном свете.Достойная скульптура человека в белых одеждах!http://oskar61.livejournal.com/201110.html
Да, вот в том-то и дело, что имя известного ученого, физиолога ранее было у всех на слуху, называя его фамилию, сразу вспоминали о нем. И его опытах с собаками. Если опросить нынешнюю молодежь, не уверена, что многие поймут о ком, собственно речь...Раньше было достаточно одной фамилии на постаменте, теперь же неплохо было бы видеть информационную табличку. Перечислю лишь некоторые факты и регалии (прочую биографию можно посмотреть по этим же ссылкам):
Павлов Иван Петрович (14/26.09.1849, Рязань – 27.02.1936, Ленинград), русский физиолог, удостоенный в 1904 Нобелевской премии за исследования механизмов пищеварения. Родился в семье приходского священника. Окончил в 1864 рязанское духовное училище, поступил в духовную семинарию. Под влиянием И. М. Сеченова Павлов решил оставить семинарию и в 1870 поступил на физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета. После окончания университета стал студентом третьего курса Медико-хирургической академии.
В 1907 Павлов был избран членом Российской академии наук, иностранным членом Лондонского королевского общества. В 1915 был награжден медалью Копли Лондонского королевского общества. В 1928 стал почётным членом Лондонского королевского общества врачей. В 1935, в возрасте 86 лет, Павлов председательствовал на сессиях XV Международного физиологического конгресса, проходившего в Москве и Ленинграде.http://www.college.ru/biology/course/content/scientist/pavlov.html
Его именем названы:# Станция метро и площадь в Праге (Чешская Республика).# Улицы в чешских городах Оломоуц, Карловы Вары, Зноймо, Крнов и Фридэк-Мистэк (Моравскосилезский край).http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D0%BE%D0%B2,_%D0%98%D0%B2%D0%B0%D0%BD_%D0%9F%D0%B5%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87
За рубежом есть немало обществ его имени, вот ссылка на одно из них:The Pavlovian Society http://www.pavlovian.org/pavimages.htm
Ну и наконец нужно немного упомянуть и про собак http://medlistok.com/pavlov.asp
Основная суть экспериментов:
В 1890 году русский физиолог Иван Павлов использовал мнимое кормление для исследования роли центральной нервной системы в регуляции желудочной секреции. Для этого у животного (как правило, собаки) перерезают пищевод; его концы выводят наружу в районе шеи. Желудок прооперированной собаки сообщается с внешней средой специальным отверстием (фистулой). Если такая собака начинает есть, то пища не попадает в желудок, однако выделение желудочного сока всё равно происходит, так как раздражение рецепторов в ротовой полости передаётся в продолговатый мозг, а оттуда по нервным волокнам к желудку. Оно может продолжаться в течение нескольких часов. От одной собаки в течение одного сеанса мнимого кормления можно получить до одного литра чистого желудочного сока, используемого в медицинских целях.http://www.college.ru/biology/course/content/models/pavlov/pavlov.html
Теперь наиболее интересный аспект вопроса - как Павлов относился к собакам?
Павлов всегда старался улучшить не только оснащение лабораторий, но и условия содержания животных. В 1892 году на деньги, пожертвованные институту Альфредом Нобелем (за успешную борьбу со вспышкой холеры), построили двухэтажное здание лаборатории с операционной и клиникой для выхаживания собак.
В 1896 году Павлов получил место профессора в академии. Бюджет лаборатории был невелик, и Иван Петрович из собственных средств выплачивал жалованье служителям, приобретал новых собак и еду для подопытных животных.
Это был передовой край биологической науки, и многие вопросы приходилось решать впервые. Например, содержание животных. В 1899 году собаки лаборатории Военно-медицинской академии вдруг стали погибать. Виной было чрезмерное увлечение одного сотрудника борьбой с микробами. В том, что собаки стали умирать значительно чаще, Павлов долгое время винил работников, считая, что они пренебрегают стерильностью во время операций. Но вскрытие погибшего пса показало следы отравления ртутью. Позже выяснилось, что старательный сотрудник, борясь с инфекциями, обливал стены и пол в клетках раствором хлорида ртути. Собаки облизывали стены, и сулема попадала в их организм, отравляя его.
Павлов лучше других знал, что после операции на головном мозге собака проживет 2–3 месяца, в лучшем случае не более 1,5–2 лет. И все же Иван Петрович переживал, если пес долго восстанавливался после операции, температурил... Зачем делать это, если животное все равно умрет?
«Когда я приступаю к опыту, – писал Павлов, – связанному в конце с гибелью животного, я испытываю тяжелое чувство сожаления, что прерываю ликующую жизнь, что являюсь палачом живого существа. Когда я режу и разрушаю живое животное, я глушу в себе едкий упрек, что грубою невежественною рукой ломаю невыразимо художественный механизм. Но это переношу в интересах истины и пользы людям».
Сотрудники Павлова вспоминали, что Иван Петрович, в жизни не отличавшийся легким характером, относился к животным неизменно тепло и ласково. И собаки отвечали ему взаимностью. Непросто это себе представить, но, бывало, что они сами ложились на операционный стол. Одного пса ученый выдрессировал так, что тот без всякой анестезии неподвижно лежал во время операции.http://www.geo.ru/journalarticle/item/id/116/
И, наконец, при жизни Павлова появился такой вот памятник собаке:
Наибольшую известность в России и в мире приобрел "Памятник собаке", находящийся на территории парка Института экспериментальной медицины Российской Академии медицинских наук на Аптекарском острове. Его создал в 1935 г. скульптор И.Ф. Беспалов по идее академика И.П. Павлова. Цилиндрической пьедестал памятника украшен четырьмя барельефами, отображающими отдельные эпизоды из экспериментальной работы с собаками. Все сюжеты сопровождаются текстами И.П.Павлова. Два из них отражают нравственную идею памятника. Приводим их дословно: "Собака благодаря ее давнему расположению к человеку, ее догадливости, терпению и послушанию, служит даже с заметной радостью многие годы, а иногда и всю свою жизнь экспериментатору" и "Пусть собака, помощник и друг человека с доисторических времен, приносится в жертву науке, но наше достоинство обязывает нас, чтобы это происходило непременно и всегда без ненужного мучительства".http://www.medline.ru/public/histm/medbuildings/iem1his.phtml
Еще о памятнике собаке и том, что отвечал Павлов прародителям "Гринписа":
Фигура животного неподвижна, и только в глазах можно увидеть или почувствовать горький упрек человеку за бесконечные жертвы, принесенные во имя науки и здоровья людей. Известный физиолог Иван Петрович Павлов, в начале прошлого века изучая рефлексы головного мозга в Военно-медицинской академии, использовал желудочный сок собаки для приготовления лечебных препаратов. При этом он экспериментировал на операционном столе над многими беспородными животными, что не могло не вызвать протеста общественности. Вопрос, ставший сегодня особенно злободневным, волновал общество и в давние времена.
В 1903 году председатель Главного правления Российского общества покровительства животных баронесса Мейндорф обратилась к военному министру с письмом протеста «О вивисекции как возмутительном и бесполезном злоупотреблении во имя науки». В ответ ученые дали дружный отпор защитнице животных, резко отозвавшись об антинаучном и ханжеском мнении баронессы.
«Нужно, во всяком случае, своеобразное состоянии души, — писали они, — чтобы одеваясь в меха и перья, ежедневно поедая разнообразных животных и птиц, участвуя в охотах и т.д., и т.д., словом, принося левой рукой страдания и гибель разнообразным живым существам, правой с негодованием кинуть камень в экспериментаторов, проповедуя им справедливость, любовь и сострадание к тем же существам...»
Иван Петрович Павлов высказал и свое личное мнение с позиции ученого-экспериментатора: «Когда я приступаю к опыту, связанному в конце концов с гибелью животного, я испытываю тяжелое чувство сожаления, прерывая ликующую жизнь, что являюсь палачом живого существа… Но это я переношу в интересах истины, для пользы людям. А меня, мою вивисекционную деятельность предлагают поставить под чей-то постоянный контроль. Вместе с тем, истребление и, конечно, мучение животных, только ради удовольствия и удовлетворения множества пустых прихотей остаются без должного внимания.»
Скульптура собаки во дворе Физиологического института им. И.П. Павлова (Петербург) символизирует покаяние ученых за жертвы, принесенные во имя науки, ценой гибели сотен и сотен животных.http://informprostranstvo.ru/N5_2007/megapolis_N5_2007.html
Так что фигура Павлова далеко не столь однозначна, как можно было бы себе представить.
Но мало кто знает, что он до конца дней своих сохранял свои религиозные убеждения, о чем даже анекдоты существуют:
Чем больше вступаю в словесную перепалку с неверующими, тем больше всё это напоминает известный анекдот об академике Павлове. Павлов, выходя из Знаменской церкви в Питере (позднее уничтоженной, на её месте станция метро), осеняет себя крестом. Проходящий мимо красноармеец вздыхает, морщится, качает головой: "Эх, серость!".http://mishchenko.livejournal.com/125472.html
А еще он известен диссидентскими высказываниями подобного рода:
«Мы живем в обществе, где государство — всё, а человек — ничто, а такое общество не имеет будущего, несмотря ни на какие волховстрои и днепрогэсы» (выступление в 1-ом Медицинском институте в Ленинграде по случаю 100-летия со дня рождения И. М. Сеченоваhttp://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D0%BE%D0%B2,_%D0%98%D0%B2%D0%B0%D0%BD_%D0%9F%D0%B5%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87
Кстати, именно поэтому до войны даже не было памятников известному ученому.
Однако только в 1951 г. (хотя предполагалось сделать это в 1949 г. к его столетию, но сперва помешало "ленинградское дело", а затем Объединенная сессия, посвященная павловскому учению в 1950 г.) памятник академику И.П. Павлову был открыт на территории Института физиологии АН СССР в поселке Колтуши под Ленинградом. Это бывшая Биологическая станция ВИЭМа, вошедшая в состав Института физиологии в 1939 г.
Скульптор В.В. Лишев изобразил великого ученого в полный рост в медицинском халате, с доверчиво прижавшейся к его ногам беспородной собакой - постоянном объекте исследований. По мнению некоторых памятник не очень удался и его поставили в Колтушах, а может быть, в городской черте тех времен для него просто не нашлось места. Ведь академик был "неудобным" гражданином для сталинской номенклатуры.РОССИЙСКИЙ БИОМЕДИЦИНСКИЙ ЖУРНАЛ Medline.ruhttp://www.medline.ru/public/histm/medbuildings/iem1his.phtml
Тем не менее к столетию ученого был установлен памятник в Рязани:
Перед зданием Рязанской областной филармонии в 1949 году сооружён памятник гениальному физиологу И.П.Павлову, родившемуся в Рязанской области, в селе Ижевское. Скульптор памятники - народный художнику СССР М.Г.Манизер, удостоенный за эту работу Государственной премии СССР, а на его открытии присутствовали участники созванной в Рязани юбилейной научной сессии, посвящённой 100-летию со дня рождения учёногоhttp://ryazan-monuments.narod.ru/Pavlov1.html
О проблемах сохранности рязанского памятника:
За последние годы бронзовая голова доктора покрылась бледно-зеленым налетом. В подобном состоянии находится не только памятник Павлову.http://www.rzn.rodgor.ru/gazeta/6/trables/130/
Еще в Интернете нашлось фото такого памятника Павлову, но без вразумительного комментария, где он находится - то ли в Петербурге, то ли где-то еще:
Теперь поговорим о памятнике в Кемери, с которого и начали наш рассказ. Очень интересно, что время, в которое был поставлен памятник, то же, что и у предыдущих. То есть пошла волна, реабилитировавшая Павлова в глазах Сталина? Напомню, что Сталин умер в 1953 году, и эта кампания пришлась на последние годы его жизни.
В Интернете в основном перепечатки одной и той же статьи, как на русском так и на латышском языке с небольшими вариациями:
20.gadsimta 50.gadu tēlniecību raksturo skulpturāls bareljefs „Tautas deja”, „Ķirzaciņa” un piemineklis krievu zinātniekam Pavlovamhttp://www.bbi.lv/lv/news.php?r=7&news=186
Та же фраза на русском здесь:В 50-е годы 20 века в парке появились скульптуры «Народный танец», «Ящерка» и памятник русскому ученому Павлову. В 1983 году проводилось масштабное исследование парка. Уже тогда была констатирована необходимость реставрации дорожек и мостиков. Однако ликвидация курортной системы и длительное отсутствие владельца привели объекты парка в аварийное состояние.http://www.spomir.ru/rass/spo_out&action=view_archive&id=20488&printable=1
Взглянем же на памятник в Кемери. Что-то не так в его облике, подходим ближе:
Отбит нос, как у статуй древнеегипетских фараонов и все заляпано красной краской:
И сделано это, по-видимому, не так давно, явно не "аварийное состояние" с 1983 года, т.к. на одном латышском сайте еще ничего такого на фото не наблюдается:
Кстати, на этом же латышском сайте, перечисляя достопримечательности Кемери, даже не потрудились хоть что-нибудь рассказать о памятнике, и кому он поставлен, ограничились фразой:
Padomju laika piemineklis pie peldiestādesПеревожу: "Памятник советского времени перед купальным заведением"http://www.velonoma.lv/kemeri/marsruti1.php
Так и сидит великий физиолог в поруганном состоянии:
Сделать такое с памятником могли только собаки. Люди на это, я надеюсь, не способны.
Местной толпе наплевать на чьи-то взгляды и идеалы, толпа идентифицировала русскую фамилию с ненавистным им советским режимом, и ей совершенно было все равно, каких идеалов придерживался этот человек, кем он вообще был, о чем думал, вандалы, не думая, по-собачьи расправились с ни в чем не повинным памятником. И это хороший урок всем, кто рассчитывает на справедливость и память от благодарных потомков - все будет предано забвению, оболгано и растоптано. Не это самое важное для людей - важнее откуда ты, и только. В пользу этого говорит и то, что ни один из близлежащих памятников Кемери такому надругательству не подвергся.
Вот что пишется в Интернете:
Близ заброшенных санаторных корпусов стоит странным образом сохранившийся памятник физиологу Павлову.По парку Кемери можно гулять часами, собирать ежевику, ловить лягушек и любоваться гигантскими дубами. Все, что от Создателя, — в прекрасном состоянии, все, что от человека, — разрушено. Десятки побитых фонарей, разукомплектованные трансформаторы. Но так как людей здесь крайне мало, то и мусора почти нет, и скамейки целы. Редкий рижский вандал доберется до здешних мест.
После обеда аборигены, похожие на зомби, выползают на улицы Кемери. Вопрос с опохмелкой остро не стоит — в нескольких магазинах алкоголь представлен более чем щедро. Зато нет мяса — только колбасы и сосиски. Во всем Кемери — ни единого кафе, и только руины напоминают о популярном в тридцатые годы ресторане "Веселый комар".http://rus.delfi.lv/news/press/vesti/article.php?id=12103458
И это так, в какой-то сотне метров от памятника, когда мы там были, собралась "теплая" компания с бутылками, говорящая по-латышски. Но ладно бы простой народ, но и власти ничего не предпринимают для исправления ситуации.А ведь место не такое уж заброшенное, и люди ходят:
Самый центр Кемери, местоположение памятника отметила красным кружочком:
Как видите на фотографиях, в этом районе даже клумбы в порядок приведены:
Даже на покраску скамеек и новые мусорники денег хватило, а на то, чтобы приделать нос памятнику - нет.
Такая вот печальная история...Но справедливости ради надо рассказать о памятнике Павлову в Туле, имеющем в чем-то сходную судьбу:
В Туле еще много-много ненужного железа, которое можно использовать в качестве готовых памятников вместо того, чтобы вылепливать, вырубать и отливать все новых и новых истуканов. К тому же с обезвреженной пушкой или пустотелым танком не могут произойти такие неприятности, какие приключаются с каменными, бронзовыми и гипсовыми людьми.
Наверное, нет в нашем городе более злосчастного гипсового неудачника, чем физиолог Павлов. Этот бодренький старичок с донкишотской бородкой пряменько сидит перед входом в больницу скорой помощи имени Семашко, где с утра до ночи б
renatar.livejournal.com
– Да, давненько я уже никого не убивал! – задумчиво произнес Иван Петрович Павлов.
– А ты знаешь, почему у настоящих врачей, хирургов там, травматологов, анестезиологов, в общем, всех, кто экстренные полутрупы в норму приводит, такие экзотические хобби? Ты посмотри: кто на мотоцикле гоняет, кто карате занимается, а уж охота – просто повальное увлечение! Вот говорят: – великий хирург произвел рискованную операцию и спас больного. Так он же, бравируя и рискуя, на самом деле играет со смертью других людей. Не собой рискует! Ведь в случае смерти пациента, при правильно написанной истории болезни, хирург рискует разве что выговор получить, даже зарплата не уменьшится. Поэтому самые совестливые из нас пытаются подсознательно это исправить. Выбирают хобби, где можно рисковать своей жизнью. Или пить начинают. Вот мы, например, с тобой охотники – чем не риск! Охотник – это же чистый диверсант. Куда его ни забрось, везде выживет, кого хошь убьет и себя прокормит! – говорил Коля Веденеев, анестезиолог первой городской больницы.
Они сидели на кухне у Вани Павлова и наслаждались пивом. На столе лежала на газетке растерзанная вяленая плотва и стояла дюжина бутылок пива (все разного сорта). Коля, с видом эксперта международного класса, проводил его сравнительный анализ. В большинстве случаев он выражался одним коротким словом: «Говно!».
– Несколько сортов, которые мне нравятся, это наши северные сорта. Это ж основы фитотерапии: для человека в определенной климатической зоне наиболее эффективны только те природные лекарства, и растворенные в такой воде, которая находится рядом с ним. Женьшень, например полезен для китайцев, а для нас золотой корень….
Иван Павлов, травматолог той же больницы, давно привык к словоблудию своего коллеги и друга, и слушал в пол уха, основное внимание уделяя пиву. Зато Койра, Ванина собака, сидела рядом и внимательно слушала Колю, прямо в рот ему смотрела. За это она надеялась получить маленькие кусочки вяленой рыбки. Собеседники периодически ее угощали.
Эта рыжая сучка была чистопородной карело-финской лайкой. Ваня, не слишком задумываясь, назвал ее просто собака (по-фински) и в прошлые годы часто брал на охоту. Но вот уже больше полугода Иван пахал на две ставки, и бедная Койра могла рассчитывать лишь на одну получасовую прогулку в день. Все остальное время она ела, спала и терпеливо дожидалась возможности хотя бы справить естественные надобности. В результате – раздобрела и сейчас напоминала рыжий меховой пуфик средних размеров.
Отпив пару хороших глотков, Коля бросил Койре рыбью голову.
– Лайке можно, она все переварит, это домашние собачки от рыбьих костей дохнут!
Собака поблагодарила Николая взглядом и начала исполнять сложный ритуальный танец. Она изображала, как носом закапывает землей рыбью голову. Роль земли исполнял воздух. Прятала на черный день. Не лезло в нее больше, а все равно просила. Взгляд Ивана скользнул по собаке:
– Вот сука, разжирела до безобразия. На охоту ее надо.
– Да и мы с тобой обленились! А помнишь, как неделями из леса не вылезали? Давай плюнем на все и, как раньше, рванем в тайгу, по избушкам жить будем, диким мясом питаться. Покажем всем, какие мы крутые охотники. И Койра жир сгонит.
Оба загорелись идеей, как дети.
За окном ложилось спать ласковое октябрьское солнышко. Был один из тех дней, когда жизнь, кажется, не предвещает ничего плохого. Она нежно шепчет наивным людишкам:
– Дальше будет еще лучше и интереснее! Ну, что интереснее – тут не поспоришь.
На работе договорились быстро, и уже на следующий день, в пять утра в Ванину дверь раздался звонок. Койра радостно залаяла. На пороге стоял рейнджер Коля. Высокий плотный тип в пятнистой униформе с закатанными до локтей рукавами. По старой врачебной присказке – хирург работает, засучив рукава, терапевт – спустя рукава. Поэтому все врачи – хирурги со студенчества привыкают к закатанным рукавам – все равно по много раз в день нужно мыться в операционную. Опущенные рукава раздражают даже вне больницы. В военной ушанке старого образца с красной звездой во лбу. Опоясанный патронташем. На боку висит полуметровый тесак (вместо ножа и топора одновременно). За плечами небольшой рюкзачок, в руках зачехленное пока ружье. На лице – счастливая детская улыбка, которую несколько портят два дополнительных «вампирских» клыка, выросшие неизвестно зачем.
– Что это ты рюкзак взял? Ведь договаривались – только одни патроны!
– Для мяса! Да перца с лаврушкой немного, мясо без них – не вкусное.
– Я Койре корм не беру. Будет нашими объедками питаться!
– Как же! Напитаешься вашими объедками, самой что-то придумывать придется! – подумала собачка, но благоразумно промолчала.
Погрузились в Павловскую «копейку». Ваня долго пытался защелкнуть ремень безопасности, но того не хватало, и он его просто набросил на раздувшийся живот.
– Между прочим, плотный живот (так он его вежливо назвал) – это рабочий инструмент травматолога. Мы на нем лодыжки правим.
– А чего ты, Ваня, свой жировик на щеке не удалишь? – У Павлова на правой щеке, под кожей, действительно была довольно большая липома, сантиметра три в диаметре.
– А, как подумаю, что кто-то во мне ковыряться будет! Никому довериться не могу. Коллеги, конечно, ребята хорошие, но кто-то пьет – с бодуна руки дрожат, еще лицевой нерв пересечет, кто-то из патологоанатомов пришел, – трупы раньше резал, противно, третий на профессорском обходе яйца чешет, четвертый в носу ковыряется и козявки ест. Хуже нет, когда своего будущего хирурга хорошо знаешь. Обязательно осложнения будут. А женщины меня и таким любят.
Покатили в самый дальний район – уж если испытывать себя на прочность, так в экстремальных условиях. В самой дальней деревне оставили машину, переночевали и утром пошли пешком, налегке.
Предстояло одолеть тридцать километров по глухой тайге. Погодка была по-летнему теплая, градусов десять выше нуля. Природа сияла всеми мыслимыми красками. Лайка рыскала по кустам, вспугивая дичь. Но в отдалении. Под выстрел пока никто не выскочил. Ружья наготове, кровь играет, воздух пьянит чистотой. По-армейски, после каждых пятидесяти минут хода делали десятиминутный привал. Валялись во мху и бездумно смотрели в бездонное небо. На обед Коля пятью лихими выстрелами сбил с вершины березы огромный нарост – чагу.
Заварили в маленьком котелке густой, тягучий отвар – тем и пообедали. К вечеру доперли до одной из многочисленных охотничье – рыбацких избушек. Здесь их зовут будками. Их никто не закрывает, часто оставляют там запасы еды, дров, спичек, керосина. Есть кое-какая посуда. Некоторые имеют даже имена:
– Будка скобаря, будка карела.
Покидая их, по неписаным правилам, восполняешь припасы. У будки их ждала лодка. Строили такие избушки и городские, в основном москвичи. Но от жадности часто навешивали замок. Такие будки часто сжигали:
– Я ночью чуть живой, мокрый приду и что – на улице замерзать! – говорили местные.
Но чаще выстрел пулей в замок открывал его, и будка становилась общественной. Вот к такой заветной цели подбрели наши путники уже в сумерках.
Коля открыл дверь и обалдел от чудного видения: на полочке, над общими нарами, он увидел огромную белую булку с изюмом! Марш-бросок на пустой желудок вызвал у него такой дикий приступ голода, что Николай прыгнул к полке и жадно вгрызся в булку зубами. Дикий крик потряс окрестности. Булочка лежала на полке с начала лета, и стала уже железобетонной. Коля с ужасом вынул изо рта сначала один, потом второй знаменитый вампирский зуб. Они оказались без корней!
– А я и не знал, что они молочные. Давно бы сам удалил! – грустно заметил он.
– Ты и так их сам удалил, стоматолог ты наш! – сказал Павлов. Они с большим трудом размочили в горячей воде эту булку и поужинали образовавшейся кашей. Улеглись спать относительно сытыми. Койра, совсем как лиса, ловила по дороге мышей и ела их с видимым удовольствием. Тоже не жаловалась.
Проснулись они в пять утра от жуткого холода. Павлов попытался встать, но влажные с вечера волосы (ешь – потей, работай – мерзни!) примерзли к подушке. Рядом стучал зубами Николай, все тело его содрогалось крупной дрожью.
– П-п-по жрать бы! – Заикаясь, простучал он зубами. – Сваливать надо отсюда, здесь даже печки нет! На улице было минус десять как минимум. Они опять заварили чагу, попили горячий отвар и погрузились в лодку, выбив ее из ледяных заберегов.
– Я в десяти километрах отсюда знаю знатную избушку, можно всю зиму жить. Печка русская, еды навалом. Но туда только по реке можно добраться, болота кругом.
Орудуя двумя шестами, они по течению действительно к вечеру добрались до избушки, окруженной болотистым лесом. Печка, хоть и не русская, присутствовала. А харчей – ноль! Коля попытался приготовить застреленную на берегу ворону. Но когда он ощипал ее, понял, откуда пошла легенда о синей птице счастья. Ворона без перьев была синего цвета! Даже Койра брезгливо отвернулась.
– Оказывается, птицы счастья стаями летают, мы просто о них не догадываемся, – начал свою философию Веденеев.
Растопили печку, попили традиционный отвар чаги. Койра, пока растапливалась печка, куда то смоталась, но вскоре вернулась, непрерывно облизываясь и воняя.
– Говна наелась! – констатировал хозяин. Вскоре все провалились в глубокий, как яма сон. К полуночи тепло из избушки выдуло, пришлось просыпаться и заново растапливать печь. Но в целом рейнджеры провели ночь довольно комфортно.
Утром Иван проснулся от выстрелов, очередями раздававшихся за избушкой.
– Кто с пятизарядки палит? У Коляна вроде вертикалка.
Выскочил и успел заметить огромного, жирного глухаря, плавно, кренясь на левый борт, уходящего к земле метров за триста от охотников.
– Койра, сука, ищи, разорву! – заорал Веденеев. Но собаку не требовалось учить, она сама ломанулась сквозь кусты в поисках добычи. Коля рванул следом.
– Постой, Койра принесет, ученая собака, мать ее за ногу, породистая! Ты чё это очередями стрелял, я от тебя такой скорострельности не ожидал!
– Ну, это самое, ну это, как его, – начал Коля. Эта фраза – паразит привязалась к нему еще со вчерашнего вечера, очевидно от голода, и он теперь вставлял её во все свои речи. Я только посрать сел, глянул вверх: он сидит. А ружье в десяти метрах. Я как был, с голой задницей, тихонько к ружью. И стал, ну это самое, ну это, как его, палить, чтоб уже наверняка. А то опять чагу есть не хочется. Пойду, зад помою, нехорошо как-то.
Через час вернулась Койра. Шла она как-то боком, с трудом волоча раздувшийся живот и что-то держа в зубах. Оказалось – голову глухаря. Добрая собачка, остальное она сожрала сама. Поделила не поровну, но по честному. Бросив глухариную голову у ног ошарашенного хозяина, она предусмотрительно шмыгнула в лес, опасаясь репрессий.
Павловские крики:
– Сука! Глухаря сожрала!!! – стряхнули иней с ближайших деревьев. Он решительно схватил ружье и рванул в лес. Через пять минут и несколько выстрелов, довольный Ваня вернулся, неся двух дроздов – рябинников. Вдвоем с Колей они тщательно ощипали маленькие тушки, добавили глухариную голову и немного травы и заварили супчик. Но даже с помощью Колиных приправ не удалось отбить горький рябиновый привкус. Однако съели с аппетитом.
Мороз крепчал, река покрылась тонким слоем льда: ни пешком, ни на лодке не пробиться. Слава богу, дров кругом пока хватало.
– Ну это самое, ну это, как его. Я слежу за печкой до трех ночи, потом бужу тебя, сам спать ложусь. Иван согласился и лег спать. Жрать хотелось страшно, отвар чаги стал традиционным напитком. Он, правда, сперва приглушал голод, но затем стимулировал аппетит. К ночи пришла Койра, повиляла хвостом, и Коля ее простил, пустил в избу спать.
Наутро Веденеев вышел в лес и понял, что что-то в его жизни изменилось. Он стал чувствовать запахи, как зверь. Он понял, что пахнет белкой. Она где-то рядом. Позвал собаку и пошел в лес. Первую белку Койра облаяла метров через сорок. Точный выстрел – и наполовину рыжая еще, в летней шубе, белка, падает в подставленную вовремя рыжую собачью пасть. И исчезает в ней мгновенно! Мистика. Опасаясь разборок, Койра степенно удалилась в сторону избушки. Она позавтракала.
Дальше Коля шел сам, руководствуясь запахами и обострившимся зрением. Вот что значит – звериные инстинкты здорового, голодного мужика. Через три часа он добыл пять белок. Увидев добычу, Ваня сглотнул слюну, мгновенно заполнившую рот, и забегал, засуетился.
– Ну, ты молодец, ну ты герой! Это ж белка, понимать надо! Из них старинное охотничье блюдо готовят, только хвосты для эстетики отрезают, говорил Иван, разводя костер.
– Ну, это самое, ну это как его, мы хвосты отрезать не будем, навару больше!
– Понимаю, Коленька, понимаю, – как больного, успокоил его Павлов.
Койра лежала в избе и через приоткрытую дверь с интересом наблюдала за рейнджерами. Меньше, чем через час, вкусный, наваристый беличий суп был подан к столу. Еще через пять минут его не стало. Кости, которые можно было съесть съели, несъедобные благородно отдали собаке. На десерт для разнообразия жизни заварили брусничный лист. Ночевали сытые.
В последующие дни, воодушевленные успехом, они трое рыскали по лесу. Но дичь куда-то подевалась. Спали в обнимку с заряженными ружьями, в туалет тоже их таскали. Утром восьмого дня Коля обнаружил, что знаменитый Павловский жировик на щеке исчез. Рассосался. Это ему было понятно, – организм стал использовать резервные запасы жира.
А вот организм подлой финской суки выглядел так же упитанно, и худеть не собирался. Друзья вышли на крылечко, Коля держал в одной руке ружье, в другой – рюкзачок с патронами – и остолбенели. Прямо на лужайке перед избушкой, метрах в ста от них, стоял огромный лось. Как бойцы по команде, они одновременно принялись палить из двух стволов. Некоторые патроны были заряжены дымным порохом, и когда все они кончились, а дым рассеялся, лежащего на земле лося не обнаружилось.
– Ну, это самое, ну это как его, мираж, – только и смог сказать Коля.
Головы у обоих были ясные и светлые, в обоих звенела одна и та же мысль:
– Вот теперь звиздец! Они расстреляли все патроны. Еды не было. Скоро кончатся дрова, и они замерзнут на этом сраном болоте, рейнджеры долбанные.
Коля, словно сумасшедший, стал топить печь, как топку паровоза. Вскоре в трубе ревело. В избушке стало нестерпимо жарко, и они смогли забыться странным сном. Обоим в эту ночь снилась ехидная толстая Койрина морда, с жирным телом на тоненьких ножках, и завитым в два витка хвостом. Который ни в коем случае нельзя отрезать, иначе навару будет меньше. Разбудил Веденеева одинокий выстрел. Иван Петрович Павлов нашел завалившийся за матрас дробовой патрон, посчитал это знаком судьбы и, не мешкая, выстрелил в затылок тершейся у ног собаке. Та умерла мгновенно, не ожидая от хозяина такой подлости.
– Вот умеют хирурги избавить пациента от мучений, когда захотят.
– Ну это самое, ну это как его, – сказал хмурый Коля Ивану, разделывавшему молча свою собаку, – надо бы на несколько порций разделить, неизвестно, сколько нам еще здесь куковать. Но голод – не тетка, а отец родной! Сварили бедную собачку и съели в этот вечер почти половину. Мясо было вкусное и жирное, совершенно не пахло псиной, а наоборот – травами. Хрящики приятно хрустели на зубах. Нормальная, упитанная домашняя собака.
Остальное оставили на утро, и забылись сном, едва отползли от стола. Будущее было туманным и зыбким. Сами они выбраться не могли, пока река хорошенько не замерзнет. А до этого надо было еще дожить. На другой день есть не хотелось совсем.
Они попили опротивевшей чаги, и пошли хоронить останки любимой собаки. Завернули обглоданные косточки в рыжую шкурку, закопали под сосной. Ваня разыскал под нарами высушенную огромную оскаленную щучью голову, и прибил над могилой. Коля внес свою лепту, приколотив над щукой старые лосиные рога. Монумент верной собаке от благодарных людей. В минуту молчания они услышали отдаленный шум двигателя. Но наступил какой – то ступор, и они молча ушли в избу и легли у холодной печки.
Через час перед избушкой остановилась БМП. Из неё вылез низкорослый худой парень.
– Здоров, пацаны! Чего лежите. Знал бы, что тут есть кто-то, не приехал бы. Есть чего пожрать!?
– Вон, в котелке, на печке.
Голодный парень, назвавшийся Петюня, набросился на мясо.
– Вкусно, ети его так! Заяц?
– Заяц, заяц! Ешь, не болтай!
– А чего такой жирный?
– Ну, это самое, ну это как его, чего привязался, заяц – русак, вот и жирный!
Петюня купил БМП у вояк для охоты. В деревне догадались, что внезапный мороз заковал в лед несколько московских яхт и катеров.
Москвичи отдыхали в десяти километрах от избушки, пройдя от Онеги по соседней реке вверх несколько километров, и тоже попали в ловушку. Петя вывез их в деревню, оговорив, что в оплату сольет с кораблей солярку.
– Ну и водка, конечно, – авторитетно сообщил Петюня, – без этого нельзя! К избушке он заехал вообще случайно, здесь всегда лосей много, хотел подстрелить.
– Пацаны, а откуда тут русаки? Тут их сроду не было!
В общем, доставил Петя и наших охотничков в деревню. Накормил – напоил. Предлагал задержаться, поохотиться. Но Коля с Ваней отказались.
– На работу, – говорят, срочно надо, – людей спасать!
– Как-то вы изменились оба, выросли, похорошели. Мужество во взгляде какое-то. И как похудели как…, – сказали им в больнице.
Вот так бедное животное в очередной раз, как и ее предшественницы, собачки знаменитого Ваниного тезки Павлова, отдало свою жизнь за счастье и здоровье людей (и приличный внешний вид, без всяких там вампирских зубов и липом).
А благодарное человечество в очередной раз поставило собаке памятник. На болоте. Под сосной.
Поделиться впечатлениямиknigosite.org
Ива́н Петро́вич Па́влов (14(26)сентября1849, Рязань— 27 февраля 1936, Ленинград)— русский учёный, первый русский нобелевский лауреат, физиолог, создатель науки о высшей нервной деятельности и формировании рефлекторных дуг; основатель крупнейшей российской физиологической школы; лауреат Нобелевской премии в области медицины и физиологии 1904 года «за работу по физиологии пищеварения»[3]. Всю совокупность рефлексов разделил на две группы: условные и безусловные.
Окончив в 1864году рязанское духовное училище, Павлов поступил в рязанскую духовную семинарию, о которой впоследствии вспоминал с большой теплотой. На последнем курсе семинарии он прочитал небольшую книгу «Рефлексы головного мозга» профессора И.М.Сеченова, которая перевернула всю его жизнь. В 1870году поступил на юридический факультет Петербургского университета (СПбГУ) (семинаристы были ограничены в выборе университетских специальностей), но через 17 дней после поступления перешёл на естественное отделение физико-математического факультета СПбГУ, специализировался по физиологии животных у И.Ф.Циона и Ф.В.Овсянникова.
Павлов, как последователь Сеченова, много занимался . Сеченову из-за интриг[прояснить] пришлось переехать из Петербурга в Одессу, где он некоторое время работал в университете[каком?]. Его кафедру в Медико-хирургической академии[какой?] занял Илья Фаддеевич Цион, и Павлов перенял у Циона виртуозную оперативную технику.
Павлов более 10 лет посвятил тому, чтобы получить фистулу (отверстие) желудочно-кишечного тракта. Сделать такую операцию было чрезвычайно трудно, так как изливавшийся из желудка сок переваривал кишечник и брюшную стенку. И.П.Павлов так сшивал кожу и слизистую, вставлял металлические трубки и закрывал их пробками, что никаких эрозий не было, и он мог получать чистый пищеварительный сок на протяжении всего желудочно-кишечного тракта— от слюнной железы до толстого кишечника, что и было сделано им на сотнях экспериментальных животных. Проводил опыты с мнимым кормлением (перерезание пищевода так, чтобы пища не попадала в желудок), таким образом, сделав ряд открытий в области рефлексов выделения желудочного сока. За 10 лет Павлов, по существу, заново создал современную физиологию пищеварения. В 1903 году 54-летний Павлов сделал доклад на XIV Международном медицинском конгрессе в Мадриде. И в следующем, 1904 году, Нобелевская премия за исследование функций главных пищеварительных желез была вручена И.П.Павлову,— он стал первым российским Нобелевским лауреатом.
kff.vilingstore.net
Открыв фактически новый раздел в науке, Иван Петрович Павлов среди простых людей известен благодаря своему самому знаменитому научному изысканию – собака Павлова эксперимент, который вошел во все мировые учебники по высшей нервной деятельности. Изучая условные рефлексы на примере животных, великий ученый, по сути, изучал законы по которым мы, живые организмы, устроены, ведь физиология изучает взаимодействие органов в организме в целом.
Собака Павлова — опыт, в чем состоит суть эксперимента?Суть знаменитого эксперимента состоит в изучении рефлексов животного, в данном случае собаки на внешнее воздействие. Вот время эксперимента животному подавался сигнал метрономом, а после чего выдавалась небольшая порция еды, уже после нескольких таких сеансов у собаки наблюдалось слюноотделение даже без пищи. Именно Павлов вводит понятие безусловного рефлекса, данного от природы и условного рефлекса выработанного на протяжении жизни или в результате жизненного опыта.
Однако не только великим экспериментатором был Иван Петрович Павлов, многие знают его как выдающегося медика и хирурга, ведь его опыты проводились над животными, которых он сам и оперировал, изучая законы по которым работает пищевод, желудок и другие органы пищеварения. Ведь в то время представления о том, как все устроено в организме были весьма приблизительными и поверхностными. Знаменитая собака Павлова — эксперимент прославил ученого. По мнению Павлова именно собака является самым близким живым существом для человека. По результатам этих экспериментов был создан труд «Лекции по физиологии пищеварения» принесший Павлову мировую известность.
Но не только на физиологию повлияли труды Павлова, став у истоков теории «обусловливания», которая и сейчас стоит во главе изучения психических расстройств и формировании поведенческой реакции.
Нельзя недооценить влияние на психологию экспериментов Павлова, это влияние огромно.
В 1904 году Иван Петрович Павлов получает Нобелевскую премию, причем он становится первым русским лауреатом и первым ученым физиологом, получившим столь высокую награду, не остался Павлов без внимания и в России, где был награжден 12 орденами и отмечен несколькими медалями за вклад в развитие русской науки.
Биография ПавловаИван Петрович Павлов (1849-1936) – выдающийся русский ученый, физиолог, основоположник учения о ВНД, основатель первой физиологической школы в России. В биографии Павлова есть немало интересных, увлекательных моментов.Детские и отроческие годыИван Петрович Павлов родился 14 (26) сентября 1849 г., в Рязани. Обучение грамоте началось, когда Ивану было восемь лет. Но за школьную скамью он сел только через 3 года.
Причиной такого опоздания стала сильная травма, которую он получил, раскладывая яблоки для просушки.После выздоровления, Иван стал учеником духовной семинарии. Он отлично учился и быстро выдвинулся в репетиторы, помогая своим отстающим однокашникам.
Будучи гимназистом, Павлов познакомился с трудами В. Г. Белинского, Н. А. Добролюбова, А. И. Герцена, и проникся их идеями. Но пламенным революционером воспитанник духовной семинарии не стал. Вскорости Иван увлекся естествознанием.
Огромное влияние на юношу оказала работа И. М. Сеченова, “Рефлексы головного мозга”.
Закончив 6 класс, Иван понял, что не желает идти по выбранному ранее пути и начал готовиться к поступлению в университет.
Дальнейшее обучениеВ 1870 г. Иван Петрович перебрался в Питер и стал студентом физико-математического факультета. Как и в гимназии, он отлично учился и получал императорскую стипендию.
По мере обучения, Павлов все больше увлекался физиологией. Окончательный выбор был сделан им под влиянием профессора И. Ф. Циона, который читал лекции в институте. Павлов был восхищен не только искусством проведения опытов, но и удивительным артистизмом педагога.
В 1875 г. Павлов с отличием окончил институт.
Основные достиженияВ 1876 г. Иван Павлов устроился в качестве ассистента в лабораторию Медико-хирургической академии. На протяжении 2 лет он проводил исследования по физиологии кровообращения.
Труды молодого ученого были высоко оценены С. П. Боткиным, который пригласил его к себе. Принятый в качестве лаборанта, фактически Павлов возглавил лабораторию. За время сотрудничества с Боткиным, он добился потрясающих результатов в сфере изучения физиологии кровообращения и пищеварения.
Павлову принадлежит идея введения в практику хронического эксперимента, при помощи которого у исследователя есть возможность изучения деятельности здорового организма.
Разработав метод условных рефлексов, Иван Петрович установил, что происходящие в мозговой коре физиологические процессы находятся в основе психической деятельности.
Исследования Павловым физиологии ВНД оказали огромное влияние как на медицину и физиологию, так и на психологию и педагогику.
Лауреатом Нобелевской премии Иван Петрович Павлов стал в 1904 г.
СмертьИван Петрович Павлов ушел из жизни 27 февраля 1936 г., в Ленинграде. Причиной смерти стало острое воспаление легких. Похоронен Иван Петрович был на Волковском кладбище. Его смерть была воспринята народом как личная утрата.
Интересные фактыИзучая краткую биографию Павлова Ивана Петровича, следует знать, что он был непримиримым противником партии.В юности Иван Павлов увлекался коллекционированием. Сперва он собирал коллекцию бабочек, а потом заинтересовался собиранием марок.Выдающийся ученый был левшой. Всю жизнь у него было слабое зрение. Он жаловался на то, что “ничего не видит без очков”.Павлов много читал. Он интересовался не только профессиональной, но и художественной литературой. По свидетельству современников, несмотря на нехватку времени, Павлов каждую книгу прочитывал дважды.Академик был заядлым спорщиком. Он мастерски вел дискуссию, и мало кто мог сравниться с ним в этом искусстве. Одновременно ученый не любил, когда с ним быстро соглашались.
Подробнее: http://obrazovaka.ru/ivan-pavlov.html#ixzz4tlRMVpv5
personal-right.livejournal.com
Pragueratter | Все права защищены © 2018 | Карта сайта
Иван Петрович Павлов проводил исследования в области физиологии человека (высшая нервная деятельность, кровообращение, пищеварительная система). Для исследований необходимо было проводить практические опыты. Павлов ставил их на собаках. Все свои операции ученый проводил под наркозом, чтобы животное не испытывало боли, чтобы дальнейшее поведение собаки было естественным и адекватным. Наблюдения за собаками позволили сделать Павлову ряд открытий в области условных рефлексов. А собакам даже поставлен памятник за неоценимый вклад в развитие медицины. Среди череды мучеников науки – лягушек, крыс, морских свинок и обезьян – наибольшее сочувствие у нас, бесспорно, вызывает именно собака – существо, более прочих доверяющее человеку. Недаром выражение «Собака Павлова» очень быстро перекочевало из науки в искусство и фольклор, став символом невинной и безропотной жертвы жестоких экспериментов.
Основываясь на своих наблюдениях Павлов предположил, что слюноотделение было предопределенной реакцией. Собаки реагировали на внешний вид помощников, когда те входили в комнату в белых халатах, которые у обычных животных никак не связаны с представлениями о еде. Было обозначено, что в отличие от слюны, выделяемой в момент подачи пищи, которая была вызвана безусловным рефлексом, рефлекс слюноотделения в ожидании пищи носил условный характер.
Павлов поставил задачу определить, как именно закрепляются условные реакции. В серии экспериментов Павлов был намерен спровоцировать условную реакцию животного на ранее нейтральный стимул. Он использовал еду в качестве безусловного раздражителя, который вызывает естественный и автоматический отклик. Звук метронома был выбран в качестве нейтрального стимула. Собаке вначале давали послушать тиканье метронома, а затем сразу же кормили. Через несколько попыток собака начинала выделять слюну на звук метронома. «Стимул, который поначалу сам по себе был нейтральным, наложился на врожденный пищевой рефлекс, обеспечивая условную реакцию» — отмечал Павлов в своих записях. Посторонний до эксперимента стимул стал условным раздражителем, вызывая условную реакцию.
