СОБАКА ДОБРОЕ УТРО
Дом был почти таким же славным, каким я знал его много лет. Я знал когда-то и всех обитателей его. А обитали там три семьи, каждая — в свой черед. Для непосвященных объясню: глава семьи, служивший литературе, как это часто бывает на свете, уходил из жизни, или из литературы. Тогда дом передавался следующей «литературной» семье.
Четвертый хозяин был иностранец.
Мода на импорт докатилась и до Литературного фонда, поэтому новоиспеченный бизнесмен Битце Бейстоаа стал жить в писательском городке Переделкино, нимало не заботясь о том, что к писательскому ремеслу он не имеет никакого отношения и даже книг в доме не держит.
Невзирая на отсутствие книг, я посещал этот перестроенный переделкинский особнячок довольно часто. Посещал потому, что кроме красного носа и синих глаз, соломенных волос и ручищ, которыми новый хозяин особнячка намеревался слегка придушить кооперативную республику Россию, у финского жулика Битце Бейстоаа была восхитительная дочь… Конечно, она папу жуликом не считала и брала у него уроки бизнеса.
Сейчас красавицы дома не было, и Битце Бейстоаа, полный уверенности, что я сижу в его глубоком кресле в каминной зале исключительно ради его любопытной, загадочной долларовой личности, взялся учить меня по-отечески уму-разуму, по-медвежьи прямо намекая на предложение, недавно сделанное мне его дочерью. Я же, представив себе, сколько хлопот мне доставит ее фамилия, тянул резину и на предложение не отвечал. Да и слушал, в общем, невнимательно: рыжерукий папаша выдавал немыслимое количество звуковых конструкций, но с той же долей смысла и с тем же пронзительным акцентом, с каким «разговаривает» дверь летнего сортира на неухоженной даче.
Господин Бейстоаа любил свою дочь. Только ради нее — я видел это по его сжимающимся в тугие кулаки рукам — только ради нее одной и ради ее будущего счастья он терпел в доме русского писателя. Терпел и считал обязательным его поучать. Он рассказывал одну из своих «бизнесменских историй», а параллельно делал довольно странную работу: брал со столика, что стоял тут же, в каминной зале, тугие пачки долларов и совершенно равнодушно, как шишки, бросал их в камин. Я поклялся себе сдерживаться и не удивляться. Потому что удивиться — значит проиграть.
— В вашей стране очень трудно делать бизнес, — заявил мне хозяин дома. — Но, во-первых, у меня есть хорошая помощница — ваша будущая жена, — он нехитро подмигнул, — а во-вторых, я все-таки провернул недавно одно дельце, которое даст вам с ней возможность первое, по крайней мере, время ничего не делать, потому что вы, писатели, слишком заняты собой, и работать по-настоящему, головой, не хотите.
Я не был расположен обсуждать с пока даже не состоявшимся тестем ни свое будущее, ни проблемы русской литературы, ни, тем более, приданое его дочери, но господин Бейстоаа слушал только себя.
— Я только что вернулся из Хуукхонмякки, где удачно продал одну вещицу, о которой сейчас и расскажу…
Господин Бейстоаа бросил еще одну пачку с долларами в камин, аккуратно помешал в страшной каминной пасти огромными чугунными щипцами и вновь, не находя во мне ни сочувствия, ни удивления, продолжал:
— Одна ваша соотечественница взялась быть посредницей между мной и всеми другими вашими соотечественниками, у которых я могу что-то выгодно купить. И вот однажды она звонит мне сюда, на дачу (слово «дача» он произнес в пять слогов) и сообщает, что где-то в Баку какой-то коллекционер продает скрипку Амати. Я, конечно, ни секунды не верил, что это правда, а был, наоборот, уверен, что это вранье, в лучшем случае подделка, но все-таки позволил ей, как говорят у нас, сделать шутку. И вот коллекционер оказался в Москве. И усевшись вот здесь, где сидите теперь вы, стал распаковывать сверток, который он только что привез с собой. Когда он открыл его, я (тут господин Бейстоаа в сердцах швырнул в огонь еще две пачки долларов) увидел действительно скрипку Амати. Я, конечно, не специалист, но там было написано, что это Амати, к тому же скрипка была старинной, и в этом, уж извините, не было никакого сомнения. Ну, пусть не Амати, а Страдивари, наконец. Я вообще, если честно, ничего не понимаю ни в каких скрипках, но мне пришлось сыграть роль эксперта, мы торговались и пили шампанское. Моя дочь, та самая, которую вы очень любите и которая любит вас, в коротенькой юбочке, тоже изображала роль и довела коллекционера до того, что он сбил цену с несуразного миллиона до почти приемлемых семидесяти тысяч долларов. Долларов, конечно, — повторил он, — Других денег я не знаю. А за миллион ведь я ее и сам продам! То есть, уже продал!
Господин Битце Бейстоаа взял со стола еще одну пачку долларов, на этот раз он ее распотрошил и веером пустил в огонь, потом повернулся ко мне и сказал:
— Без всяких экспертов я и так понимал, что скрипка очень дорогая. Я немедленно уплатил. И вот с семьюдесятью тысячами долларов коллекционер отправился в свою республику и думал, что все в порядке. Он, наверное, пил там свой коньяк «Апшерон» и думал, что на этом сделка закончена.
— Вот он, его «Апшерон»! — тут господин бизнесмен достал откуда-то из угла бутылку коньяка и, даже не посмотрев, с размаху швырнул в камин. Бутылка стукнулась о каминную решетку и разбилась. Коньяк разлился, камин зашипел.
— И таким коньяком он хотел обмануть меня! — гордо изрек хозяин дома и полил захлебнувшийся «Апшероном» огонь итальянской «Граппой». Огонь снова разгорелся, и удовлетворенный финн подбросил ему еще долларов.
— Вы даже не представляете себе, молодой человек, что было дальше!
Я был очень доволен, что меня назвали молодым человеком, и, напрягаясь, продолжал вслушиваться в дребезжание финна.
— А дальше за небольшой процент и четыре блока «Мальборо лайтс» я нанял азербайджанца, который вслед за нашим коллекционером тотчас же полетел в Баку, представился ему Президентом турецкого общества любителей старины и стал убеждать, что тот бесконечно и непростительно продешевил.
Господин Битце Бейстоаа раскрыл очередную пачку долларов и бросил ее в камин. На сей раз сцена взволновала меня настолько, что я чуть было не вышел из рамок приличия… Но, подняв отлетевшую за камин купюру, я все-таки сдержался и бросил ее в огонь.
— В этой же зале, — тут хозяин цитировал, — где ваш Лавренев читал «Сорок первого», Серебрякова сочиняла биографию Маркса, а Лавровы — телевизионных «Знатоков», стоял на коленях маленький, тихий коллекционер из Азербайджана и просил добавить на бедность, но я не соглашался. Нанятый за «Мальборо лайтс» актер говорил мне, что от волнения коллекционер, дозваниваясь ко мне в Москву, вместо номера телефона набирал почтовый индекс. Поэтому я просто ждал, когда он произнесет слова: «Верните мне скрипку». Тогда, церемониально достав из огромного стенного — и притом несгораемого — шкафа драгоценность, я пролил слезу по поводу предстоящей утраты и дрожащими руками возвратил скрипку ее прежнему владельцу. Надо вам сказать, что тотчас же он достал и отдал мне мои деньги. Мы — деловые люди, обмен происходил на уровне самых высоких политесов. Но я еще не знал тогда, почему у нас обоих хорошее настроение… То есть почему оно хорошее у меня, я уже знал: мой помощник из Ихола позвонил мне и сказал: «Триста тысяч тебе за нее дадут».
Поэтому я торжественно вручил своему дорогому азербайджанскому гостю сверток, вынутый из сейфа. Он долго разворачивал сверток, потом прижал напоследок к груди деньги, передал их мне и осторожно положил скрипку в свой кофр…
У меня хорошие отношения со знаменитым, но тайным концерном, который быстро изготовил мне скрипку, очень похожую на ту, что привез наш азербайджанский друг. Прямо копия! И вы знаете, я ничуть не побеспокоился, когда ваш Внешэкономбанк напрочь не принял у меня купюры, объявив их самой грубой подделкой… Поэтому я не советую вам особенно удивляться тому, что мы греемся у такого странного огня.
— Вам, писателям, — продолжал он, — этого никогда не понять. Вам не понять, как трудно делать большой бизнес, потому что все в этом бизнесе всегда каким-то чудом уравновешивается. И, казалось бы, мы все остались при своем.
Это были золотые слова. И чтобы както помочь этому бедному человеку, я взял со стола все оставшиеся доллары и с любовью бросил их в огонь. Мы подождали еще некоторое время, пока зеленоватые бумажки превратятся в пепел, и тогда нувориш Битце Бейстоаа заговорил снова. Слова его дорожали с каждой минутой.
— Я нашел одного японского музыканта, которому продал эту бесспорно старинную скрипку за Амати. Он не стал делать экспертизу, он просто выложил триста тысяч. И сейчас, глядя на эти бессмысленные бумажки, порожденные единственным желанием обмануть меня, человека с Запада, я думаю о своей дочери и о вас, господин писатель, думаю потому, что на этом свете просто так сидеть и смотреть в камин слишком грустно и одиноко.
Господин Битце Бейстоаа еще долго бы разглагольствовал, если бы в дверях каминной не появилась та, ради которой мы с моим косноязычным собеседником предали свои призвания. Я — на мгновенье — писательское, а он — навсегда — призвание финского фермера.
Она стояла в проеме двери, высокая, беловолосая, хорошенькая.
Мы, не отрываясь, восторженно глядели на нее. Он по-отцовски, а я, признаюсь, плотски.
— Я готова, папа, — сказала она, едва кивнув мне. — Президент фирмы «Эсфирь-Ифрит» сообщил, что он ждет нас, договор о намерениях подписан, и он просил захватить с собой наличные. Это те, папа, что лежали тут на столике…
В ответ на наше торжественное молчание, она добавила:
— Не беспокойся, фальшивые я убрала, чтобы не путались, а эти, чтобы были под рукой, положила сюда. Мне с таким трудом удалось получить их сегодня из Японии через Микки-Маус банк. Президент этого банка Эрнст Мрочко даже попросил меня быть на эти дни его женой…
Всему наступает предел! Я, было, попытался удивиться, но не удалось: ко мне вдруг подошла хозяйская собака и вместо того, чтобы, как обычно, лизнуть, сказала: «Доброе Утро».
Я вспомнил, что это — ее имя.
Поделитесь на страничкеСледующая глава >
pets.wikireading.ru
Поделиться на Facebook
Наши любимые питомцы занимают очень много места в нашей жизни, мы иногда этого даже не замечаем и просто наслаждаемся их обществом. Многие думают, что мы не значим для животных столько, сколько они значат для нас, но это большое заблуждение!
Наши животные просто обожают нас, своих хозяев. Им нравится проводить с нами каждую минуту, им нравится играть с нами и просто быть рядом. Такое внимание нужно ценить и беречь.
Собаки будят своих хозяевНапример, эти собаки хотят быть со своими хозяевами даже первые минуты, когда те просыпаются. Собаки будят своих хозяев. Это так забавно! Посмотрите с какой добротой и любовью они это делают.
Маленькие собачки будут энергично бегать по тебе, пока ты не встанешь. Большие пёсики готовы подолгу сидеть, внимательно глядя спящему в лицо, что тоже прогоняет сон. Как же замечательно просыпаться от поцелуев своего любимой собаки.
Они до последнего будут стараться вас разбудить и не сдадутся. Хотите посмотреть как забавно это все происходит?
Поделись этим позитивным видео с друзьями!
Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓
vsenapozitive.ru
Дом был почти таким же славным, каким я знал его много лет. Я знал когда-то и всех обитателей его. А обитали там три семьи, каждая — в свой черед. Для непосвященных объясню: глава семьи, служивший литературе, как это часто бывает на свете, уходил из жизни, или из литературы. Тогда дом передавался следующей «литературной» семье.
Четвертый хозяин был иностранец.
Мода на импорт докатилась и до Литературного фонда, поэтому новоиспеченный бизнесмен Битце Бейстоаа стал жить в писательском городке Переделкино, нимало не заботясь о том, что к писательскому ремеслу он не имеет никакого отношения и даже книг в доме не держит.
Невзирая на отсутствие книг, я посещал этот перестроенный переделкинский особнячок довольно часто. Посещал потому, что кроме красного носа и синих глаз, соломенных волос и ручищ, которыми новый хозяин особнячка намеревался слегка придушить кооперативную республику Россию, у финского жулика Битце Бейстоаа была восхитительная дочь… Конечно, она папу жуликом не считала и брала у него уроки бизнеса.
Сейчас красавицы дома не было, и Битце Бейстоаа, полный уверенности, что я сижу в его глубоком кресле в каминной зале исключительно ради его любопытной, загадочной долларовой личности, взялся учить меня по-отечески уму-разуму, по-медвежьи прямо намекая на предложение, недавно сделанное мне его дочерью. Я же, представив себе, сколько хлопот мне доставит ее фамилия, тянул резину и на предложение не отвечал. Да и слушал, в общем, невнимательно: рыжерукий папаша выдавал немыслимое количество звуковых конструкций, но с той же долей смысла и с тем же пронзительным акцентом, с каким «разговаривает» дверь летнего сортира на неухоженной даче.
Господин Бейстоаа любил свою дочь. Только ради нее — я видел это по его сжимающимся в тугие кулаки рукам — только ради нее одной и ради ее будущего счастья он терпел в доме русского писателя. Терпел и считал обязательным его поучать. Он рассказывал одну из своих «бизнесменских историй», а параллельно делал довольно странную работу: брал со столика, что стоял тут же, в каминной зале, тугие пачки долларов и совершенно равнодушно, как шишки, бросал их в камин. Я поклялся себе сдерживаться и не удивляться. Потому что удивиться — значит проиграть.
— В вашей стране очень трудно делать бизнес, — заявил мне хозяин дома. — Но, во-первых, у меня есть хорошая помощница — ваша будущая жена, — он нехитро подмигнул, — а во-вторых, я все-таки провернул недавно одно дельце, которое даст вам с ней возможность первое, по крайней мере, время ничего не делать, потому что вы, писатели, слишком заняты собой, и работать по-настоящему, головой, не хотите.
Я не был расположен обсуждать с пока даже не состоявшимся тестем ни свое будущее, ни проблемы русской литературы, ни, тем более, приданое его дочери, но господин Бейстоаа слушал только себя.
— Я только что вернулся из Хуукхонмякки, где удачно продал одну вещицу, о которой сейчас и расскажу…
Господин Бейстоаа бросил еще одну пачку с долларами в камин, аккуратно помешал в страшной каминной пасти огромными чугунными щипцами и вновь, не находя во мне ни сочувствия, ни удивления, продолжал:
— Одна ваша соотечественница взялась быть посредницей между мной и всеми другими вашими соотечественниками, у которых я могу что-то выгодно купить. И вот однажды она звонит мне сюда, на дачу (слово «дача» он произнес в пять слогов) и сообщает, что где-то в Баку какой-то коллекционер продает скрипку Амати. Я, конечно, ни секунды не верил, что это правда, а был, наоборот, уверен, что это вранье, в лучшем случае подделка, но все-таки позволил ей, как говорят у нас, сделать шутку. И вот коллекционер оказался в Москве. И усевшись вот здесь, где сидите теперь вы, стал распаковывать сверток, который он только что привез с собой. Когда он открыл его, я (тут господин Бейстоаа в сердцах швырнул в огонь еще две пачки долларов) увидел действительно скрипку Амати. Я, конечно, не специалист, но там было написано, что это Амати, к тому же скрипка была старинной, и в этом, уж извините, не было никакого сомнения. Ну, пусть не Амати, а Страдивари, наконец. Я вообще, если честно, ничего не понимаю ни в каких скрипках, но мне пришлось сыграть роль эксперта, мы торговались и пили шампанское. Моя дочь, та самая, которую вы очень любите и которая любит вас, в коротенькой юбочке, тоже изображала роль и довела коллекционера до того, что он сбил цену с несуразного миллиона до почти приемлемых семидесяти тысяч долларов. Долларов, конечно, — повторил он, — Других денег я не знаю. А за миллион ведь я ее и сам продам! То есть, уже продал!
Господин Битце Бейстоаа взял со стола еще одну пачку долларов, на этот раз он ее распотрошил и веером пустил в огонь, потом повернулся ко мне и сказал:
— Без всяких экспертов я и так понимал, что скрипка очень дорогая. Я немедленно уплатил. И вот с семьюдесятью тысячами долларов коллекционер отправился в свою республику и думал, что все в порядке. Он, наверное, пил там свой коньяк «Апшерон» и думал, что на этом сделка закончена.
— Вот он, его «Апшерон»! — тут господин бизнесмен достал откуда-то из угла бутылку коньяка и, даже не посмотрев, с размаху швырнул в камин. Бутылка стукнулась о каминную решетку и разбилась. Коньяк разлился, камин зашипел.
— И таким коньяком он хотел обмануть меня! — гордо изрек хозяин дома и полил захлебнувшийся «Апшероном» огонь итальянской «Граппой». Огонь снова разгорелся, и удовлетворенный финн подбросил ему еще долларов.
— Вы даже не представляете себе, молодой человек, что было дальше!
Я был очень доволен, что меня назвали молодым человеком, и, напрягаясь, продолжал вслушиваться в дребезжание финна.
— А дальше за небольшой процент и четыре блока «Мальборо лайтс» я нанял азербайджанца, который вслед за нашим коллекционером тотчас же полетел в Баку, представился ему Президентом турецкого общества любителей старины и стал убеждать, что тот бесконечно и непростительно продешевил.
Господин Битце Бейстоаа раскрыл очередную пачку долларов и бросил ее в камин. На сей раз сцена взволновала меня настолько, что я чуть было не вышел из рамок приличия… Но, подняв отлетевшую за камин купюру, я все-таки сдержался и бросил ее в огонь.
— В этой же зале, — тут хозяин цитировал, — где ваш Лавренев читал «Сорок первого», Серебрякова сочиняла биографию Маркса, а Лавровы — телевизионных «Знатоков», стоял на коленях маленький, тихий коллекционер из Азербайджана и просил добавить на бедность, но я не соглашался. Нанятый за «Мальборо лайтс» актер говорил мне, что от волнения коллекционер, дозваниваясь ко мне в Москву, вместо номера телефона набирал почтовый индекс. Поэтому я просто ждал, когда он произнесет слова: «Верните мне скрипку». Тогда, церемониально достав из огромного стенного — и притом несгораемого — шкафа драгоценность, я пролил слезу по поводу предстоящей утраты и дрожащими руками возвратил скрипку ее прежнему владельцу. Надо вам сказать, что тотчас же он достал и отдал мне мои деньги. Мы — деловые люди, обмен происходил на уровне самых высоких политесов. Но я еще не знал тогда, почему у нас обоих хорошее настроение… То есть почему оно хорошее у меня, я уже знал: мой помощник из Ихола позвонил мне и сказал: «Триста тысяч тебе за нее дадут».
Поэтому я торжественно вручил своему дорогому азербайджанскому гостю сверток, вынутый из сейфа. Он долго разворачивал сверток, потом прижал напоследок к груди деньги, передал их мне и осторожно положил скрипку в свой кофр…
У меня хорошие отношения со знаменитым, но тайным концерном, который быстро изготовил мне скрипку, очень похожую на ту, что привез наш азербайджанский друг. Прямо копия! И вы знаете, я ничуть не побеспокоился, когда ваш Внешэкономбанк напрочь не принял у меня купюры, объявив их самой грубой подделкой… Поэтому я не советую вам особенно удивляться тому, что мы греемся у такого странного огня.
— Вам, писателям, — продолжал он, — этого никогда не понять. Вам не понять, как трудно делать большой бизнес, потому что все в этом бизнесе всегда каким-то чудом уравновешивается. И, казалось бы, мы все остались при своем.
Это были золотые слова. И чтобы както помочь этому бедному человеку, я взял со стола все оставшиеся доллары и с любовью бросил их в огонь. Мы подождали еще некоторое время, пока зеленоватые бумажки превратятся в пепел, и тогда нувориш Битце Бейстоаа заговорил снова. Слова его дорожали с каждой минутой.
— Я нашел одного японского музыканта, которому продал эту бесспорно старинную скрипку за Амати. Он не стал делать экспертизу, он просто выложил триста тысяч. И сейчас, глядя на эти бессмысленные бумажки, порожденные единственным желанием обмануть меня, человека с Запада, я думаю о своей дочери и о вас, господин писатель, думаю потому, что на этом свете просто так сидеть и смотреть в камин слишком грустно и одиноко.
Господин Битце Бейстоаа еще долго бы разглагольствовал, если бы в дверях каминной не появилась та, ради которой мы с моим косноязычным собеседником предали свои призвания. Я — на мгновенье — писательское, а он — навсегда — призвание финского фермера.
Она стояла в проеме двери, высокая, беловолосая, хорошенькая.
Мы, не отрываясь, восторженно глядели на нее. Он по-отцовски, а я, признаюсь, плотски.
— Я готова, папа, — сказала она, едва кивнув мне. — Президент фирмы «Эсфирь-Ифрит» сообщил, что он ждет нас, договор о намерениях подписан, и он просил захватить с собой наличные. Это те, папа, что лежали тут на столике…
В ответ на наше торжественное молчание, она добавила:
— Не беспокойся, фальшивые я убрала, чтобы не путались, а эти, чтобы были под рукой, положила сюда. Мне с таким трудом удалось получить их сегодня из Японии через Микки-Маус банк. Президент этого банка Эрнст Мрочко даже попросил меня быть на эти дни его женой…
Всему наступает предел! Я, было, попытался удивиться, но не удалось: ко мне вдруг подошла хозяйская собака и вместо того, чтобы, как обычно, лизнуть, сказала: «Доброе Утро».
Я вспомнил, что это — ее имя.
litra.pro
07Хорошо быть собакой: можно понежиться в уютной постельке, пока хозяин впопыхах собирается на работу.
А ваш питомец долго спит или предпочитает ранние прогулки?:)
doggos.ru
Лариса Федосеева нашла красавца-спаниеля Рэнди в одном из дворов в центре Москвы. Ни ошейника, ни клейма на нем не было. Женщина уверена, прошлые хозяева явно не заботились о собаке. У Рэнди есть неплохой шанс найти новый дом. Лариса как никто другой знает, как сделать это. За шесть лет она пристроила больше 60 дворняг.
Волонтеры действуют по одной схеме. Первым делом, нужно забрать животное домой. Затем поискать прежних хозяев. И тут все средства хороши, даже объявления на столбах. Но в большом городе быстрее сработает публикация в специализированных группах в соцсетях. Найти их просто — достаточно ввести в поисковике фразу «Пропала собака». После этого нужно показать животное ветеринару. Это важно не только для здоровья самой собаки, но и приютившего ее человека. «Есть некоторые общие заболевания для человека и собак — гельминтные паразиты. Глисты, например, или блохи, — отметил ветеринар Михаил Шеляков. — На человеке они жить не будут, но покусают».
Кроме того, ветеринар может помочь с поисками дома потеряшки. В последние годы стало модно чипировать животных. Причем, даже беспородных. В это устройство записывают все данные о собаке. В том числе, контакты хозяев. Прочитать информацию можно только в зооклинике с помощью специального прибора.
Но если старые хозяева не найдены, нужно искать новых. Главное, чтобы о том, что пес ищет новых, узнало как можно больше людей. Собаку можно предложить друзьям, знакомым или создать пост в соцсетях. Кроме того, в больших городах существуют даже особые вечера встреч, куда приводят собак и приходят люди, которые хотят выбрать себе питомца.
«Есть возможность обратиться в благотворительные фонды, которые помогут с пиаром данной собаки, чтобы о ней узнало как можно больше народу. Так же проходят выставки пристройства собак», — рассказала Евгения Фадеева. Быстрее всего дом находят породистые и молодые собаки. А вот с дворнягами процесс может затянуться надолго. В квартире волонтера Виктории Павленко не первый год живут четыре собаки. Например, Принцессу не берут из-за врожденной болезни глаз, а Найда уже четыертый год не может найти хозяина из-за гиперактивности. Поэтому, если содержать и заботиться о найденыше самому возможности нет, лучше не заниматься пристройством вообще. Собака успеет привыкнуть к тому, кто о ней заботится. И потерю еще одного хозяина вряд ли легко переживет.
www.1tv.ru
КтоКогда
Назад Отправить открытку Скачать Пред. След. Отправить Скачать Пред. След. www.ktokogda.com
Pragueratter | Все права защищены © 2018 | Карта сайта
