======================================================================
и немного фоток
Собака-Помогака
Собака-всёУбирака
Собака - наКроватиСпака
Собака- дуракаВаляка
Собака-вАрмиюЗабирака
Собака-ротРаскрывака
Собака - ВсюВодуВыпивака
Собака - всехПоздравляка
Понравился наш сайт? Присоединяйтесь или подпишитесь (на почту будут приходить уведомления о новых темах) на наш канал в МирТесен!
2pricolisty.ru
КУСАКА
Рассказ
Леонид Андреев
Художник Лидия Виноградова
Для детей младшего школьного возраста.
Редактор К. К. Покровская. Художественный редактор М. В. Таирова. Технический редактор В. А. Преображенская. Тираж 300 тыс. экз. Издательство "Советская Россия". Москва. 1983 год.
Леонид Андреев (1871 - 1919) - один из талантливых и своеобразных русских писателей конца XIX - начала XX века. Его лучшие произведения отличаются реалистическим изображением жизни. А. М. Горький высоко ценил Л. Андреева, называя его "человеком редкого таланта и достаточно мужественным в своих поисках истины".
Леонид Николаевич Андреев — русский писатель. Представитель Серебряного века русской литературы.
Художник Лидия Виноградова. Иллюстрации к русским народным сказкам.
I
Она никому не принадлежала, у нее не было собственного имени, и никто не мог бы сказать, где находилась она всю долгую морозную зиму и чем кормилась. От теплых изб ее отгоняли дворовые собаки, такие же 
голодные, как и она, но гордые и сильные своею принадлежностью к дому; когда гонимая голодом и инстинктивною потребностью в общении, она показывалась на улице, - ребята бросали в нее камнями и палками, взрослые весело улюлюкали и страшно, пронзительно свистали. Не помня себя от страху, переметываясь со стороны на сторону, натыкаясь на загорожи и людей, она мчалась на край поселка и пряталась в глубине большого сада, в одном ей известном месте. Там она зализывала ушибы и раны и в одиночестве копила страх и злобу. Только один раз ее пожалели и приласкали. Это был пропойца-мужик, возвращавшийся из кабака. Он всех любил и всех жалел и что-то говорил себе под нос о добрых людях и своих надеждах на добрых людей; пожалел он и собаку, грязную и некрасивую, на которую случайно упал его пьяный и бесцельный взгляд. - Жучка! - позвал он ее именем, общим всем собакам. - Жучка! Пойди сюда, не бойся! Жучке очень хотелось подойти; она виляла хвостом, но не решалась. Мужик похлопал себя рукой по коленке и убедительно повторил: - Да пойди, дура! Ей-богу, не трону! Но, пока собака колебалась, все яростнее размахивая хвостом и маленькими шажками подвигаясь вперед, настроение пьяного человека изменилось. Он вспомнил все обиды, нанесенные ему добрыми людьми, почувствовал скуку и тупую злобу и, когда Жучка легла перед ним на спину, с размаху ткнул ее в бок носком тяжелого сапога. - У-у, мразь! Тоже лезет! Собака завизжала, больше от неожиданности и обиды, чем от боли, а мужик, шатаясь, побрел домой, где долго и больно бил жену и на кусочки изорвал новый платок, который на прошлой неделе купил ей в подарок.
С тех пор собака не доверяла людям, которые хотели ее приласкать, и, поджав хвост, убегала, а иногда со злобою набрасывалась на них и пыталась укусить, пока камнями и палкой не удавалось отогнать ее. На одну зиму она поселилась под террасой пустой дачи, у которой не было сторожа, и бескорыстно сторожила ее: выбегала по ночам на дорогу и лаяла до хрипоты. Уже улегшись на свое место, она все еще злобно ворчала, но сквозь злобу проглядывало некоторое довольство собой и даже гордость. Зимняя ночь тянулась долго-долго, и черные окна пустой дачи угрюмо глядели на обледеневший неподвижный сад. Иногда в них как-будто вспыхивал голубоватый огонек: то отражалась на стекле упавшая звезда или остророгий месяц посылал свой робкий луч.
II
Наступила весна, и тихая дача огласилась громким говором, скрипом колес и грузным топотом людей, переносящих тяжести. Приехали из города дачники, целая веселая ватага взрослых, подростков и детей, опьяненных воздухом, теплом и светом; кто-то кричал, кто-то пел, смеялся высоким женским голосом.
Первой, с кем познакомилась собака, была хорошенькая девушка в коричневом форменном платье, выбежавшая в сад. Жадно и нетерпеливо, желая охватить и сжать в своих объятиях все видимое, она посмотрела на ясное небо, на красноватые сучья вишен и быстро легла на траву, лицом к горячему солнцу. Потом так же внезапно вскочила и, обняв себя руками, целуя свежими устами весенний воздух, выразительно и серьезно сказала: - Вот весело-то! Сказала и быстро закружилась. И в ту же минуту беззвучно подкравшаяся собака яростно вцепилась зубами в раздувавшийся подол платья, рванула и так же беззвучно скрылась в густых кустах крыжовника и смородины. - Ай, злая собака! - убегая, крикнула девушка, и долго еще слышался ее взволнованный голос: - Мама, дети! Не ходите в сад: там собака! Огромная, злю-у-щая!.. Ночью собака подкралась к заснувшей даче и бесшумно улеглась на свое место под террасой. Пахло людьми, и в открытые окна приносились тихие звуки короткого дыхания. Люди спали, были беспомощны и не страшны, и собака ревниво сторожила их: спала одним глазом и при каждом шорохе вытягивала голову с двумя неподвижными огоньками фосфорически светящихся глаз. А тревожных звуков было много в чуткой весенней ночи: в траве шуршало что-то невидимое, маленькое и подбиралось к самому лоснящемуся носу собаки, хрустела прошлогодняя ветка под заснувшей птицей и на близком шоссе грохотала телега и скрипели нагруженные возы. И далеко окрест в неподвижном воздухе расстилался запах душистого, свежего дегтя и манил в светлеющую даль. Приехавшие дачники были очень добрыми людьми, а то, что они были далеко от города, дышали хорошим воздухом, видели вокруг себя все зеленым, голубым и беззлобным, делало их еще добрее. Теплом входило в них солнце и выходило смехом и расположением ко всему живущему. Сперва они хотели прогнать напугавшую их собаку и даже застрелить ее из револьвера, если не уберется; но потом привыкли к лаю по ночам и иногда по утрам вспоминали: - А где же наша Кусака?
И это новое имя "Кусака" так и осталось за ней. Случалось, что и днем замечали в кустах темное тело, бесследно пропадавшее при первом движении руки, бросавшей хлеб, - словно это был не хлеб, а камень, - и скоро все привыкли к Кусаке, называли ее "своей" собакой и шутили по поводу ее дикости и беспричинного страха. С каждым днем Кусака на один шаг уменьшала пространство, отделявшее ее от людей; присмотрелась к их лицам и усвоила их привычки: за полчаса до обеда уже стояла в кустах и ласково помаргивала. И та же гимназисточка Леля, забывшая обиду, окончательно ввела ее в счастливый круг отдыхающих и веселящихся людей.
- Кусачка, пойди ко мне! - звала она к себе. - Ну, хорошая, ну, милая, пойди! Сахару хочешь?.. Сахару тебе дам, хочешь? Ну, пойди же! Но Кусака не шла: боялась. И осторожно похлопывая себя руками и говоря так ласково, как это можно было при красивом голосе и красивом лице, Леля подвигалась к собаке и сама боялась: вдруг укусит. - Я тебя люблю, Кусачка, я тебя очень люблю. У тебя такой хорошенький носик и такие выразительные глазки. Ты не веришь мне, Кусачка? Брови Лели поднялись, и у самой был такой хорошенький носик и такие выразительные глаза, что солнце поступило умно, расцеловав горячо до красноты щек, все ее молоденькое, наивно-прелестное личико. И Кусачка второй раз в своей жизни перевернулась на спину и закрыла глаза, не зная, наверное, ударят ее или приласкают. Но ее приласкали. Маленькая, теплая рука прикоснулась нерешительно к шершавой голове и, словно это было знаком неотразимой власти, свободно и смело забегала по всему шерстистому телу, тормоша, лаская и щекоча. - Мама, дети! Глядите: я ласкаю Кусаку! - закричала Леля. Когда прибежали дети, шумные, звонкоголосые, быстрые и светлые, как капельки разбежавшейся ртути, Кусака замерла от страха и беспомощного ожидания: она знала, что, если теперь кто-нибудь ударит ее, она уже не в силах будет впиться в тело обидчика своими острыми зубами: у нее отняли ее непримиримую злобу. И когда все наперерыв стали ласкать ее, она долго еще вздрагивала при каждом прикосновении ласкающей руки, и ей больно было от непривычной ласки, словно от удара.
к содержанию
>>> (3-5 гл.)
lili-lilya2009.narod.ru
Previous Entry | Next Entry
01.
02.
03.
04.
05.
06.
07.
08.
09.
10.
11.
12.
13.
babkin-valentin.livejournal.com
Она была сама по себе. Даже без имени. Никто и близко не знал, где она пропадала всю эту долгую зиму и чем кормилась. К теплым избам ее не подпускали дворовые собаки, не менее голодные, чем она сама, но при этом сильные и гордые своею принадлежностью. Когда, гонимая жутким голодом или страшной потребностью в общении, она появлялась на улице, – ребята начинали бросать в нее камни и палки, а взрослые весело улюлюкали и ужасающе, пронзительно свистали. Забыв себя со страху, метясь из стороны на сторону, натыкаясь на людей, она помчалась на самый край поселка и спряталась в глубине огромного сада, в одном месте, известном только ей.В этом саду она зализывала раны и ушибы, восстанавливала силы, копила страх и злобу. За всю жизнь ее приласкали только один раз. Это был пьяница, возвращавшийся домой из кабака. Он всегда всех любил, всегда всех жалел, бурча себе под нос что-то неразборчивое о добрых людях, о том, что надеется на добрых людей. Пожалел он и эту собачонку, грязную, некрасивую. Его бесцельный, пьяный взгляд случайно упал на беднягу.- Жучка!- позвал он ее к себе именем, общим для всех собак.- Жучка! Ну иди сюда,не бойся!Жучке жутко хотелось подойти. Она дружелюбно виляла хвостом, но подойти все же не решалась.Мужик легонько похлопал себя ладонью по коленке и внушительно произнес:- Да пойди, дура! Ей-Богу, не трону!Собака колебалась, все сильнее размахивала хвостом, и несмелыми маленькими шажками приближалась к пьянице, его настроение уже изменилось. В его памяти всплыли все обиды, возникшие от добрых людей. Он почувствовал скуку, жуткую злобу и, когда Жучка все же подошла и легла перед ним на спину, со всего размаху пнул ее в бок носком сапога.- У-у, мразь! Тоже лезет!Собака взвизгнула не столько от боли, сколько от неожиданности и обиды, апьяница, шатаясь из стороны в сторону, побрел домой, где долго и сильно бил жену и на мелкие куски изорвал совершенно новый платок, который неделю назад купил ей же в качестве подарка.С того момента собака не доверяла вообще никому, особенно тем, которые ее подзывали чтобы приласкать. Собака, поджав хвост, тут же убегала, а иногда со страшной яростью набрасывалась на них и изо всех сил кусала, пока ее не начинали отгонять камнями и палкой. Одной зимой она жила под террасой пустой дачи. У дачи не было сторожа, и собака охраняла ее совершенно бескорыстно: выбегала каждую ночь на дорогу и лаяла до хрипоты. Вернувшись под террасу, она все еще продолжала злобно ворчать, но в этом ворчании помимо злобы чувствовалось, довольство собой, гордость. Зимние ночи тянулись долго-долго. Черные окна совершенно пустой дачи угрюмо смотрели на обледеневший сад. Иногда в этих окнах будто бы вспыхивал голубой огонек: то это было отражение упавшей звезды, то остророгий месяц робко посылал свой луч.
Пришла весна. Тихая дача огласилась громкими голосами, скрипомколес и мерзким топотом людей, несущих всякие тяжести. Это приехали городские дачники, целая веселая компания, состоящая из взрослых, детей и подростков, опьяненных чистым воздухом, теплом и светом. Кто-то громко кричал, кто-то просто пел, кто-то смеялся высоким женским голосом. Выбежавшая в сад хорошенькая девушка в форменном коричневом платье была первой, с кем познакомилась собака. Жадно и нетерпением желая обнять и прижать к себе все видимое, она устремила взгляд на ясное безоблачное небо, затем на красноватые вишневые сучья и тут же легла на траву, лицом к жарящему солнцу. Потом столь же внезапно поднялась и, обняв себя руками, целуя весенний свежий воздух, выразительно и серьезно произнесла:- Вот весело-то!Сказав это, она быстро закружилась. В ту же минуту тихонько подкравшаясясобака с яростью вцепилась зубами в подол платья, со всей силы его рванула и быстро, но так же тихо скрылась в густых кустах смородины и крыжовника.- Ааа! Там злая собака! – убегая из сада, кричала девушка. Еще долго слышался еевстревоженный голос: – Мама, дети! В сад не ходить: там огромная злая собака!
Глубокой ночью собака тихонько подкралась к даче и бесшумно улеглась под террасу на свое место. Пахло людьми, через открытые окна доносились тихие звукичьего-то дыхания. Дачники спали, были совершенно беспомощны и ни капельки не страшны. Собака ревниво их сторожила: спала только одним глазом, а при каждом шорохе просыпалась, вытягивала голову. Глаза светились так, что казалось, будто это два неподвижных огонька. Тревожных звуков было очень много чуткой весенней ночью: то в траве прошуршало что-то маленькое и постепенно подбиралось к самому носу собаки; то раздавался хруст прошлогодней ветки под уснувшей птицей, то на шоссе прогрохотала тележка со скрипящими возами.Приехавшие дачники оказались добрыми людьми, а то, что они находились далеко за пределами города, дышали свежим воздухом, любовались окружавшей их растительностью и голубым небом. Это их делало только еще добрее. Сначала они хотели куда подальше прогнать запугавшую их собаку и даже пристрелить ее из револьвера, если не убежит, но потом просто смирились с ночным лаем и иногда утром вспоминали:- А где же наша собака-кусака?
Это имя собака кусака так за ней и осталось. Бывало, что даже днем кто-то замечал в кустах темное тело, куда-то пропадавшее при первом же движении руки, бросавшей хлеб, – будто бы вместо хлеба бросали камень,- и в скором времени к собаке-кусаке все привыкли, называли ее “своей” собачкой и по-разному шутили касательно ее дикости и беспричинного страха. С каждым днем собака-кусака постепенно сокращала расстояние, отделявшее ее от дачников. Собака-кусака постепенно присмотрелась к их лицам, изучила их привычки: примерно за полчаса до обеда она уже сидела в кустах и ласково помаргивала. Наташа – та самая школьница, простившая обиду, окончательно ввела собаку-кусаку в свой счастливый круг отдыха и веселья.
- Собака-кусака, иди ко мне, не бойся!- звала Наташа к себе.- Иди ко мне, моя хорошая! Косточку хочешь? Хочешь, косточкой угощу? Ну, иди же, не бойся!Но собака-кусака все-таки не шла – боялась. Потихонечку, легонько похлопывая себя ладонью по ноге, говоря так ласково, насколько это было возможно с ее красивым голосом, Наташа подкрадывалась к собаке-кусаке, а сама боялась – вдруг она опять нападет.- Я люблю тебя, Собака-кусака, правда! У тебя такой миленький носик, такие красивые глазки! Иди скорей ко мне, я тебя не обижу!Брови Наташи поднялись, ведь у нее самой был такой миленький носик и такие красивые глаза. Солнце поступило мудро, горячо расцеловав, до красноты щек, ее молоденькое личико. И собака-кусака второй раз за всю свою жизнь опрокинулась на спину и закрыла глаза. Она не знала наверняка, ударят ее или все же погладят. Но ее все-таки приласкали. Маленькая, горячая рука нерешительно прикоснулась к шершавой голове, свободно и смело заскользила по всему шерстистому собачьему телу, лаская, тормоша и щекоча.- Мама! дети! Смотрите: я ласкаю нашу собаку-кусаку! – закричала Наташа.Тут же прибежали шумные звонкоголосые дети, быстрые и светлые, словнокапельки разбежавшейся ртути. Собака-кусака замерла от страха и ожидания чего-то плохого: она поняла, что, если на этот раз ее кто-нибудь ударит, она уже не сможет сцепиться своими острыми зубами в тело обидчика – у нее просто отобрали еенепримиримую злобу. А когда все стали гладить ее, она еще долговздрагивала от каждого прикосновения ласкающих рук. От непривычной ласки ей было больно, словно от удара.Всей своей собачьей душой расцвела собака-кусака. У нее появилось имя, на которое она отзывалась, на которое неслась из зеленого сада, она служила людям, которым принадлежала. Разве этого мало для собачьего счастья? По своей привычке она ела мало, но даже это значительно ее преобразило – когда-то безобразная длинная шерсть, ранее свисавшая рыжими, сухими комьями, стала ярко-черной, лоснящейся, словно атлас, а засохшая на брюхе грязь попросту исчезла. Никому теперь и в голову не приходило ее дразнить, бросить камнем, стукнуть палкой, когда она просто так выбегала к воротам и начинала важно осматривать улицу.Но такой гордой и независимой собака-кусака бывала исключительно наедине. Страх еще оставался, он еще не успел выпариться огнем ласк из ее собачьего сердца, поэтому каждый раз при появлении людей, при их приближении, собака-кусака по привычке ждала побоев. Еще долго всякая ласка была для нее полной неожиданностью, чудом, которого она долго не могла понять, на которое не знала как ответить. Собака-кусака вовсе не умела ласкаться. Другие собаки, к примеру, умеют вставать на задние лапки, могут тереться у ног, могут даже улыбаться, тем самым выражая свои чувства, но она этого не умела.Единственное, что могла сделать собака-кусака, это опрокинуться на спину, в страхе закрыть глаза и чуть-чуть взвизгнуть. Этого было мало, она не знала как выразить свой восторг, свою благодарность и любовь. Внезапно собака-кусака начала делать то, что, быть возможно, когда-то видела у других собак, но сама уже давным-давно забыла. Собака кусака начала нелепо кувыркаться, неуклюже прыгать и вертеться вокруг себя. Ее тело, всегда бывшее очень ловким и гибким, превращалось в неповоротливое, смешное и жалкое.- Мама, дети! Смотрите, наша собака кусака играет!- кричала Наташа и, заливисто смеясь, просила: – Еще, еще! Вот так! Молодец!Тут же все собирались и смеялись, а собака кусака вертелась, кувыркалась, падала. Никто в ее глазах не видел странной мольбы. Прежде на собаку улюлюкали и кричали, дабы увидеть ее страх и отчаяние. Теперь же ее нарочно ласкали, чтобы пробудить в ней прилив любви, проявляющийся в бесконечно смешных, нелепых и неуклюжих проявлениях. Не проходило ни одного часа, чтобы кто-нибудь из детей или подростков не кричал:- Собака кусака, милая, поиграй!И собака кусака начинала вертеться, кувыркаться, падать под несмолкаемый веселыйхохот. Ее всегда хвалили – и при ней, и за глаза. Жалели же только об одном – припосторонних людях, иногда приходивших в гости, она не хотела играть. Вместо этого собака кусака либо убегала в сад, либо пряталась под террасой.Постепенно собака кусака привыкла к тому, что больше не приходится заботиться о пище, так как в одно и то же время ей выносят покушать, потому уверенно и совершенно спокойно ложилась на свое любимое место под террасой и уже сама искала и просила ласки. Собака кусака потяжелела: стала редко бегать с дачи, а когда маленькие дети пытались позвать ее с собой в лес – виляла хвостом и тихонько исчезала. Однако по ночам ее сторожевой лай был все такой же громкий и бдительный.
Желтыми шагами пришла осень, частыми дождями плакало небо. Дачный поселок стал постепенно пустеть и умолкать.- Что же нам делать с собакой-кусакой?- в размышлениях спрашивала Наташа. Она сидела, обеими руками обхватив колени и печально глядя в окно, по которому катились блестящие капли дождя.- Наташа, что за поза? Кто так сидит? – сказала мать, а потом добавила:- А Собаку-кусаку все-таки придется оставить. Бог с ней!- Жа-а-лко,- протянула Наташа.- Ну что теперь? В городе у нас не дом, а квартира, а в комнатах, сама понимаешь, ее держать нельзя.- Все равно жалко, – повторила Наташа. По ее щеке потекла слеза.- Догаевы давно мне уже предлагали щеночка, – попыталась утешить дочку мама. – Говорят, породистый и уже служит. А эта просто дворняжка! Ты слышишь меня?- И все равно жалко,- повторила Наташа.Снова пришли какие-то люди. Заскрипели возы, застонали. Говора было меньше, смеха не было совсем. До смерти напуганная чужими людьми, предчувствуя беду, собака кусака ринулась на край сада, откуда, сквозь редкие кусты, неотступно смотрела на свой любимый уголок террасы и на сновавших по нему людей в красных рубахах.- Ты здесь, моя бедняжка, – сказала вышедшая Наташа. Она была ужеодета по-дорожному – в то самое коричневое платье, кусок которого оторваласобака кусака, и черную кофточку. – Пойдем со мной!Они вышли на шоссе. Дождь то усиливался, то утихал. Все пространство от почерневшей земли до самого неба было переполнено клубящимися, быстро плывущими облаками. Снизу было видно, что они были тяжелы и непроницаемы для солнечного света от насытившей их воды. А солнцу так скучно за этой плотной стеной. Впереди, неподалеку, находилась застава, а возле нее – трактир с красной железной крышей. Около трактира толпа людей дразнила местного деревенского Илюшу.- Дайте копеечку, – гнусаво протянул дурачок, а злые, насмешливыелюди наперебой отвечали ему:- А дрова колоть хочешь?И Илюша после таких слов грязно и цинично ругался, а они без всякого веселья хохотали.И вот, прорвался солнечный луч. Желтый и анемичный солнечный луч, словно солнце страдало какой-то неизлечимой болезнью. Шире и намного печальнее стала осенняя даль, окутанная туманом.- Скучно, собака кусака! – тихо проронила Наташа и, не оборачиваясь, пошла назад. И только добравшись до вокзала она вдруг вспомнила, что не попрощалась с собакой-кусакой.
Собака кусака еще долго металась по следам уехавших людей. Добежав до станции, промокшая, грязная, она вернулась на дачу. На даче собака кусака проделала еще один фокус, который еще никому не показывала: впервые взошла на террасу,приподнялась на задние лапы, посмотрела сквозь в стеклянную дверь, даже поскребланемного когтями. В комнатах было пусто, собаке-кусаке никто не ответил.Пошел дождь, отовсюду стал надвигаться ночной осенний мрак. Он быстро и глухо заполнил опустевшую дачу. Он бесшумно выползал из кустов. Он вместе с каплями дождя лился с черного неба. На террасе, с которой была ссажена парусина, отчего она выглядела очень обширной и пустой, свет еще долго боролся с тьмой, печально освещая следы грязных ног. Однако скоро он все же уступил.Наступила ночь.И когда уже не оставалось сомнений, что она все-таки наступила, собака кусака громко и жалобно завыла. Острой, звенящей, как отчаяние, нотой ворвался собачий вой в монотонный, угрюмый шум дождя. Собака кусака выла – настойчиво, ровно и безнадежно спокойно. Тому, кто этот вой слышал, показалось, что сама беспросветно-темная ночь стонет и рвется к свету, к яркому огню, к теплу, к любящему женскому сердцу.Собака кусака выла.
cyberzarabotok.biz
Pragueratter | Все права защищены © 2018 | Карта сайта
