Толстый пират Егор. Егор собака
Толстый пират Егор - Все интересное в искусстве и не только.
Собака Егор живет в коридоре. Никакого лакейства. Просто из коридора видно кухню. Кухня для Егора место сакральное. Потому что как всякая собака, родившаяся и пожившая на улице, Егор вожделеет еду. И жаден к ней безмерно. Метет все подряд. Когда был щенком, его какашки можно было запросто выдать за произведение провинциального авангардиста. Не многие творцы могли так талантливо сочетать нитки, носки, пуговицы, стикезы, монеты, пластмассу, клеенку, обои, побелку.
Но с возрастом, слава догу, Егор сконцентрировался на еде. Из коридора же видно кухню, где эта еда возникает. То есть Егор всегда на чеку. Сердцем он на кухне, а свои толстым телом – в коридоре. Толстым и вонючим телом.Да, Егор контросвежитель воздуха. Ему нечего делать в комнате. Тем более, что комната у нас одна. И в ней живу я. А собака, проведшая неделю на диване, превращает диван в одну большую собаку. Но это только между нами. Да, я порой называю Егора портянкой. Но как бы в шутку. Хотя на самом деле нет.
Всякая собака – это ритуал. Не зря к пенсионному удостоверению зачастую прилагается щенок. Чтобы вновь устаканить разболтавшуюся жизнь. Помимо выгула, у нас с Егором несколько ритуалов. Егор просит еду, когда я ем. Я не даю. Егор жует тапок, когда он не на мне – все тапки в доме давно стали резиновыми. Когда мы возвращаемся с прогулки, Егор дважды оббегает меня у двери подъезда, опутывая ноги поводком. Стреноживает. Пухлый охотник.
А еще Егор меня встречает. Не важно, с улицы я возвращаюсь или из комнаты. Иногда даже из ванной встречает. При виде возвращающегося меня Егор тут же начинает визжать. Это можно перевести как- Я ждал. Ждал-ждал. Ждал-ждал-ждал. Ждаааал.
После чего… Нет, не прыгает. Хотя ему кажется, что прыгает, это да. Но в его толстом случае прыжок был бы нарушением законов физики. Правильно будет сказать, что собака Егор становится на задние лапы, а затем падает.
Когда я говорю, что собака Егор – это поросенок в теле мопса, это не значит, что Егор - мопс. Просто мопс – это максимально близкое определение. Большая медведица тоже не медведица. Но медведица. А морская свинка так и вовсе и не свинка, и не морская. Вот и Егор не мопс, но мопс.- Бернский зенненхунд, - отшиваю я особо любопытных. Потому что это звучит.
В общем, если Егор и может сбить кого-то с ног своим «прыжком», то максимум гуся. Запеченного духовке.
Дальше будет страшно. Поэтому уберите от экранов самых впечатлительных членов семьи. Вне зависимости от пола.
Выхожу я как-то утром из комнаты в коридор, в котором живет Егор. Егор готовился к встрече. И почти встал на задние лапы. Радостный. Вот только вместо правого глаза у Егора какое-то кровавое месиво. Я весь сначала остыл. Потом пропотел. Потом закрыл дверь. Мысленно выкурил сигарету. В две затяжки. Снова открыл дверь – виляет хвостом, радостный, а вместо правого глаза…
- Предупредите водителя, что я с собакой. В сумке.Это обязательная фраза, если вызываешь такси в ветеринарку. Ибо лояльных к собакам пограничников и людей, отмотавших десяточку, а потому даже в шпице видящих лагерную овчарку, среди таксистов 50 на 50. И неизвестно, кого именно пришлет тебе в этот раз судьба-диспетчер.
Бережно запихиваю Егора в большой клетчатый баул, купленный специально для таких целей. Пока едем в такси, на Егора стараюсь не смотреть. Егор старается смотреть в окно.
- О, Егорку привезли.Ветеринар Аркадий помнит нас еще с той первой недели, когда я возил Егора на капельницы из Егермейстера. Да и после этого мы были частыми гостями. Пожилой, низенький, усатый, в стоптанных туфлях и практически полностью лысый. Будто за каждую спасенную собаку расплачивался шевелюрой. Ветеринар Аркадий похож на человека, который легко решает чужие проблемы, а вот со своими справляется не очень.
В клинике его можно застать даже среди ночи. Аркадия мне посоветовал сосед, чью собаку – немецкого поинтера Беню, ветеринар буквально вытащил с того света после отравления изониазидом. Видимо расплатившись за это целым клоком волос.
- Твою мать, - говорит ветеринар Аркадий, когда я достаю Егора из сумки.- Вуф-фуф, - говорит Егор.- Хрен его знает, что это, - говорю я.На то чтобы поставить Егору диагноз у ветеринара уходит двадцать секунд. На верхней челюсти, между щекой и десной, обнаруживается глубоко засевший обломок зубочистки. Аркадий аккуратно вытягивает его щипцами, после чего заправляет подвыпавший глаз на место. Вторая часть зубочистки видимо станет элементом инсталляции, которую Егор презентует на вечерней прогулке.
- Видеть будет. Ничего не задето. Но вы все-равно пару дней промывайте…- А может лучше повязку? Черную, - спрашиваю, рассчитываясь.- Может. Но лучше намордник. Чтоб лишний раз не ковырялся в зубах.Обратно в такси ехать повеселее. Отлегло. У нас на двоих снова 4 глаза. Правда, Егор, похоже, вообще не впечатлен своей эпизодической ролью пирата. Вождь толстокожих.
- Ану, посмотри на меня, - в сумку говорю.- Ты че, я за дорогой слежу, - таксист мне.- Жрешь всякое гавно, а потом катайся с тобой.- Да нормальная шаурма… Слышь, я тебя сейчас высажу.- Да я не вам. Я собаке. Его Егор зовут.- Вуф-фуф.©Максим Щербин
Нарисовала пиратствующего Егора Oksana Vaskiv-Kuku
tanjand.livejournal.com
Толстый пират Егор
Толстый пират ЕгорСобака Егор живет в коридоре. Никакого лакейства. Просто из коридора видно кухню. Кухня для Егора место сакральное. Потому что как всякая собака, родившаяся и пожившая на улице, Егор вожделеет еду. И жаден к ней безмерно. Метет все подряд.Когда был щенком, его какашки можно было запросто выдать за произведение провинциального авангардиста. Не многие творцы могли так талантливо сочетать нитки, носки, пуговицы, стикезы, монеты, пластмассу, клеенку, обои, побелку.
Но с возрастом, слава догу, Егор сконцентрировался на еде. Из коридора же видно кухню, где эта еда возникает. То есть Егор всегда на чеку. Сердцем он на кухне, а свои толстым телом – в коридоре. Толстым и вонючим телом.Да, Егор контросвежитель воздуха. Ему нечего делать в комнате. Тем более, что комната у нас одна. И в ней живу я. А собака, проведшая неделю на диване, превращает диван в одну большую собаку. Но это только между нами. Да, я порой называю Егора портянкой. Но как бы в шутку. Хотя на самом деле нет.
Всякая собака – это ритуал. Не зря к пенсионному удостоверению зачастую прилагается щенок. Чтобы вновь устаканить разболтавшуюся жизнь. Помимо выгула, у нас с Егором несколько ритуалов. Егор просит еду, когда я ем. Я не даю. Егор жует тапок, когда он не на мне – все тапки в доме давно стали резиновыми. Когда мы возвращаемся с прогулки, Егор дважды оббегает меня у двери подъезда, опутывая ноги поводком. Стреноживает. Пухлый охотник.
А еще Егор меня встречает. Не важно, с улицы я возвращаюсь или из комнаты. Иногда даже из ванной встречает. При виде возвращающегося меня Егор тут же начинает визжать. Это можно перевести как- Я ждал. Ждал-ждал. Ждал-ждал-ждал. Ждаааал.
После чего… Нет, не прыгает. Хотя ему кажется, что прыгает, это да. Но в его толстом случае прыжок был бы нарушением законов физики. Правильно будет сказать, что собака Егор становится на задние лапы, а затем падает.Когда я говорю, что собака Егор – это поросенок в теле мопса, это не значит, что Егор - мопс. Просто мопс – это максимально близкое определение. Большая медведица тоже не медведица. Но медведица. А морская свинка так и вовсе и не свинка, и не морская. Вот и Егор не мопс, но мопс.- Бернский зенненхунд, - отшиваю я особо любопытных. Потому что это звучит.
В общем, если Егор и может сбить кого-то с ног своим «прыжком», то максимум гуся. Запеченного духовке.
Дальше будет страшно. Поэтому уберите от экранов самых впечатлительных членов семьи. Вне зависимости от пола.
Выхожу я как-то утром из комнаты в коридор, в котором живет Егор. Егор готовился к встрече. И почти встал на задние лапы. Радостный. Вот только вместо правого глаза у Егора какое-то кровавое месиво. Я весь сначала остыл. Потом пропотел. Потом закрыл дверь. Мысленно выкурил сигарету. В две затяжки. Снова открыл дверь – виляет хвостом, радостный, а вместо правого глаза…
- Предупредите водителя, что я с собакой. В сумке.Это обязательная фраза, если вызываешь такси в ветеринарку. Ибо лояльных к собакам пограничников и людей, отмотавших десяточку, а потому даже в шпице видящих лагерную овчарку, среди таксистов 50 на 50. И неизвестно, кого именно пришлет тебе в этот раз судьба-диспетчер.
Бережно запихиваю Егора в большой клетчатый баул, купленный специально для таких целей. Пока едем в такси, на Егора стараюсь не смотреть. Егор старается смотреть в окно.
- О, Егорку привезли.Ветеринар Аркадий помнит нас еще с той первой недели, когда я возил Егора на капельницы из Егермейстера. Да и после этого мы были частыми гостями. Пожилой, низенький, усатый, в стоптанных туфлях и практически полностью лысый. Будто за каждую спасенную собаку расплачивался шевелюрой. Ветеринар Аркадий похож на человека, который легко решает чужие проблемы, а вот со своими справляется не очень.
В клинике его можно застать даже среди ночи. Аркадия мне посоветовал сосед, чью собаку – немецкого поинтера Беню, ветеринар буквально вытащил с того света после отравления изониазидом. Видимо расплатившись за это целым клоком волос.
- Твою мать, - говорит ветеринар Аркадий, когда я достаю Егора из сумки.- Вуф-фуф, - говорит Егор.- Хрен его знает, что это, - говорю я.На то чтобы поставить Егору диагноз у ветеринара уходит двадцать секунд. На верхней челюсти, между щекой и десной, обнаруживается глубоко засевший обломок зубочистки. Аркадий аккуратно вытягивает его щипцами, после чего заправляет подвыпавший глаз на место. Вторая часть зубочистки видимо станет элементом инсталляции, которую Егор презентует на вечерней прогулке.
- Видеть будет. Ничего не задето. Но вы все-равно пару дней промывайте…- А может лучше повязку? Черную, - спрашиваю, рассчитываясь.- Может. Но лучше намордник. Чтоб лишний раз не ковырялся в зубах.Обратно в такси ехать повеселее. Отлегло. У нас на двоих снова 4 глаза. Правда, Егор, похоже, вообще не впечатлен своей эпизодической ролью пирата. Вождь толстокожих.
- Ану, посмотри на меня, - в сумку говорю.- Ты че, я за дорогой слежу, - таксист мне.- Жрешь всякое гавно, а потом катайся с тобой.- Да нормальная шаурма… Слышь, я тебя сейчас высажу.- Да я не вам. Я собаке. Его Егор зовут.- Вуф-фуф.
© Максим Щербин
everything.kz
Толстый пират Егор история вторая Собака Егор живет в коридоре. Никакого лакейства. Просто из коридора видно кухню. Кухня для Егора место сакральное....
Толстый пират Егористория вторая Собака Егор живет в коридоре. Никакого лакейства. Просто из коридора видно кухню. Кухня для Егора место сакральное. Потому что как всякая собака, родившаяся и пожившая на улице, Егор вожделеет еду. И жаден к ней безмерно. Метет все подряд. Когда был щенком, его какашки можно было запросто выдать за произведение провинциального авангардиста. Не многие творцы могли так талантливо сочетать нитки, носки, пуговицы, стикезы, монеты, пластмассу, клеенку, обои, побелку.
Но с возрастом, слава догу, Егор сконцентрировался на еде. Из коридора же видно кухню, где эта еда возникает. То есть Егор всегда на чеку. Сердцем он на кухне, а свои толстым телом – в коридоре. Толстым и вонючим телом. Да, Егор контросвежитель воздуха. Ему нечего делать в комнате. Тем более, что комната у нас одна. И в ней живу я. А собака, проведшая неделю на диване, превращает диван в одну большую собаку. Но это только между нами. Да, я порой называю Егора портянкой. Но как бы в шутку. Хотя на самом деле нет.
Всякая собака – это ритуал. Не зря к пенсионному удостоверению зачастую прилагается щенок. Чтобы вновь устаканить разболтавшуюся жизнь. Помимо выгула, у нас с Егором несколько ритуалов. Егор просит еду, когда я ем. Я не даю. Егор жует тапок, когда он не на мне – все тапки в доме давно стали резиновыми. Когда мы возвращаемся с прогулки, Егор дважды оббегает меня у двери подъезда, опутывая ноги поводком. Стреноживает. Пухлый охотник.
А еще Егор меня встречает. Не важно, с улицы я возвращаюсь или из комнаты. Иногда даже из ванной встречает. При виде возвращающегося меня Егор тут же начинает визжать. Это можно перевести как - Я ждал. Ждал-ждал. Ждал-ждал-ждал. Ждаааал.
После чего… Нет, не прыгает. Хотя ему кажется, что прыгает, это да. Но в его толстом случае прыжок был бы нарушением законов физики. Правильно будет сказать, что собака Егор становится на задние лапы, а затем падает.
Когда я говорю, что собака Егор – это поросенок в теле мопса, это не значит, что Егор - мопс. Просто мопс – это максимально близкое определение. Большая медведица тоже не медведица. Но медведица. А морская свинка так и вовсе и не свинка, и не морская. Вот и Егор не мопс, но мопс. - Бернский зенненхунд, - отшиваю я особо любопытных. Потому что это звучит.
В общем, если Егор и может сбить кого-то с ног своим «прыжком», то максимум гуся. Запеченного духовке.
Дальше будет страшно. Поэтому уберите от экранов самых впечатлительных членов семьи. Вне зависимости от пола.
Выхожу я как-то утром из комнаты в коридор, в котором живет Егор. Егор готовился к встрече. И почти встал на задние лапы. Радостный. Вот только вместо правого глаза у Егора какое-то кровавое месиво. Я весь сначала остыл. Потом пропотел. Потом закрыл дверь. Мысленно выкурил сигарету. В две затяжки. Снова открыл дверь – виляет хвостом, радостный, а вместо правого глаза…
- Предупредите водителя, что я с собакой. В сумке. Это обязательная фраза, если вызываешь такси в ветеринарку. Ибо лояльных к собакам пограничников и людей, отмотавших десяточку, а потому даже в шпице видящих лагерную овчарку, среди таксистов 50 на 50. И неизвестно, кого именно пришлет тебе в этот раз судьба-диспетчер.
Бережно запихиваю Егора в большой клетчатый баул, купленный специально для таких целей. Пока едем в такси, на Егора стараюсь не смотреть. Егор старается смотреть в окно.
- О, Егорку привезли. Ветеринар Аркадий помнит нас еще с той первой недели, когда я возил Егора на капельницы из Егермейстера. Да и после этого мы были частыми гостями. Пожилой, низенький, усатый, в стоптанных туфлях и практически полностью лысый. Будто за каждую спасенную собаку расплачивался шевелюрой. Ветеринар Аркадий похож на человека, который легко решает чужие проблемы, а вот со своими справляется не очень.
В клинике его можно застать даже среди ночи. Аркадия мне посоветовал сосед, чью собаку – немецкого поинтера Беню, ветеринар буквально вытащил с того света после отравления изониазидом. Видимо расплатившись за это целым клоком волос.
- Твою мать, - говорит ветеринар Аркадий, когда я достаю Егора из сумки. - Вуф-фуф, - говорит Егор. - Хрен его знает, что это, - говорю я. На то чтобы поставить Егору диагноз у ветеринара уходит двадцать секунд. На верхней челюсти, между щекой и десной, обнаруживается глубоко засевший обломок зубочистки. Аркадий аккуратно вытягивает его щипцами, после чего заправляет подвыпавший глаз на место. Вторая часть зубочистки видимо станет элементом инсталляции, которую Егор презентует на вечерней прогулке.
- Видеть будет. Ничего не задето. Но вы все-равно пару дней промывайте… - А может лучше повязку? Черную, - спрашиваю, рассчитываясь. - Может. Но лучше намордник. Чтоб лишний раз не ковырялся в зубах. Обратно в такси ехать повеселее. Отлегло. У нас на двоих снова 4 глаза. Правда, Егор, похоже, вообще не впечатлен своей эпизодической ролью пирата. Вождь толстокожих.
- Ану, посмотри на меня, - в сумку говорю. - Ты че, я за дорогой слежу, - таксист мне. - Жрешь всякое гавно, а потом катайся с тобой. - Да нормальная шаурма… Слышь, я тебя сейчас высажу. - Да я не вам. Я собаке. Его Егор зовут. - Вуф-фуф.
©Максим Щербин Нарисовала пиратствующего Егора Oksana Vaskiv-Kuku
barbara.mobi
Егор Куликов - Собака-Собака и Его Величество Кот
Собака-Собака и Его Величество Кот
Егор Юрьевич Куликов
Дизайнер обложки Мария Бангерт
© Егор Юрьевич Куликов, 2017
© Мария Бангерт, дизайн обложки, 2017
ISBN 978-5-4485-1792-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
О том, как трое суток без сна привели к ряду странных обстоятельств
– Сколько уже?
– Вроде бы четверо. Или нет! Трое, – поправился Максим.
– Ого. Тебе привидения ещё не мерещатся? – усмехнулся Димка.
– Ты на него взгляни. Он сам как привидение, – подметил Саня.
Максим налил в кружку воды из кулера и, не говоря ни слова, посмотрел в зеркало. Кожа бледная с сероватым оттенком. Щёки ввалились, а вокруг глаз огромные круги, с такими же огромными мешками. Белки как разорванные вишни – красные, с яркими извилинами лопнувших капилляров.
– Странно, но я себя неплохо чувствую, – вопреки своему виду сказал Макс.
– Может, это второе дыхание?
– Скорее третье. Ведь третьи сутки?
– Да, третьи, – после некоторого молчания ответил Максим.
– И что, никак?
– Никак.
– А может, ему к врачу, – предложил Дима, говоря так, словно Макса нет рядом.
– Не хочу к врачу, – недовольно подал голос Максим.
– Возьми тогда отгул.
– Тоже не хочу.
Рабочий день подходил к концу, и скучающие коллеги не нашли ничего лучше, кроме как обсудить данную проблему. Они подбивали Максима обратиться в больницу, выпить снотворное, взять отгул и как-то попытаться уснуть. Хотя стоит заметить, что не все в офисе верили, будто бы он не спит уже третьи сутки. Доля сомнения всё-таки была на лицах коллег. Но так как обсуждать недосып намного приятнее, чем ничего не делать или, того хуже, работать, то они с удовольствием обсасывали эту тему.
Максим вернулся домой и сразу налил себе чашку чая. Только в этот раз чай был не угольно-чёрным, а лёгким зелёным. Он где-то читал, что чёрный чай бодрит лучше кофе, а зелёный успокаивает. Хотя чего только в интернете не пишут. Может, всё наоборот.
«Но если уж не подействует чай, – подумал он, – то моё самовнушение о пользе чая обязательно должно подействовать».
Щёлкнул пульт, и тихая квартира превратилась в шумную индийскую прачечную.
Репортёр стоял по колено в воде и колотил чью-то грязную простынь о гладкие камни. Он неумело орудовал бельём, одновременно пытаясь стирать и докричаться до телезрителя.
Второй канал – новости… третий канал – больные шоу для больных… четвёртый – снова шоу… пятый, шестой, седьмой – везде бред.
Максим выключил звук, оставив лишь изображение того самого репортёра с бельём.
Ему хотелось спокойствия и тишины. Он весь день мечтал о том, чтобы вернуться в квартиру. Закрыться на все замки. Задёрнуть шторы и просто лечь на диван. Без мыслей. Без дел. Ничего. Только тишина и спокойствие.
Он действительно прилёг на диван и поставил неподалёку чашку чая.
Максим закрыл глаза и попытался успокоиться. Мозг же отчаянно сопротивлялся и выдавал тысячу мыслей в секунду, которые носились в голове, как пчёлы в растревоженном улье.
Ему даже показалось, что он уснул. Но нет – это была галлюцинация. Огромное дерево, сквозь листву которого волшебно проникает свет. Капли огненными искрами падают на землю, а под деревом, на стуле с шахматным столиком возле него, сидит старик в потёртом клетчатом пиджаке и в чёрном берёте. Стул противника занимает огненно-рыжий кот. Рядом стоит Нина… Нина?
Максим открыл глаза, но даже сквозь пелену реальности продолжал видеть дерево, старика и капли искрами.
Встав с дивана, он ощутил ноющую боль в мышцах. Словно ноги сами толкали его на прогулку. Он чувствовал, как судорога бегает по икрам, и очаги острой боли распространяются всё выше и выше по телу. Боль отпускает лишь тогда, когда он наворачивает круги по комнате.
Не в силах больше сопротивляться, Максим накинул солнечные очки, чтобы свет, который за последние два дня стал неестественно ярким, не так бил по глазам.
Южная сторона горизонта темнела от надвигающихся туч. Но синоптики обещали, что дождя не будет.
Им, как и интернету, лучше не верить.
Максим прихватил зонт. Длинный зонт, который легко можно использовать как трость, а иной раз и как орудие самообороны.
Дождь действительно пошёл.
Он застал Максима в парке, когда тот бродил среди деревьев.
Первые порывы ветра разметали прохожих, как сухие листья.
Буквально пять минут назад в парке было не протолкнуться и по узким дорожкам приходилось даже спешить как на шумном городском проспекте. Макс каждый раз хмурился и недовольно бубнил под нос, когда прохожие шли не своим шагом. Несколько раз он недовольно прикрикивал на таких:
– Если хочешь обогнать, чеши по обочине! – нервно выкидывал он. – Я тут прогуливаюсь.
– Псих! – слышал он в ответ.
– Как ты меня назвал? – дерзко спрашивал Макс и крепче сжимал зонт.
Но прохожий уже скрывался далеко впереди.
– Это вам не метро. Это парк. Здесь каждый гуляет своим шагом, – в никуда говорил он.
Его раздражал тот факт, что люди даже в парке продолжают вести себя так, словно у них есть всего десять минут, чтобы обойти тут всё вдоль и поперёк. То ли дело обычная прогулка: захотел – остановился, захотел – присел на корточки и разглядывай упавший листик.
Внутри Максим страстно желал, чтобы люди исчезли из парка. И сильный порывистый ветер помог ему в этом.
Дождь ещё не начался, но тучи опустились и уже касались вершин сосен. Ветер бросал на землю иголки, жёлтые листья и сухие ветви. Деревья красиво качались в такт, как танцовщицы на репетиции.
Максим сбавил шаг, настроил, как ему показалось, свой собственный ритм, и в таком темпе углубился в парк.
Через несколько минут, как и должно было быть, хотя синоптики утверждали обратное, пошёл дождь. Вначале лёгкий и редкий, но с каждой минутой капли увеличивались. Спустя десять минут казалось, что не капли из туч падают на землю, а сами тучи, полные до краёв воды, рухнули на деревья и порвались, как дешёвый пакет о гвозди.
Широкий зонт отлично спасал от капель, но брызги то и дело оказывались на белых кроссовках.
Дождь сошёл на нет так же быстро, как и начался, оставив после себя мелкие капли и яркое солнце. Лучи просачивались сквозь завесу зелени и приятно грели бледную кожу Макса. Мелкие капли больше не мешали, и он свернул зонт, продолжая использовать его как трость.
Максим зашёл уже слишком далеко. Даже асфальтированная дорога осталась позади, уступив место мягкой, усыпанной хвойными иголками тропинке.
Парк ведь не очень большой, и, в каком направлении ни пойдёшь, всё равно окажешься среди людей. Но Макс согласен был увеличить этот парк до вселенских размеров, лишь бы не встречать людей.
На его счастье, всех людей смыл недавний дождь. Да и парк оказался намного большим, чем мог показаться.
Он блуждал по мягкому ковру из хвои, но среди деревьев не было и просвета пустоты. Огромные стволы, больше похожие на стройных и непоколебимых солдат, закрывали обзор.
Шальная мысль проскочила: а что если заблудился?
Нет. Впереди показался просвет.
Максим замер на секунду, словно испугался, что там окажутся люди. А с людьми он сейчас хотел встречаться меньше всего.
Но любопытство заставило его пойти в сторону света. Всего лишь проверить, там ли выход из этого нескончаемого парка. Высунуться, убедиться и сразу нырнуть обратно в стволы, ветки и зелень.
Всего одним глазком, словно актёр перед выступлением: выглянуть за кулисы, осмотреть собравшуюся публику и нырнуть обратно.
Просвет увеличивался и приближался.
Когда Максим увидел поляну, то не стал прятаться. Потому что это была всего лишь поляна, а не выход в цивилизацию. Он сделал шаг на открытую местность. Осмотрелся.
В центре поляны стояло большое дерево, листья которого искрами роняют капли. А на лучах солнца, пробивающихся сквозь пышную листву, приятно играет водная пыль.
Максим не был силён в ботанике, и первое дерево, что ему пришло на ум, – дуб.
Его не удивила красота и возраст могучего дерева. Его даже не удивило то, что дерево из его галлюцинации уж больно похоже на это. И, естественно, его не удивил, тот факт, что под деревом кто-то сидит.
Просто давно не отдыхавший мозг выдал первую идею, за которую Максим и вцепился: дерево – это дуб.
А может быть, и нет.
Но не берёза.
Точно не берёза.
Скорее всего, дуб…
Или клён.
А может быть, ясень?
Словно очнувшись от внутреннего бреда, Макс продолжил наблюдение.
Под деревом сидел одинокий старик в чёрном берёте с петелькой. Точно в таком же большинство художников стоят на улицах и рисуют шаржи. Его серый клетчатый пиджак повидал многое, но дедушка явно следил за вещами, и пиджак смотрелся довольно-таки хорошо. Старик сидел на стуле спиной к дереву, и на маленьком столике перед ним была шахматная доска.
www.libfox.ru